Воскрешение. Павел Первый

– На колени! Цареубийцы, холопы. На колени, твари безмозглые, мать вашу! – ору благим матом.

А ничего так голосок у Павлика Первого, без визга, можно сказать командный голос. Участники заговора растеряны, приседая встают на колени, кроме генерала Беннигсена. Подскакиваю к нему и со всей дури бью набалдашником рукояти пистоля по темени, при этом замечаю, что генерал будет повыше меня.

– Свят, свят, свят. Покойник ожил, – твердит испуганно Скарятин, продолжая неистово креститься.

После моего удара генерал рухнул на колени, опираясь руками в пол, но сознание не потерял. Хм, однако крепкая у него кость на голове.

– Всем лечь на живот! Я сказал на живот, твари! Руки на затылок, – вновь ору во всю глотку, но крик срывается на хрип, при этом жутко саднит горло.

Для острастки бью Платона Зубова шпагой по голове, только плашмя, чтобы не убить заранее. На этот раз мою команду выполняют беспрекословно. Шлёпаю Скарятина по упругой заднице клинком, чтобы привлечь его внимание.

– Ты, пёс, встать! Вяжи им руки за спиной, их поясами вяжи, да покрепче, – приказываю поручику3, при этом ещё раз шлёпаю по заду, не сдерживая силы удара.

Скарятин выполняет моё приказание. По моей команде ложится на живот, и я связываю ему руки, также за спиной. Проверяю прочность узлов у всех связанных. Генерал Беннигсен пытается меня пнуть ногой. Ах ты, сука. Хотел пнуть его по голове, но вовремя вспомнил, что я босой, а череп у генерала крепкий, что показала проверка удара пистолетом. Приноравливаюсь и шлёпаю со всей дури шпагой по дряблой заднице генерала. Его зад обтянут лосинами, штаны такие носят в этом времени. Почти как у балеруна. Ну что за одежда? Шлепок получается знатный, но генерал терпит. Ага. Кто тут у нас в героя решил поиграть? Размахиваюсь и со всей пролетарской, точнее царской, решимостью шлёпаю по заду генерала несколько раз. Эх! Шлёп, шлёп. Прямо душа запела, словно бальзамом смазали. А генерал заскулил. На всякий случай врезал ещё разок, хорошо шпага плашмя прилипает. Ярость немного погасил. Ну вот теперь можно и осмотреться. В первую очередь, поднимаю бутылку с пола, там кое-что осталось. Промочить горло не помешает. Ух, ты! Здесь коньяк, причём вполне приличный! Допиваю остатки коньяка прямо из горлышка, ставлю бутылку со стуком на стол. По пищеводу прокатилось тепло и упало в желудок. Чувствую мне полегчало, осматриваюсь. Во-первых, мне нужна одежда, а то хожу в бабьей сорочке и босиком. Ага, рядом с кроватью что-то висит на плечиках. Подхожу и осматриваю. Белые штаны, рубашка с кружевами на рукавах и вороте. Сбрасываю ночную сорочку и одеваю штаны. Чёрт. Да они всего до колена и пуговки внизу какие-то. Что за мода странная? Одеваю рубашку. Что тут у нас ещё есть? Гольфы, а рядом сапоги стоят. Вот только какие-то большие, кажется ботфортами называются. В моём мире такие только бабы носят. Ну да ладно, не будем привередничать. Теперь мне нужны портянки. Глянул на сапоги, они какие-то одинаковые. В этом времени похоже не шьют на левую и правую ногу. Бери любой не ошибёшься. Хотя нет. От долгого ношения обувь обнашивается по ноге. Примерил, вроде удобно. К чёрту гольфы, отрезаем шпагой от балдахина шёлковую ткань. Накрутил портянки, одел сапоги и с удовольствием притопнул ногой. Теперь другое дело, можно и в бок кого-нибудь пнуть. Хотя почему кого-нибудь? Вон пять субчиков лежат. Прошёлся возле лежачих и запнулся о каждого связанного по паре раз. Только охают. И не надо мне говорить, что лежачих и связанных не бьют. Я дитя другого времени, а у нас били по-всякому и всяких. Теперь можно осмотреть всю комнату. Дополнительно зажёг свечей, немного стало светлей.

Возле дверей в спальню, увидел лежачего человека, память подсказывает – граф Иван Павлович Кутайсов, камердинер4 и фаворит императора. Фаворит? Это ещё что значит? Надеюсь, никаких красок с голубыми оттенками. Мне толерантность совсем не нужна, я в прошлой жизни не страдал такими болезнями, как либерастия и толерантность. Где-то читал, что грешили в царской семье Романовых содомией, только не помню кто именно. Ладно, разберусь позже, понадобится – выжгу калёным железом такие привычки. Приседаю рядом с лежачим камердинером и бью его по щекам. Раз, другой… Заморгал глазками. Ага, приходит в себя, глаза открыл, а взгляд испуганный.

– Батюшка государь, у вас кровь, – лепечет Кутайсов.

– Знаю. Скажи-ка мне, Ваня, кто из гвардейцев мне верен может быть? – сразу задаю интересующий меня вопрос.

– Э-э… Гатчинцы, батюшка государь. Всей душой тебе преданы. Что там говорить, все нижние чины боготворят вас, Ваше Императорское Величество, – ответил камердинер.

– В соседней комнате кто есть?

Кутайсов как-то странно трясёт головой. Не знает? Встаю, тихо приоткрываю дверь, в щель вижу офицера Преображенского полка. Память даёт информацию – Александр Васильевич Аргамаков, плац-майор5 Михайловского замка. Стараюсь разглядеть, есть ли ещё кто-то. На полу лежит чьё-то тело. Слышу чей-то голос, человека самого не вижу. Обращаюсь к памяти императора и получаю ответ – граф Пётр Алексеевич Пален, военный губернатор Санкт-Петербурга. Жесть. Похоже заговор против Павла имеет глубокие корни. Чем же он достал так свою знать? Тем временем удаётся подслушать разговор.

– Ну что они там медлят? Неужели трудно заставить Павла подписать отречение? – зло выговорил граф Пален.

– А если он не подпишет отречение, что скажет Александр? – спросил Аргамаков.

– Обратного пути у нас нет. Значит, они должны его убить. Вы же не хотите, Александр Васильевич, на каторгу? Пусть Панин с наследником договаривается, а утром объявим, что Павел умер своей смертью, – заявил Пален.

Ух, ты! Как у них всё продумано. А наследничек, пожалуй, в курсах о давлении на папашу. Сейчас я вам расстрою ваши планы. Глянув на шпагу и пистолет в руках, решил, что проверить зарядку оружия не помешает. Отклонившись от двери, проверяю пистоль. Спуск у пистоля кремневый, в данный момент он не на боевом взводе. Немного оттягиваю рычаг и смотрю на полку для пороха. Подсыпка пороха присутствует, надо думать пистолет заряжен, но его не использовали. Стоит взвести курок и можно делать выстрел. Интересно, я только одной рукой фехтую? Точнее не я, а тело Павла. В голове мелькают знания от хозяина тела, Павел Первый всегда фехтует правой рукой, но иногда тренирует левую руку. При жизни император хотел научиться владеть в фехтовании обеими руками. Возвращаю свой взгляд к двери, распахиваю её и в два прыжка оказываюсь возле плац-майора. А он шустрик уже за шпагу хватается. Делаю выпад и наношу укол в правое плечо Аргамакову, он охает. Я тут же наношу удар плашмя по коленной чашечке. Плац-майор падает на одно колено. Перевожу взгляд на Палена, он бледен. Ставлю его на колени резким окриком.

– На колени, тварь подзаборная! Шевелись, а то прострелю тебе колено, тогда без вариантов станешь инвалидом.

Граф Пален выполняет мой приказ молча. Приказываю Кутайсову связать руки Аргамакову и Палену. Сорвав штору с окна, разрезаю ткань на полосы, подаю камердинеру, чтобы он перевязал плечо раненому плац-майору. Мой камердинер перевязывает плац-майора, связывая ему заодно руки. Потом связывает руки Палену. Изымаем у них шпаги, а пистолей у них не было.

– Ваня, гони их пинками в спальню. Возьми шпагу и карауль их там, – приказываю Кутайсову, что он делает с каким-то удовольствием.

Подхожу к телу, лежащему на полу. Кто это у нас? Камер-гусар6 Кириллов, у него разбита голова и лицо. У выхода из коридорчика лежит ещё тело – рядовой Агопеев, судя по одежде – рядовой лейб-гвардии. Память подсказывает, что должны быть ещё три камер-гусара Сагин, Сулимов и Ропщинский. Ну и где они? Ладно, разберёмся чуть позже. Хлопаю по щекам Агопеева и Кириллова, приходят в себя и охая пытаются подняться.

– Кириллов, где остальные камер-гусары?

– Государь, их вывели гвардейцы, – со стоном произносит Кириллов.

– Имена гвардейцев? – резко задаю вопрос.

– Казаринов, Уваров, князь Волконский и ещё три офицера, я не успел рассмотреть, – с виноватой миной произносит Кириллов.