Крысолюд

Ледяная проточная вода на какое-то время заморозила боль, и я смог ощутить, что на месте попадания капель кислоты уже обнажились мышцы. А ещё вновь вернулось подзабытое на время этого боя чувство голода. Шипя сквозь зубы, поднялся выше и подобрался к месту где лежали трупы крыс и ящерицы. Но нашел лишь странные смердящие кучи слизи. Мясо «кипело», пузырилось, стекало с костей. Даже стоять рядом с таким было противно, и данная масса уже ничем не напоминала то, чем оно было до прихода этого… этого… Как его назвать? Кислотник?

Плевальщик? Недопаук? Ну, пусть будет кислотником. Из-за него у меня теперь опять нечего жрать! Ловить снова тараканов?

Так… Уши уловили далёкий звук. Щёлканье. И вот ещё. Раздававшиеся с одной стороны, звуки подсказывали о том, что этот гад тут бродил не один.

Прошло немного времени, когда сквозь звук журчания ручейка стали вновь слышны эти пощёлкивания. И они стали ближе. Сталкиваться с ещё одним или несколькими сородичами кислотника было совсем не с руки, и, шипя и прихрамывая, нащупал в темноте несколько обломанных лап подыхающей твари, одну сразу перехватил клыками, в левую ещё пару, а правой удерживал нож. И, опираясь на руку с ножом, быстро-быстро похромал в противоположную от приближающихся звуков сторону, туда, куда бежал и ручей.

Двигался, обходя здоровенные камни, скользя по грязи, пару раз чуть не сорвавшись вниз. И лишь когда показалось, что отошёл от того места достаточно далеко, сел перевести дух на один из камней. Переводя дыхание, грыз лапы кислотника, оказавшиеся довольной-таки хрупкими для моих жаждущих еды зубов и представлявшие собой плотные костяные трубки. Заполненные желеобразным белесоватым мясом, они немного меня насытили. Ручеёк скрылся меж камней, и, хоть его ещё было слышно, подойти к нему не было никакой возможности. А следовательно и промыть раны, которые нещадно болели. Некогда рассиживаться, и пора идти дальше. И желательно осторожнее, чтобы не встретить ещё какое-нибудь неизвестное чудище.

Вскоре ручей совсем пропал просочившись меж камней, а я оказался в длинной каменной кишке, которая извивалась во все стороны, разветвляясь под всевозможными углами. Куда надо было двигаться, было решительно невозможно понять. Старался двигаться по горизонтальному ходу, но он также порой совершал неожиданные повороты. Уже невозможно было идти в полный рост, требовалось идти пригнувшись, а местами приходилось проползать длинные участки на животе.

Приходили дурные мысли: «А что, если впереди тупик? А что, если лаз истончиться до такой степени, что невозможно будет пролезть? А что, если я попытаюсь пролезть и просто застряну, сдохнув здесь от голода и жажды?» И от таких мыслей потолок казался ещё ниже, дышалось тяжелее, и лишь мысли о том, что вот ещё немного пройду, а там уж вернусь назад и пойду посмотреть, откуда же приползли те кислотники, вот только разберусь во всех этих поворотах, позволяли сохранить рассудок трезвым.

Я настолько привык к запаху камней, сырости, грязи, что новый запах не сразу сумел различить. Откуда-то несло плотным запахом смерти. Смерти и разложения. Опасные запахи, но моё любопытство и желание найти всё же выход из данного места настолько были сильны, что определив боковое ответвление из которого идёт запах, начал карабкаться выше, цепляясь за камни.

Очень скоро мне удалось взглянуть на причину запаха. Мой лаз привел к узкому «окошку», которое выводило в ещё один длинный горизонтальный тоннель. Только если тот, по которому я пробирался, имел искусственное происхождение, то этот имел рукотворное. Или лапотворное. Потому что под сводами, укреплёнными кое-где расставленными столбами, лежали вповалку сотни и сотни крысюков, покуда вообще было видно. А видно тут было лучше, потому что светящийся лишайник тут рос гораздо лучше. Вытянувшись, лежали большие и малые.

Скрючившись, огромные самки держали уцепившихся за них крысят. Черношерстные гигантские крысы сидели вдоль стен, навалившись на мечи и алебарды, будто бы охраняя отступление своего народа. Оскаленные пасти, судорожно скрюченные лапы… И, то тут, то там, скрывавшие тела облачка зеленоватого тумана.

Этот туман был похож немного на то, что было тогда, в подземном зале города крыс.

Интересно, это такая попытка от ящериц уничтожить это гнездо, запустив отравляющие вещества по туннелям? Или что-то случилось в лабораториях, отчего отравляющие вещества уничтожили своих создателей? Интересно, а удалось ли кому-то выбраться? И сколько же всего тут проживало крыс, думал я, глядя, на завалы из трупов. А ещё — куда ведёт этот туннель? И будет ли там опасно? Хотя, что это я — опасно тут везде! Кто бы мне ни попался — добра не жди. Но минус этого пути крыс — ещё много веществ не выветрилось, да и запах разложения может привлечь к себе разных опасных существ. Если тут нашлось место для кислотников, то могут быть и другие любители полакомиться как трупами, так и вполне живыми, хоть и не совсем здоровыми и чистыми мутантами вроде меня.

Приняв такое решение, я пополз назад, вернувшись в тот лаз, по которому и двигался. И пройдя по нему ещё немного убедился, что для меня тут пути не будет — слишком уж он истончался. Даже ужом не проползти. Рррр! Выход был — либо совсем возвращаться назад, либо спускаться в тоннель мёртвых крыс. Гадство гадское!

Ладно, первая опасность — это ядовитый, судя по всему, туман. Если немного подождать, то он может рассеяться. Второе — возможные опасные падальщики. От них пока защищает яд, но если его станет меньше, то и нарваться на них будет вероятность выше. Ну и третье — в туннеле было достаточно тепло, а значит скорость разложения и запах будут лишь увеличиваться.

Но плюс же этого пути — крысы всё-таки шли к чему-то конкретному. Где-то там, в конце, точно есть выход, а вот если вернусь к тому месту, откуда пришли кислотники, то отнюдь не факт, что там найду выход. Ладно. Чем дольше жду, тем меньше шансов выбраться. Голод никуда не делся, а к нему добавляется и жажда.

Вернулся к «окошку» на вид крысиного геноцида. Если я спрыгну туда, то подняться уже вряд ли сумею. Ну, будь что будет!

Под «окошком» как раз не было ни мертвых тел, ни тумана, а потому, кое-как развернувшись в своём лазе, отталкиваясь и цепляясь руками, вытолкнул себя наружу, упав на мелкую раздробленную горную породу, что была тут в качестве пола.