Страница 58 из 71
Ей было семнадцать, Валентину на пять лет меньше. В тот сумрачный дождливый вечер она сидела за столом в кухне, равнодушно наблюдая, как Максим Карпович неопрятно жует макароны с сыром, то и дело прикладываясь к бутылке с красным крепленым. Просто ждала, пока он насытится и уйдет к себе, чтобы вымыть посуду, протереть стол и разложить учебники. Завтра зачет.
Когда раздался внезапный грохот, она вздрогнула — на пол упала пустая бутылка, и перед ее глазами запрыгало багровое лицо отца с кривым мокрым ртом, жадно хватающим воздух.
— Плохо мне, — засипел он. — Воды дай… сделай что-нибудь… позови… Я тебя прошу!..
— Убийца, — она выпрямилась, глядя в упор. — Ты хоть раз о нашей матери вспомнил за эти годы?
— Не сметь, Сашка! — отец задохнулся, пальцы с посиневшими ногтями судорожно заскребли по клеенке. — Т-ты…
Он подался вперед, словно хотел схватить ее, умолк и вдруг рухнул ничком, с маху ударившись всем лицом об пол.
На непривычный шум в кухню вбежал Валентин и застыл на пороге, вопросительно глядя на сестру.
— Кончено, — сказала Александра. — Теперь мы с тобой свободны…
Часть четвертая
Марта никому не сказала о том, что на протяжении всего этого дня с ней творилось что-то странное. Приступы возбуждения сменялись вялостью и безразличием, кружилась голова, тупо ныл висок, ломило поясницу.
Такого с ней еще не бывало. Она едва пересиливала себя, чтобы не поддаться слабости, и даже купание в озере не помогло. Но как только сошлось одно к одному и стало понятно, что отступать некуда и ждать больше нечего, — внутри все распрямилось, сердце забилось ровно. Словно кто-то принял за нее решение, и она согласилась, а теперь только и оставалось — все довести до конца.
Смутная мысль о том, что возможность, пусть и не очень определенная, существует, мелькнула у нее еще тогда, когда они бродили с Родионом по дому. Потом — катамаран и приступ отвращения к самой себе. Валентин на скамье с малышкой в кружевной шляпке, и позже, возле бани Смагиных, с глазу на глаз, — ужас, ненависть и полная беспомощность. И конца этому не предвиделось, по крайней мере до тех пор, пока не надумала окотиться рыжая Джульетта, а Родиона не отправили за ветеринарным профессором.
Только тогда Марта поняла, что Инна Семеновна будет занята исключительно кошкой, а на втором этаже вообще никого нет.
Вспыхнуло, обозначилось в деталях и так же внезапно погасло.
Она все еще оставалась за столом, место слева, где раньше сидел Родион, опустело, перед ней стояли тарелка и бокал с соком, но заставить себя проглотить хоть что-нибудь Марта не могла. Дурнота, преследовавшая ее весь день, мгновенно прошла, и сейчас она чувствовала себя как стрела, перед которой нет ничего, кроме цели. Оставалось поймать момент, когда никто не смотрит.
Он и наступил. Дядя Савелий поднялся и полез из-за стола, развалистой походкой направляясь из-под навеса беседки к очагу. Гости нестройно зашумели, кое-кто присоединился к хозяину, а отец с Валентином еще раньше улетучились из ее поля зрения. Оба они сегодня все время держались рядом, будто бы дружески беседуя, и Марта никак не могла понять, в чем причина.
Но это уже не имело значения. Главное сейчас — чтобы никто не обратил на нее внимания.
Марта исподлобья взглянула на мать, потом на сидевшую напротив темноволосую женщину, убедилась, что та не смотрит в ее сторону, и выскользнула из беседки, сразу же свернув за угол. Прямой путь через лужайку оказался закрыт — там на самом виду топтались отец и дядюшка. Валентин жестикулировал и озирался, вертя головой, что-то втолковывал отцу.
Она нырнула за гостевую беседку и с отсутствующим видом, словно не зная, чем заняться, неторопливо побрела вдоль ограды, глядя под ноги. Миновала с тыльной стороны очаг, у которого хлопотал Савелий Максимович в окружении других мужчин, а еще через несколько шагов оказалась на площадке перед гаражом, где сгрудились машины гостей. Пригибаясь и прячась за их корпусами, Марта пересекла площадку, свернула за угол флигеля и остановилась.
Теперь оставалось преодолеть длинный открытый участок между флигелем и ступенями, ведущими на террасу. Это ей также удалось, и она взлетела по ступеням и юркнула в холл, отметив при этом, что никто из тех, кто терся вокруг беседки, даже бровью не повел в ее сторону.
На всякий случай у нее была заготовлена отговорка насчет того, что ей срочно приспичило в туалет. Однако туалет находился на первом, и чтобы объяснить, что она делает наверху, пришлось бы срочно выдумывать что-нибудь поубедительнее. Но в этом Марта предпочла положиться на того, кто принял за нее решение, а самой пока продолжать действовать.
Отдышавшись, она на цыпочках поднялась по лестнице и немного подождала наверху. Повсюду было тихо. То есть нет, конечно же, — из сада доносились разные голоса, разбилось что-то не очень крупное, кто-то охнул, выругался, вокруг засмеялись, — но здесь, на втором, только осторожно поскрипывала паркетная доска, когда она, не двигаясь с места, переносила вес тела с одной ноги на другую.
Медленно, словно входя в незнакомую воду и пробуя дно босой ступней, Марта двинулась через большую столовую, потом свернула в коридор и начала приближаться к дверям кабинета полковника. Через каждые два-три шага она останавливалась и снова прислушивалась.
Никто не помешал ей приоткрыть дверь и протиснуться в это угрюмое помещение, где со стены враждебно таращился клыкастый кабан и тянулась когтями из-под стекла несчастная отрубленная тигровая лапа.
Не теряя ни секунды, Марта сразу же двинулась к столу. Она в точности, до последней мелочи, помнила все, что проделывал Родион, поэтому первым делом сунулась под крышку в поисках ключей, совершенно не обратив внимания на то, что они торчат прямо на виду, в скважине верхнего ящика. А как только заметила — схватила и бросилась отпирать стальной ящик, чтобы взять вещицу, без которой ничего не получится. Помнила она и о том, что ключ в хитром замке поворачивается совсем не так, как обычно.
«Браунинг-бэби», про который было известно, что он заряжен, она сунула в просторный накладной карман шортов, слегка удивившись, какой же он тяжелый, хоть и помещается на ладони. Застегнула кнопку, вынула из другого кармана пару салфеток, прихваченных со стола, и, как полагается в детективных сериалах, протерла стальную поверхность там, где к ней прикасалась.
Возвращая ключ на место, на секунду замешкалась, но все же отперла ящик письменного стола, потянула к себе и заглянула. Деньги! Слева, на самом виду, лежала пачка в надорванной банковской упаковке. Новенькие стодолларовые купюры.
Марта заколебалась. Внезапно будто что-то толкнуло ее под руку — двумя быстрыми движениями она отделила от пачки две трети, на глаз прикинув, сколько там может быть, и запихнула в задний карман. Задвинула ящик, заперла и тем же быстрым движением протерла головку ключа и лицевую панель, уронив скомканную салфетку, которая закатилась куда-то под стол.
Искать времени не было.
Уже спускаясь в холл, она спросила себя: зачем? Для чего ей понадобились эти деньги? Ответа не последовало. Вместо этого голосишко в голове, тонкий, как у девчонки лет семи, противно пискнул: «А как ты думаешь, рыжая, сколько бы твой дядя Савелий согласился заплатить киллеру, чтобы отделаться от своего младшего братца?..»
Спустя две минуты Марта уже сидела на своем месте за столом, поглядывая на мать и ловя паузу, когда можно будет встрять со своим якобы капризом. Родион обещал ей прогулку по озеру и рыбалку, а теперь его нет, и когда вернется — будет поздно, начнет темнеть, и ничего, ну совершенно ничего уже не получится…
С этим она и сунулась к матери, воспользовавшись тем, что она наконец-то расслабилась, а отца не было поблизости. При этом вела себя в точности как та противная девчонка из головы — жалобно заглядывала в глаза, нудила, давила и настаивала, пока мать не заколебалась.