Страница 56 из 71
Позже она подслушала, что ее младший братец родился раньше срока, весил меньше двух килограммов и оказался хоть и синюшным, однако вполне здоровым. Когда его привезли, Александра все увидела собственными глазами, и маленький Валентин поначалу не вызвал у нее никаких чувств, кроме отвращения, смешанного с жалостью. Он беспрерывно пищал, потом, немного окрепнув и набравшись сил, начал орать по ночам; у него было несчастное некрасивое лицо, с которого не сходило такое выражение, будто ему вовсе не хочется жить…
Отец отдал ее в детский сад, но Александра, не проходив и трех недель, подцепила ветрянку и сразу же была отправлена в деревню. Однако и там заниматься ею было некому, поэтому вскоре она вернулась домой. Близилась зима, довольно-таки суровая, и на улицу Александра выходила редко.
Унылое течение ее маленькой жизни круто изменила тетка Галина, которая теперь управлялась с двумя детьми. Однажды, когда Валику было месяца четыре и соседка Зоя, накормив его, быстро ушла, тетка позвала Александру.
— Вот что, Сашка, — сердито заявила она. — Я тут зашиваюсь, а ты сидишь в своем углу и играешь в куклы. Максим вечно поддатый, жрать приготовь на всех… Слава богу, что папаша твой не в деда — на деньги не скуп… Значит, так: с этого дня будешь помогать нянчить брата.
— Я его боюсь, — честно призналась она.
— Дурочка, — рассмеялась тетка Галина. — Ты только посмотри, какой он хорошенький…
Александра взглянула исподлобья. Валентин, спокойно пуская пузыри, лежал на диване, в руке погремушка, жиденький белесый чубчик выбился из-под чепчика. Выпуклые, еще мутноватые глаза рассеянно блуждают, пухлые щеки надуты.
— Побудь с ним, поговори, он все понимает. На руки не бери, спой ему песенку, а я схожу хоть спокойно поем. Потом вместе пойдем гулять, вроде потеплело.
Александра забралась на диван и прилегла рядом с братом. Он беспорядочно гремел игрушкой, а другая его рука все время двигалась, ощупывая желтую фланелевую пеленку. Она взяла эту теплую лапку в ладонь — и Валентин неожиданно крепко сжал ее пальцы. «Сынок, — важно проговорила она, подражая тому, как обычно называла его тетка Галина, — что же тебе спеть?» Брат оживился, повернул к ней голову и заухмылялся, показывая беззубые десенки…
Теперь она постоянно вслушивалась — будто слух, а не зрение стали служить ей главным источником опыта. Бабушка поначалу часто звонила из райцентра, и тетка Галина давала ей полный отчет, Александра подслушивала эти разговоры.
«…Сделали прививку. Орал, конечно, две ночи температурил, такой уже неженка…»
«…Перевели на молочную смесь. Морока: еле подобрали, эта блядь наотрез отказалась, говорит: мало стало молока. Видать, рассорилась с Савелием. Мальчонку обсыпало. Теперь вроде все нормально. А что ему станется — ест, спит, гуляет и обсирается. Я как белка в колесе, спасибо Сашка помогает…»
Тут Александра замирала в своем укрытии за приоткрытой дверью.
«… Хорошая девочка. Спокойная, послушная, а с Валика глаз не спускает. Укачивает, играет с ним… В детский сад? Да нет, мама, какой смысл — только заразу всякую в дом носить…»
«…Я было заикнулась — забрать мальчика к нам в Гнилушку. Так Савелий взбеленился, будто скипидару ему в штаны плеснули. Не вздумай, — кричит, — тащить мальчишку в ваш свинарник. Крутой — весь в отца. Может, потому, что Валентин — вылитая мать?.. Максим? А что ему — пьет, как и пил. Запирается в спальне, до утра не вылазит, ест там же. Как его до сих пор из училища не погнали, уму непостижимо. Правда, зарплату отдает всю до копейки. Бедная Надежда, отмучилась с ним…» — тут голос тетки становился глуше, и Александре, чтоб расслышать, нужно было войти в комнату, где стоял телефон. Она научилась делать это совершенно бесшумно, а тетка обычно сидела за столом спиной к двери.
Из того, что тетка тараторила в трубку, она многого не поняла — мешали медицинские слова. Запомнилось только: «ударил ногой в область брюшины», «массивное кровотечение», «плод едва удалось спасти, а роженица к тому времени уже была в коме»… Кто это — роженица? Мама? Тогда почему и ее не спасли? Не сумели?..
Она оглянулась: младший брат тихо посапывал в своей кроватке.
«..Да никто толком не знает, что там между ними вышло. Максим сказал — Надя упала на лестнице, поскользнулась, соседи подтвердили. Вот и имеем то, что имеем. Как бы там ни было, а решили детей на лето в деревню, потом Сашу в детский сад, а малого — в ясли. Но это же ничего не решает, мама! Я бы их забрала к нам совсем… Ну да, ты права, все решает Карп Михайлович… Хорошо. Привет всем…»
Тетка повесила трубку и потерла покрасневшее ухо.
— Ты что тут делаешь, Саша? — удивилась она. — Пришла на брата посмотреть? Так он спит… Ступай, включи телевизор в папиной комнате, там, наверное, мультики. После обеда пойдешь с нами гулять?
Александра, не отвечая, выбежала из комнаты. С тех пор никто не слышал от нее вопросов о том, когда же вернется домой ее мама…
Тетка Галина уехала в Гнилушку не по собственной воле.
Она рассчитывала прожить здесь еще года три, присматривая за детьми брата, — пока малыш окрепнет, а племянница немного подрастет. Тем более что у тетки появился ухажер.
В свои тридцать три Галина в семействе Смагиных числилась далеко не красавицей, однако мужчины обращали на нее внимание. Мнимое материнство что-то изменило в ней, и тетка расцвела и похорошела. Когда она плыла по бульвару, легко толкая перед собой коляску — статная, с прямой спиной, хорошо одетая и очень сдержанная, сразу становилось ясно: вот женщина, на которую можно положиться. Рядом семенила воспитанная девочка. На них то и дело оглядывались.
В один из вечеров Максим Смагин вернулся домой абсолютно трезвым и привел с собой сослуживца, закоренелого холостяка майора Сивковича, — коротконогого, широкого, с буйной, уже подсоленной сединой шевелюрой. Зачем майор понадобился Смагину — бог весть, тем более что слыл он непьющим. Тетка Галина как раз приготовила голубцы, которые на дух не терпела племянница; Александра закапризничала и была наказана, — может, оттого и запомнила тот ужин.
Взрослые уселись за стол в кухне, Валика уже накормили и уложили, и за этими хлопотами тетка несколько замешкалась. В кухню она вернулась с подведенными карандашом бровями и в новом платье, открывающем высокую крепкую шею. Щеки ее алели. Отец как раз воспитывал Александру, тетка почувствовала неловкость, искоса взглянула на гостя и поймала его взгляд — понимающий и осуждающий. Искра, которая пробежала между ними, видимо, была нешуточной силы, и пасьянс сошелся моментально. С того вечера, когда они с Сивковичем и словом перемолвиться толком не успели — отец сразу же утащил гостя к себе, вокруг тетки Галины бурно закипела совсем другая жизнь.
Сивкович позвонил на следующее утро и без обиняков заявил, что ночь не спал и просит о встрече. Александра и эту встречу тоже отлично запомнила. Майор явился с цветами и оказался на голову ниже Галины, потому что та обула лучшие свои туфли на высоченном каблуке, несмотря на то, что они были малы и зверски жали. Тетка была в бежевом летнем пальто, повязала голубой шарфик под цвет глаз, в руках сумочка — такая крошечная, что в нее помещались только кружевной носовой платочек, зеркальце и губная помада.
Александра давно заглядывалась на эту сумочку из черного шелка, оплетенного ажурной позолоченной сеткой, с застежками-шариками, и в конце концов получила ее в награду: за то, что развлекала разгулявшегося Валентина, катая его в коляске по бульвару. Был конец апреля, весна всем четверым кружила головы; счастливый майор — все у них с Галиной решилось в одну минуту — угощал Александру шоколадными конфетами, а тетке тайком целовал руки, беспрерывно что-то нашептывая в пламенеющее ушко. Затем он проводил их домой и простился, галантно добавив, что совсем ненадолго.
Как и когда они встречались помимо этих прогулок, Александра не знала; однако из детского любопытства снова стала шпионить за взрослыми и как бы нечаянно подслушивать разговоры. А между тем в доме воцарилось такое напряжение, что о них с младшим братом как будто забыли. Тетушка по ночам отсутствовала, и отец все более резко выражал недовольство.