Страница 16 из 17
– Не открывайте эту дверь, – прошипела миссис Фаринджер и, развернувшись на пятках, гордо проследовала к лестнице.
– Завтра же мы уедем! – зачем-то крикнул я ей вслед.
Она остановилась на мгновение, словно уперлась в невидимый барьер. Я подумал, что сейчас она обернется и скажет мне что-то в ответ. Но она молча возобновила шаг.
– Ларри! – в этот момент послышался слабый голос Алисии. – Ларри!
– Я здесь, дорогая, – на ходу отозвался я и, тут же забыв о миссис Фаринджер, проскочил в нашу комнатку. Алисия стояла у окна спиной ко мне.
– Что случилось? С кем ты разговаривал в коридоре?
– С хозяйкой таверны миссис Фаринджер. Она сказала, что мистер Бломб… э… съехал этим утром, – соврал я. Хватит с Алисии этих жутких событий здесь.
– Как жаль. Из постояльцев остались только мы, Ларри?
– И еще один парень из комнаты, тот, что не выходит, – кивнул я. – Как ты? Тебе полегче? – я взглянул на поднос с тарелкой. Еда была почти не тронута.
– Да. Но стоит мне подумать о Рогзи… – Алисия вновь всплакнула.
– Тодд обещал отвезти нас завтра в город, милая, – сказал я, спотыкаясь на словах, потому как не был полностью уверен, что Тодд действительно сделает это. – Еще одна ночь в таверне, и мы оставим это место. Тодд передаст мою записку Джиму, когда тот вернется.
– Хорошо. Ларри, давай немного прогуляемся по тракту. Дождливая морось закончилась…
Почти до самой темноты мы бродили с Алисией среди тумана по дороге взад-вперед. Она ни на минуту не отпускала мою руку, прильнув ко мне своими кудряшками. Мы говорили не много. В основном вдыхали свежесть ветра и слушали звуки природы. Когда начало смеркаться, а туман сгустился еще больше, мы вернулись в таверну.
Мы ужинали за самым дальним столом. Мясо в этот раз было сильно пересолено, и я попросил у Тодда еще раз наполнить водой пару опустевших стаканов для меня и Алисии, но жаловаться на стряпню не стал. Слишком дешево нам обходилась кормежка и проживание в этой дыре. Дешево? А Рогзи? Я сморщился, словно всю мою челюсть свела дикая зубная боль. Я поднял взгляд на Алисию, поглощающую свой ужин с нахлынувшим после переживаний аппетитом. Такая близкая, такая родная, моя. Я оглядел ее усталое лицо, до боли знакомые зеленые глаза, глядящие в тарелку, завитки растрепанных волос. Она – единственный яркий луч света здесь, что затмевал своим теплом любую свечу с жарким огоньком на конце фитиля, коих горело в таверне огромное множество.
Любуясь, как в первый раз, Алисией, я старался не замечать семью Тодда, которые в этот вечер вдруг решили составить нам компанию, усевшись за стол на другом конце зала и не дожидаясь, пока мы закончим с едой. Идущие против внутренних правил – не садиться за стол вместе с постояльцами. Я ощущал спиной их молчаливые взгляды. А еще приходилось слушать их тихое чавканье. Вот уж не подумал бы, что такая грациозная лань, как Майя, станет проявлять напоказ черты отвратительного воспитания. Ладно, Тодд! Но она…
С каждой минутой я испытывал все большее отвращение от нахождения здесь рядом с ними, но не торопил Алисию с ужином. Я не понимал, как она могла сохранять умиротворенное спокойствие. Да, я знал, что Алисия всегда была скромна и никогда бы не показала своего недовольства в отношении другого. Наверное, она просто научилась не обращать внимания на раздражающие слух факторы, чему не смог научиться я. Меня так и подмывало запустить в хозяев глиняные тарелки, что с треском разобьют их надменные, безразличные ко всему случившемуся физиономии.
Процедив сквозь зубы «доброй ночи», я взял Алисию за теплую ладонь, и мы поднялись к себе, не ведая о том, что надвигающаяся ночь станет для нас испытанием, сущим кошмаром…
Должно быть я проснулся глубоко за полночь. Мне показалось, что внизу стукнула дверь. За окном было темно, если не считать блеклых пятен на земле от тусклого лунного сияния, пытающегося пробить насквозь воздушную серую пелену. Мне хотелось пить.
Стараясь не разбудить Алисию, я накинул на себя штаны и халат и вышел в коридор, освещенный парой свеч под стеклянными колбами, что висели на стене. В таверне было тихо, и пусть так бы и оставалось. Я не хотел будить Тодда из-за пустяка.
Спустившись вниз, я взял одну свечу из множества горящих. Ту, что была в подсвечнике. И вошел в кухню. Это было небольшое помещение с угольной печью и двумя столами, заляпанными темными пятнами. На стенах висели деревянные шкафчики, в которых, наверняка, хранилась посуда или специи. На одном из столов были разложены столовые приборы, ножи и тесаки для нарезания и рубки мяса и овощей. У стола на полу примостилась деревянная глубокая тара, набитая чем-то склизким и бесформенным. Я заметил несколько мух, ползающих там. Кажется, это были мясные отходы. У меня подкатил комок к горлу от отвращения. Я отвернулся в другую сторону и посмотрел под ноги. В двух шагах в дощатом полу виднелась откидная крышка люка с прорезью для руки вместо ручки. Скорее всего там хранился уголь для печи.
Я еще раз огляделся вокруг и увидел на невысокой тумбе в углу пару ведер и кувшин. Стараясь не шуметь, я заглянул во все три емкости. Везде была налита прозрачная питьевая вода. На всякий случай я втянул воздух носом. Ничем не пахло. Точно вода.
Я поставил на стол подсвечник и раскрывал створки шкафчиков до тех пор, пока не обнаружил среди всяких баночек и аккуратно уложенных тарелок стаканы. Затем налил в один из них из кувшина и жадно выпил воду до дна. Постоял пару мгновений, чувствуя, как приятная прохлада разливается у меня в желудке, и наполнил еще раз стакан до половины. Снова выпил.
После того, как я утолил жажду, меня ждала очень серьезная неприятность. Я взял в руки подсвечник, но мягкая, тающая от огня восковая свеча просто выпала из гнезда. И не куда-нибудь, а прямо в прорезь люка! Я остался почти без света, лишь в проем двери попадало тусклое сияние других свеч из большого зала.
– Не-ет! – зашипел я в полумрак кухни, предчувствуя страшные последствия своей неловкости.
В полном отчаянии я схватился за крышку и со скрипом дернул на себя. К черту тишину! Если уголь внизу вспыхнет – от таверны не останется ничего. Лишь обугленный остов. Внизу я видел крошечный огонек от горящей свечи. Господи, так далеко? Я сунул руку в проем. Рука нащупала широкую деревянную ступень. Стало быть, лестница, ведущая вниз. Сидя на полу, я опустил во тьму ноги. Стопы уперлись в следующую ступень. И еще раз. Осторожно, шаг за шагом я погружался в подвал, опасаясь ступить мимо опоры. А огонек внизу все блестел и даже не думал расти. Во мне закопошилась надежда, что уголь лежит где-то дальше, и таверне пожар не грозит. Еще шаг вниз…
И вот, когда моя голова оказалась на одном уровне с полом, я вдруг услышал тихий шорох позади себя. Словно где-то под одним из столов заскреблись мыши. Я уже хотел повернуться лицом к источнику шума, когда раздался громкий, пугающий топот чьих-то ног совсем близко. И этот кто-то с силой захлопнул надо мной деревянную крышку, ударив меня ею по голове. Огонек от свечи тут же пропал, а я падал вниз по лестнице без сознания.
Прошло около получаса, прежде чем я очнулся. О времени моего забытья свидетельствовал остаток свечи, все еще горящий. Я сразу вспомнил, что произошло, и у меня внутри похолодело. А еще я боялся того, что, падая, я мог сломать себе руки или ноги. Я осторожно, конечность за конечностью стал проверять их целостность, вращая стопами и кистями, сгибая и разгибая колени и локти. Мне повезло. Я обнаружил лишь пару ушибов на своем теле. Они отозвались ноющей болью в бедре и боку под ребрами, когда я попытался встать. Я поднял свечу. Восковое тельце было теплым, и на кожу пальцев брызнул горячий парафин. Я стерпел легкий ожог и поднял свечу повыше над головой, осматривая подвал. К моему удивлению, я находился у подножия лестницы, упирающейся в стену. С другой стороны, прямо перед моим носом была еще одна дверь во весь рост. Странный подвал. Я толкнул от себя дверь и меня чуть не стошнило. Такого тошнотворного запаха я не чувствовал никогда в жизни. Глаза от резкой вони заслезились, и огонек от свечки заплясал расплывчатым желтым пятном. Я промокнул намокшие веки кулаком и натянул воротник халата себе на нижнюю половину лица. Стало легче дышать. Я сделал шаг вперед и ударился обо что-то твердое ногой. Я взглянул вниз и тут же одернул воротник. Меня вырвало прямо на обглоданный кем-то, давным-давно разложившийся труп, лежащий у моих ног. Это был мужчина без руки и обеих ног. Там, откуда у него были вырваны внутренности, сейчас зияла гнилая дыра, внутри которой поблескивал желтизной оголенный позвоночник. На оставшейся руке не хватало мяса на предплечье. Ввалившиеся веки были плотно затворены, на выдающейся вперед челюсти отсутствовали губы от подбородка до самого носа. На обтянутой сухой кожей черепушке клочьями торчали темные волосы.