Лилия Бессилия

Атос не мог сказать, что именно толкнуло его к этому действию. Он вряд ли смог бы объяснить, чем именно руководствовался в этот момент. Небывалая ярость, которая двигала им несколько минут назад, когда он направил оружие на супругу, трансформировалась в обжигающую страсть, желание обладать ею, вновь ощутить ее вкус. Все сознательные мысли улетучились. Единственное, что он помнил, это то, что через секунду после слов Миледи он уже откинул оружие в дальний угол и с неистовством и самозабвением целовал свою жену. С того момента, как на той злополучной охоте он повесил Анну, он держался от всех женщин подальше. Только вино скрашивало его будни, любой мушкетер бы поклялся, что Атоса не интересуют женщины. Но как же они ошибались. Только одна она могла так разжечь его кровь, что от флегматичного и апатичного мушкетера не осталось и следа.

Миледи на долю секунду опешила от его напора, но через минуту уже, в свою очередь, отдавалась полностью поцелую, она вовсе не была безвольным игроком. Ох, как же он умел целоваться, у Анны прямо все внутри скрутилось от желания только от прикосновения его губ к ее коже. Скоро плащ и камзол Атоса уже были отброшены в сторону, а она сама увлекла мужа на кровать следом за собой.

* * *

Когда все закончилось, Атос тяжело вздохнул, глядя в потолок.

– Сударыня, – прохрипел граф, но сразу запнулся.

Что тут можно добавить? Разве можно вернуться к тому, что было, к угрозам, равнодушию после того, что только что произошло? Слияние с ней было сродни одержимости, он погрузился в мир ощущений, чувств, его израненная душа начала испытывать всю гамму переживаний, он был как слепой, который после чудесного снадобья прозрел и теперь щурился от яркости мира.

Миледи Винтер тем временем успела привести свою одежду в порядок и, воспользовавшись смятением мушкетера, уже подбежала к двери. Обернувшись на мужа, со злой издевкой в голосе проговорила:

– Что же вы, граф? Разве не будете угрожать, запугивать более? Или теперь, когда вы воспользовались моим телом, вам достаточно моего унижения?

Атос подскочил в постели, как если бы она выстрелила в него.

– Что вы несете? Я ни к чему вас не принуждал! Вы сами этого хотели, а теперь смеете…

– Смею, благородный граф, смею, вы только что целились мне в голову своим оружием, конечно, я не сопротивлялась, страх и ужас сковали меня.

Тембр голоса всегда был самым мощным оружием в руках умелой шпионки, сейчас все нотки показывали возмущение, даже ужас от произошедшего.

Если бы можно было спросить у Анны, к чему был этот спектакль, она сама бы не нашла ответа. Она умела пользоваться своими женскими чарами, чтобы добиться желаемого от мужчин, но чаще всего она была отстранена эмоционально. То, что произошло между ней и мужем сейчас, было страстью, подчинившей ее саму. Ей давно уже не было так хорошо с мужчиной. Вспомнились те несколько месяцев супружеской жизни, Оливье тогда заботился, чтобы ей было хорошо в альковных делах, он не был эгоистичным, как большинство мужчин. И сейчас… Миледи поймала себя на мысли, что если бы Атос не был ее врагом, противником планов кардинала, она бы обязательно насладилась свиданием с ним.

Но вот так сдаться без всякого умысла? Непозволительно! Ей ведь не шестнадцать лет уже, заслужить ее внимания пытались видные мужчины Англии и Франции, сам король одаривал ее бриллиантами и жемчугами намедни. А она взяла и позволила какому-то мушкетеру поиграть с ней в этой грязной таверне, как с гулящей женщиной. Да, технически он так же граф и ее законный муж, но, по мнению Анны, это право он потерял, повесив ее на той злополучной охоте.

Атос тем временем становился бледнее и бледнее. Даже зная лживую натуру супруги, изучив ее злодеяния с момента ее службы кардиналу, он поймал себя на мысли, что он действительно мог воспользоваться ее страхом перед ним. Ведь он видел, как она вжалась в стену от испуга при его появлении, ужас олицетворял все в ее взгляде и действиях, а он ведь действительно еще и целился ей в лоб. Что, если она настолько боялась его гнева, что не решилась сопротивляться, когда поняла, что он ее желает? Вот черт! За эти годы он держался в стороне от женщин, чувство вины за содеянное, предательство и ложь любимой женщины, казалось, навсегда отвратили его от плотских желаний. Что, если от длительного воздержания он выдал желаемое за действительное? А ее просьбы остановиться принял за стоны и ответную страсть? Тогда он повел себя как самый омерзительный представитель своего пола, как обычный насильник, пользующийся слабостью женщин.

Мужчина схватился за голову. Нет, нет, чтобы он напал на Миледи, на Анну, физически более слабую, чем он, так низко мушкетер еще не опускался никогда. Сейчас мысли о документе кардинала, безопасности друзей не приходили ему в голову, все, о чем он мог думать, – что он напал на свою жену.

Анна, довольная воспроизведенным эффектом ее слов, едва улыбнулась. Так тебе и надо! В следующий раз подумаешь, как угрожать ей, Миледи де Винтер.

Встряхнув копной вьющихся золотистых волос, она гордо выскользнула из комнаты. Теперь, после этой злополучной встречи, муж никогда не отстанет от нее, особенно если она убьет его друга. Надо заняться тем, что у нее получалось лучше всего: врать и плести интриги. У нее еще очень много дел намечалось, ей еще герцога надо убить, сейчас не до тревог о муже.

Не дожидаясь произведенной ее побегом реакции и погони со стороны супруга, она выскочила из «Красной голубятни» и умчалась прочь.

Глава 2

Несколько недель прошло с того вечера. Атос и его друзья написали предупреждение лорду Винтеру, но, как они позже узнали, это было бессмысленно, Бекингем все равно был убит.

Оливье де Ла Фер все это было абсолютно неинтересно. Он рассказал друзьям о подслушанном разговоре Миледи с кардиналом, об их браке, даже о клейме и о том, что, узнав про него, чуть не убил ее шесть лет назад. Он был настолько вымотан и эмоционально опустошен, что не упустил даже этой безобразной детали, реакция друзей не была для него теперь значима. Они хоть и ужаснулись от такого поступка друга (кроме гасконца, который был посвящен во все детали ранее), но не отказались от него. Упустил Атос только собственный титул и недавнюю близость с супругой. Графом он себя уже не считал, поэтому не видел смысла в упоминании этого, а вот про последнее он не сказал из чувства стыда. Ведь, вооруженный и нацеленный на получение защитного документа кардинала, Атос не только не выполнил этого, но и поддался страсти к своей жене. Мысль о том, что близость могла быть еще и невзаимной, а навязанной Миледи, он совсем боялся думать.

Его друзья были уверены, что Миледи убежала из-за страха разоблачения, но Атос знал, что это не так. Нет, это было ее маленькой победой над ним. Пока он сидел наверху в ее комнате и думал о том, что принудил ее к близости, она убежала выполнять заготовленный кардиналом план, тем самым показав, что то, что произошло в той комнате, на той тесной кровати, совсем не взволновало ее холодное сердце.

Эти дни он был постоянно скорее пьян, чем жив, надеясь заглушить всплывшие наружу чувства, утопив их в алкоголе. Шесть лет он мучился виной, которую невозможно было утопить в алкоголе, шесть лет спрашивал себя, была ли она действительно виновна. Тот день на охоте остался размытым пятном, он до сих пор не мог понять, как смог так поступить с любимой женой, как смог повесить ее бесчувственное тело. Не иначе сам дьявол управлял им тогда. С того дня, как он узнал в Миледи свою умершую возлюбленную, его мысли были в постоянном хаосе. То он радовался ее воскрешению, то вызывал в себе отвращение ее текущими злодеяниями (она ведь даже с д'Артаньяном переспала). Но после их встречи в «Красной голубятне» ему все труднее было относиться к ней как к врагу.

Арамис и Портос не настаивали на разговорах, не пытались его расшевелить, а вот д'Артаньян был непреклонен, он постоянно задавал вопросы, а после трагедии в монастыре предлагал варианты устранения Миледи…