Личный зомби-апокалипсис

— Как вы?

— Чуть меньше.

— И что нужно будет делать?

— Убивать.

— Это обязательно?

— Нет. Что захочешь, то и будешь делать.

— А в чем подвох?

— Ты станешь не совсем человеком.

— Насколько?

— Смотрела мультики про волшебников?

— Да.

— Станешь, как они.

— Там были еще принцессы.

— Что?

— Принцессы. В мультиках были принцессы. А здесь будут?

— Не уверен.

— Это хорошо. Я не люблю принцесс. И что я смогу делать?

— Воскрешать мертвых, управлять ими, убивать десятки людей на расстоянии и все в таком духе.

— Это возможности или обязанности? — повторяется.

— Обязанность только одна — служить мне.

— Я согласна.

— Тогда не шевелись.

Я положил ладонь ей на голову.

В ней не было даже намека на страх. Спокойствие с некоторыми нотками фатализма.

Это не был стандартный процесс перекидки пары моих навыков в тушки лишенных магического дара людей. Там все было завязано на Кровавый Ливень. Вцементировать в их тела и ауры простейшие плетения, благодаря которым они могли спокойно работать с заклинаниями наподобие Игл Смерти. Немного усиления, более сложная паутина незримых символов и открываются более сложные колдунства. Но это, своего рода костыль. Ты пользуешься мобильным телефоном, выучил как его включать и как выключать, но понятия не имеешь, как именно он работает, из-за чего теряешь некоторую часть полезных взаимодействий и манипуляций с ним.

Здесь же…

На ее лице не останется отпечаток моей руки. Он останется в ее душе.

Небольшой эксперимент по зарождению искры магического дара, плюс небольшая инструкция по его применению и развитию, что пылающими некротической силой буквами отпечатается в подкорке ее мозга.

Если не повезет — ее разорвет в клочья, забрызгав кровью и внутренностями надгробные камни и меня. Ничего особо трагичного.

Если же повезет…

Это будет интересно.

Глава 21. Еретичная ересь

С момента разговора со странной девочкой прошло около шестнадцати часов.

Эксперимент однозначно удался.

Я оставил ее бесчувственное тело лежать в траве, выблевал в ближайший труп под слоем грунта хитросплетение некротической энергии и, перепрыгнув через забор, скрылся в лесах. По ментальной связи, соединившей мой мозг и сознание гуля, я уже знал, что он разбил изнутри гнилые доски своего гроба. Знал так же, что он чувствовал другие тела мертвецов и рыл ходы к ним, дабы вцепиться в разлагающююся плоть и старые кости. Это займет какое-то время, но мяса хватит. Рано или поздно кладбищенская земля вспучиться горбом и из нее восстанет четыре метра когтей и клыков. Чертов Старший Гуль.

Я направил свои стопы в сторону Архангельска. Знатно наследил и понарезал кругов по области, оставляя подобные подарочки практически у каждого населенного пункта, на который натыкался. Где-то мертвецы сразу начинали колотить в крышки гробов, а где-то… вызревало нечто смертельно опасное для окружающих, чьи сердца еще бьются.

Ха, а вот и легкий перекус.

Словно туристическая стоянка.

Несколько палаток, машин, костер. Десятка три-четыре человек. Беженцы. Погорельцы.

В их глазах еще нет почтительного страха перед моими детьми. У некоторых лишь опасения, а у других форменный, застилающий разум ужас.

Мужчины, женщины, дети и один дед.

У многих при себе стволы. Сухощавый дедок козыряет тесаком в ножнах на бедре и СКС с прикрученной оптикой. Легкий полуавтомат на десять патронов калибром 7,62х39. Неплохие аргументы в любом споре. Остальные могут похвастаться ружьями, по большей части двустволками, которые некоторые поспешно превратили в более компактные обрезы. Имелись охотничьи карабины, плюс, пара пистолетов, варьирующихся от отечественных ПМ-ов, скорее всего, снятых с трупов служителей закона, и более навороченных творений зарубежного оружейного дела. С оружием ходили все. У женщин, из тех, кто огнестрел в жизни не держал и пока не был отправлен учиться его применению, при себе имелись туристические топорики. Детвора щеголяла охотничьими или складными ножами.

Народец тертый собрался.

Часовой и патрули. Остальные занимаются своими делами, направленными на развитие и обустройство стоянки, но не расслабляются. Похвальная настороженность.

Я чувствую несколько Бродячих и одного Голодного.

Расчлененные тела переместились на метр вглубь почвы немного вдали от лагеря.

Попытаться привлечь выживших на свою сторону?

Зачем напрягаться с переговорами если так и так они выступят под моими знаменами?

Дедок, что выступал в роли часового на крыше белой "Газели" явно обладал дальнозоркостью. Моментально вскинулся, едва силуэт моей туши прорисовался в ночном полумраке среди стволов деревьев.

Он не успел.

Не успел крикнуть.

Не успел выстрелить.

Не успел осознать, что произошло.

Я остановил биение его сердца и тут же перехватил контроль над мертвым телом из которого еще не успела уйти жизнь.

Умертвие скалится в неверном свете Луны.

Я не делал его особо умным, быстрым, сильным или сообразительным.

Это был наспех созданный мертвец, большая часть сил вложенных в которого осела вокруг навыков стрельбы и махания ножом. Поиграем немного в солдатиков.

Два неестественно громких выстрела сливаются в один.

Патрульные ходили исключительно двойками. Первое правило войны — когда один ссыт, другой прикрывает.

Оба падают на землю.

У первого дыра в черепе, пуля с легкостью пробила височную кость, поворошив мозговое вещество. А второму угодило в шею. Мясо пропахало насквозь. Кровь брызнула на одежду и оружие.

Я вхожу в пределы лагеря с лишенной охраны стороны. Смутный силуэт во тьме, что видит окружение лучше чем днем.

Крики. Суета.

Люди хватаются за оружие.

Они слышали выстрелы, но не видели в кого стреляют.

Дед переводит дуло карабина на следующую двойку, стоящую дальше всех остальных. Они уже рванули на шум. Пуля входит первому, еще пацану, лет семнадцати, неуклюже вцепившемуся в двустволку, в левый глаз. Пронзает дно глазницы, мозг и вылетает из затылочной кости. Он спотыкается. Падает. И больше не встает.

Я могу воскрешать тех, у кого поврежден череп.

Да я могу воскресить того, кого мясорубкой перемололо в однородное кровавое месиво.

Но это будет чуть позже.

Дед расстреливает остатки обоймы по ногам матерей, за чьими спинами прячутся дети, выхватившие ножи. Кровавые цветы распускают бутоны на лодыжках, бедрах и коленных суставах. Умертвие откидывает СКС, доставая тесак — мощный, широкий, по сути миниатюрное мачете. У него, если пошарить по карманам, еще два магазина к огнестрелу. Но… как там говаривал Джокер?..

Хочешь знать, почему я использую нож? Пистолет — слишком быстро. Не успеваешь насладиться, получить удовольствие. И еще, в этот, самый последний, момент раскрывается истинная сущность человека.

Иногда люди перестают врать хотя бы самим себе только перед лицом неминуемой смерти.

Стервятник покидает свое ложе.

Заточенная сталь тускло сверкает в отблесках костра и фонарей.

Умертвие слезает со своей позиции.

Рядом взволнованные люди.

Вопросы и ощетинившееся стволами во все стороны построение.

Кто-то впился пальцами ему в плечо. Трясет и спрашивает с какой стороны идут мертвяки.

— Они везде, — моя послушная марионетка еще сильнее искривляет мимические мышцы изрезанного морщинами лица, обнажая неровные желтоватые зубы. Спрашивающий, крепкий и высокий мужчина, стриженный под ноль, заваливается на бок с разрубленной глоткой. Удар вышел неплохим, правда угол так себе, но это нивелировалось силой живого мертвеца. Лезвие легко прошло сквозь плоть, скрежетнув об шейные позвонки. Вырывает оружие из тела. Веер крови. Замахивается для второго удара.

Кто-то неплохо умеет соображать в критических ситуациях.

Выстрел дуплетом. И тут же сломать ружье пополам, доставая отстрелянные патроны и загоняя двойку новых цилиндриков. Как уже говорилось, я не особо укреплял Умертвие. Влить бы примерно семнадцать-восемнадцать отнятых жизней и от лицевых костей твари никчемная дробь, пущенная в упор, просто бы отрекошетила. Не в этот раз. Плоть начисто содрало, разворотив половину черепа. Уже дважды покойник падает на только что убитого здоровяка, переставшего подавать признаки жизни.