Те, кого нет

— Чего ж они тебя не искали? — в голосе ночного рыбака звучало подозрение.

— Да я это… закемарил, — нашелся Валентин. — Может, и искали. А вас, простите, как звать?

— Это ж еще зачем? — насторожился рыбак. — Ну, допустим, Фомич.

— Ага. А меня — Николай. У вас что, и лодка тут?

Рыбак засопел, порылся в кармане ватника, присел на корточки и чиркнул зажигалкой в горсти. Затянулся короткой сигареткой, пряча огонек за полой, и только после этого спросил:

— Лодка-то зачем?

— Так ясно ж, — еще не веря удаче, воскликнул Валентин. — Мне на тот берег — кровь из носу. Выручай, Фомич, на бутылку дам.

— На бутылку… — недовольно проворчал браконьер, щелчком отправляя окурок в воду. — Туда-сюда часа полтора. Это ж не напрямик — в Шауры твои, считай, километра три лишних веслами махать. А у меня сетки поставлены…

— Я добавлю, — задергался Валентин. — Сколько?

— Сколько не жалко. Не бросать же тебя здесь в самом деле.

Он выпрямился, спустился к воде и полез в самую гущу тростника. Затем появился, волоча за цепь черную низко сидящую плоскодонку. Подогнав лодку к самому берегу, Фомич скомандовал:

— Давай на корму. Только под ноги смотри — днище скользкое, течет, падла.

В лодке были навалены веревки, самодельный якорь, сваренный из арматурного прутка, ржавое ведро и еще какой-то невнятный хлам. Едва Валентин сел, спаситель отпихнул плоскодонку от берега, перевалился через борт и взялся за весла.

Греб Фомич экономно, короткими рывками, без шума и видимых усилий, и лодка сразу же набрала ход. Коса начала быстро отдаляться, и вскоре вокруг осталась одна черно-смоляная, густая с виду и совершенно неподвижная вода, по которой стелились волокна тумана.

Валентин сидел молча, вцепившись в трухлявые борта и боясь пошевелиться, — уж больно хлипкой казалась посудина, но когда через несколько минут перед носом лодки замаячило какое-то светлое пятно, подал голос:

— Эй, Фомич, смотри, там впереди что-то…

Фомич среагировал мгновенно: бросил весла, сбил на затылок вязаный колпак и обернулся, вглядываясь. Плоскодонка по инерции прошла еще несколько метров, и теперь уже можно было различить желтые поплавки дрейфовавшего катамарана.

— Пусто, — произнес Валентин, только теперь понимая, что именно принимал с берега за большую рыбацкую лодку. — Не видно никого…

— Угу-м, — задумчиво отозвался Фомич, загребая левым и обходя катамаран стороной. Никакого удивления он не выразил, будто только и делал, что каждую ночь натыкался на озере на брошенные плавсредства.

— Может, случилось что? — машинально пробормотал Валентин. — И весел нету…

— Ты вот что, Николай… — рыбак умолк, прикидывая. — Случилось, не случилось — не нашего ума это дело. Мы с тобой ни черта не видели и не слышали, если спросят. И лезть туда не след — затаскают. Это ж смагинская посудина…

— Смагинская?

— Ну. Есть тут один такой в Шаурах — полковник. Слыхал?

— Нет, — ухмыльнулся в темноте Валентин.

— И слава богу. С ними только свяжись. В общем, ну ее, эту хреновину. Из тех, что тут понастроились, одни Красноперовы люди как люди. Иван Алексеевич нормальный мужик, ни в чем не откажет, да и Ксения, жена его… Дом у них рядом с полковничьим, забор в забор…

Он умолк, взялся за весла, и катамаран вскоре исчез за кормой, а пара-тройка уличных фонарей на шаурском берегу заметно придвинулась.

— Слушай, — нетерпеливо произнес Валентин. — А в город как теперь по-быстрому попасть? Мне на работу с утра… Автобус еще ходит?

— Последний давно был. Из Старых Шаур. Теперь уже утром, где-то около восьми. А твои-то что же?

— Мои?

— Ну те, с которыми ты, говоришь, приехал.

— А кто их знает. Может, уже свалили. Я так, на всякий случай.

— «На всякий случай» денег стоит. Шлагбаум на въезде в поселок заметил?

— Да.

— Там в дежурке парни. У одного — Виталиком звать — «опель». Деловой, отвезет. Он этим делом подрабатывает. Но такса там — только держись…

Через полчаса плоскодонка ткнулась в берег. Недалеко от воды начинался гладкий, словно проутюженный асфальт, одинокий фонарь поливал его желтым натриевым светом. Слева тянулась бетонная ограда с автоматическими воротами, и Валентин с удивлением опознал ту самую улочку, по которой сегодня в полдень они с сестрой, ее мужем и Мартой катили в джипе Савелия.

Шауры уже спали, во многих особняках окна не горели, и лишь на дальнем конце коттеджного поселка молотила рэповина из автомобильного проигрывателя и слышался шум голосов. Взлетела, вертясь, как психованная, одинокая шутиха, хлопнула и рассыпалась в небе. «Не твои парни гуляют?» — неодобрительно проворчал рыбак, принимая сыроватые купюры.

— Кто их знает, — дернул плечом Валентин, пожимая рыбаку руку. — Спасибо, Фомич. Выручил, не забуду.

Ступив на твердую землю, он обул на босу ногу свои мокрые замшевые «Пакерсон». От пропитанных грязью носков пришлось избавиться еще тогда, когда блуждал в прибрежных зарослях. До ворот усадьбы старшего брата оставалось всего несколько шагов, и только теперь Валентин почувствовал, как устал. Затылок ныл, во рту стояла едкая горечь.

Он оглянулся — ни лодки, ни рыбака уже не было. У озера золотились кроны старых ив, подсвеченные фонарем. Дальше — сплошная темнота, жутковатое пространство открытой воды, которое он только что благополучно пересек. Нехотя Валентин сделал несколько шагов и остановился перед воротами. Тронул холодный рифленый металл, поискал щель, заглянул. И сразу же услышал по ту сторону движение.

Пес Савелия сопел, ожидая его дальнейших действий, но голоса не подавал. Не в вольере, выпустили, — значит, все дома. Окна на обоих этажах темные, только в галерее на первом тлеет рубиновая контролька системы электрозащиты и подмигивают садовые светильники на газоне. Наверное, спят. И девчонка, скорее всего, тоже, потому что если б она не вернулась, все было бы по-другому.

Как она выбралась с противоположного берега, если катамаран по-прежнему болтается посреди озера? Что наплела Александре и Сергею, а может, и Савелию с Инной заодно? Плавает Марта как рыба, это точно, но ведь не вплавь же? Значит, ей была известна какая-то другая дорога. Но откуда, если она впервые в Шаурах? И какую роль во всей этой истории сыграл Родион?

В том, что без Родиона не обошлось, он был твердо уверен — деньги и оружие сказали сами за себя. Вот ему-то она выложит все подчистую, и как себя поведет парень, сейчас не угадать.

В любом случае, звонить в дом к Савелию не хотелось. На всей улице окна горели только у соседей Смагиных. «Красноперовы» — осторожно царапнуло где-то на самом донце. Что-то было связано с этой фамилией, но припомнить не удалось. Ни тогда, когда ее упомянул браконьер, ни теперь.

Да какая разница, отмахнулся Валентин. Сейчас главное — вымыться, привести себя в порядок, выпить чашку кофе и перекантоваться до первого автобуса. Неважно, где и с кем. У соседей не спят, и отлично. Плевать он хотел, что завтра они доложат Савелию о его ночном визите. С утра — домой, хоть несколько часов поспать. Голова все еще трещит, а в понедельник днем опять в рейс на двое суток. С остальным разбираться будем по ходу, когда сестра с семьей вернутся в город.

Он отступил от ворот усадьбы Смагиных и зашагал вверх по улице, уже издали зацепив взглядом зеленую соседскую калитку. Свет горел на просторной открытой веранде — сквозь решетчатую ограду даже с улицы была видна женская фигура в плетеном кресле, а калитка оказалась запертой.

Когда в тишине ночи взорвался звонок, Ксения даже не вздрогнула. И сразу же позвонили еще раз.

Она словно заранее знала и ждала того, кто придет непременно и надавит на кнопку у запертой калитки, прикрытую крохотным жестяным козырьком от дождя. Сначала неуверенно, как бы в сомнении, заранее извиняясь, потом еще раз — уже нетерпеливо и требовательно. Почему именно сюда — ведь свет в поселке мог по разным причинам гореть еще в нескольких домах, не только на их открытой веранде, где она уже не первый час мерно покачивалась в плетеном кресле. С тех самых пор, как поговорила с Савелием Максимовичем по телефону и окончательно убедилась, что девочка, его племянница, так и не вернулась с прогулки по озеру.