Страница 5 из 16
3
За долгую жизнь опера Турецкому сотни раз приходилось и в засаде сидеть, и скрываться от преследователей, слыша их голоса чуть ли не в двух шагах от себя. Можно было бы и привыкнуть к экстремальным ситуациям, но сердце каждый раз колотилось так, как будто готово было выпрыгнуть из груди. И ведь не страх заставлял сжаться и обливаться потом, а элементарная биология. Никуда от нее не деться. Вот и сейчас — сердце колотится где-то у самого горла, пальцы непроизвольно сжались в кулаки оттого, что опасность грозит не только ему, но и хозяевам дома, ни в чем не повинным людям, всего навсего давшим ему приют. Правда, не только приют. Они спасают его жизнь. Жизнь человека, которого впервые видят, но поверили ему, хотя знают, что в глазах и милиции, и казаков он опасный преступник.
Турецкий затаился на чердаке, куда спровадил его хозяин дома, приказав Лене отвести гостя подальше от глаз незваных гостей. Он прислушивался к пьяным крикам казаков и возне у двери Володиного дома, приникнув к крохотному пыльному окошку, и пытался разглядеть в темноте, что происходит во дворе.
В лунном свете четко вырисовывались черные фигуры в казачьих формах. Турецкий машинально пересчитал их — ничего себе, аж семеро пришли по его душу. Здорово он допек местные власти. Не успели менты отвалить, тут как тут казаки прискакали, словно в очереди стояли. Интересно, почему они выбирают один и тот же объект для проверки? Видно, Володя у них на особом счету, коль окружили дом и уверенно требуют открыть дверь.
— Давай отчиняй! — вопил кто-то хриплым пьяным голосом. — Никто сегодня спать не будет, мать вашу!
Все при оружии, агрессивные, будто и в самом деле станица на военном положении, а охотятся они за матерым преступником, оставившим за собой страшный кровавый след. А ведь и на самом деле тянется за Турецким кровавый след. Тот перепуганный дядька, с которым столкнулся Турецкий в чужом дворе, наверняка описал всю страшную картину убийства, хотя видел только окровавленного Олежку на руках незнакомца. Остальное домыслил сам да еще и приукрасил…
— Сукодеи! Вражины! Бэмби убили! Сдохну, а тому гаду его ж кишки покажу! — надрывался под дверью какой-то особенно лютый казак. В темноте не было видно, кому принадлежит этот истеричный голос, но представлялся некто невысокого роста астенического телосложения, вертлявый и наглый.
Упоминание имени Бэмби прояснило всю картину. Наконец все сложилось. Как картинка, которую надо сложить из перепутанных деталей пазла. Теперь понятно, почему в охоте за Турецким решили поучаствовать и казаки. Менты обозлились на Турецкого, потому что он сбежал среди бела дня у них под носом да еще коня начальника милиции экспроприировал. Рыскали, искали по всей округе и наконец напали на след. Да вот потеряли его и убрались восвояси. А казаки, выходит, считают, что он убил Бэмби. А Олежка Бэмби ведь брат их атамана, или кто он там у них — этот Куренной. Самого что-то не видно. Послал своих подчиненных разыскивать кровного врага…Хоть орали все разом, Турецкий вполне различал отдельные выкрики нежданных гостей.
— Отчиняй! Отчиняй, мусор! Я сейчас двери буду ломать! — донесся взвизгливый истеричный голос того самого казака. — Братаны! Сколько ждать еще будем? Давай все навалимся!
— Нехай сам выходит, — пробасил кто-то. — Не глухой же он, чуе, шо мы тут под дверью…
Самый длинный из них раздвинул руками столпившихся у двери казаков и вмешался в общий галдеж. И хотя по его голосу Турецкий понял, что этот здоровяк уже хорошенько принял на грудь, рассуждал он весьма здраво.
— Остынь! Ничего не ломать тут! Володя, открой — это Дима!
Дверь скрипнула и отворилась. Крупная фигура Володи появилась перед толпой. Дверь он закрыл не сразуё и на фоне освещенного квадрата дверного проема его фигура выглядела внушительно, хотя он и был на полголовы ниже длинного. Расставив ноги и скрестив руки на груди, Володя сурово пробасил:
— Ну, тут я. Шо надо? Не нагулялись еще? Все добрые люди по домам сидят, ко сну готовятся. Одни вы носитесь по деревне, як разбойники. А ты, Димон, уйми своих вояк.
Невысокий вертлявый казак выскочил из толпы и Турецкий понял, кому принадлежал истерический голос. Он в ярости заорал Володе прямо в лицо:
— Ты…Ты…Мусор! Ты всегда Бэмби ненавидел! Ты же его убить хотел! Думаешь, мы забыли? Шо, радуешься теперь, да?
Его рука потянулась к пистолету:
— Я тебе сейчас морду прострелю!
— Совсем сдурел! — будничным голосом заметил Володя, не меняя позы.
«Кремень мужик, — подумал с уважением Турецкий. — Его пистолетом не напугаешь».
— Да тихо! Тихо! Чего ты взъелся, Клест? — Димон небрежно отстранил рукой вертлявого. — Казачок благородно поступил. Ушел из ментовки. Раскаялся, никуда не бежал. Живет здесь, с нами. Ты ведь наш, Володя?
Тот упрямо наклонил голову и веско ответил:
— Я не ваш. Я свой.
— Ясно… — Димону явно не хотелось затевать ссору. — Лену позови.
— Она спит, — сердито ответил Володя.
— Нет. Не спит, — заупрямился Димон и заорал во весь голос: — Лена!
Володя привалился к закрытой двери и угрожающе посоветовал:
— Замолкни! Нечего у меня тут на дворе базар устраивать. У себя на плацу команды отдавайте, вояки хреновы. А здесь частная собственность. Моя хата, мой двор. Понял?
Димон такого отпора не ожидал. Он действительно умолк, но только на секунду. И тут же попер на Володю, пытаясь оттеснить его от двери.
— Чего ты сказал? Ты шо-то спутал, начальник. Ты тут живой только потому, шо племянница твоя знаешь кто? Моя невеста!
Казаки загалдели, а Димон уже ухватил за плечо Володю и заорал:
— Лена!!! Выйди, поговорить надо!
Володя схватил его за руки и оттолкнул от двери. Но Димон опять налетел на Володю, оттаскивая его от двери. Казачки дружно бросились на подмогу и Турецкий, наблюдая потасовку из окошка, уже готов был выскочить на помощь Володе. Внезапно дверь распахнулась и на пороге появилась Лена с карабином в руках. Турецкий даже залюбовался ею, вспомнив картину про французскую революцию «На баррикадах». Девушка отважно смотрела на толпу разъяренных казаков, направив на них карабин.