Страница 62 из 86
«GEOPOLITICS ON-LINE»
Приложение 1
Призраки роста, демодернизация экономики и вирус ультралиберализма
– Александр Гельевич, Россия занимает девятое место по темпам роста экономики среди стран СНГ. Это, в общем-то, понятно, поскольку остальные страны растут с гораздо более низкой точки, поскольку в свое время экономический провал там был глубже, чем в России. Однако во многом именно Россия определяет для этих стран благоприятную внешнюю конъюнктуру, которая позволяет достигать таких темпов роста. Одновременно есть мнение, что идея единого экономического пространства сейчас благополучно умерла. Но если есть такие экономические связи, своеобразный экономический анклав, то, может быть, все-таки как-то можно это институционализировать?
А. Дугин: Россия и остальные страны СНГ находятся в разных исторических ситуациях. Дело в том, что страны СНГ, даже самые неудачные из них, кроме, может быть, Грузии и Таджикистана, движутся в направлении модернизации национальной экономики. Периферийное пространство СССР было модернизировано в меньшей степени, нежели Российская Федерация, центральная часть СССР, и сейчас эти страны занимаются процессом модернизации собственных экономик. Такой курс взят везде. Кто-то действует в хороших условиях, когда существует большой ресурсный потенциал, как в Казахстане, кто-то развивается в более сложных условиях, но все эти страны вкладывают энергию только в это.
Россия – единственная из стран СНГ, которая в принципе не занимается модернизацией национальной экономики. Основной курс экономического процесса в России направлен на сырьевой сектор, с одной стороны, и на внедрение на уровне надстройки разрозненных элементов информационного общества, экономического постмодерна – в виде сетевых, финансовых, информационных технологий. А собственно промышленность – средний сектор – в России стремительно исчезает, деградирует. Именно эта фундаментальная асимметрия отличает Россию от других стран СНГ и ответственна за пробуксовывание полноценного экономического развития.
Основная прибыль от продажи непереработанного сырья оседает за рубежом или кормит узкую социальную прослойку, связанную с экспортом природных ресурсов, – в этой области экономические показатели высокие, но так как прибыль никак не инвестируется в реальный сектор, то промышленность не развивается и, наоборот, деградирует. Также высоки показатели прибыли в экономических сегментах информационного и финансового сектора, но эти показатели сопряжены с интеграцией в глобальные сети и, по сути, имеют транснациональную природу, слабо влияющую на промышленность. Российские банки не выполняют главной банковской задачи: предоставление кредитов для предпринимательской деятельности в реальном секторе. С такими банковскими процентами и одновременно такими рисками это просто невозможно. Следовательно, финансовая сфера занимается чем-то иным, нежели кредитованием национальной промышленности. Информационные технологии и массмедиа образуют довольно доходный рынок, но также развивающийся без всякой корреляции с промышленным производством – это виртуальная экономика.
Поэтому сравнивать экономики стран СНГ и экономику России не совсем корректно. Необходимо учитывать качественное различие. Россия живет, с одной стороны, в архаической предындустриальной стадии экспорта сырьевых ресурсов, и это главное для бюджета России, а с другой стороны, за счет информационных и финансовых технологий коряво и против своих интересов вписана в глобализм. Россия атипична, в то время как большинство других стран СНГ последовательно, хотя и не быстро поднимаются к индустриальному состоянию, находятся на разных этапах именно промышленной модернизации. Поэтому качественная разница экономических укладов между Россией и странами СНГ, а также разница в объеме ресурсов и структуре промышленности не позволяют их корректно сравнивать. Эта асимметрия сказывается на темпах экономического развития и экономического роста.
Поставленная президентом задача удвоения ВВП фактически снята с повестки дня, отменена, успешно просаботирована. Эта идея могла бы реализоваться либо в условиях неправдоподобного, фантастического роста цен на нефть, либо требует модернизации экономики и развития высоких технологий. Но российское либеральное правительство и состояние общества ни при каких условиях не могут не только справиться с модернизацией российской экономики, но и поставить этой задачи. С самого начала идея удвоения ВВП выглядела как насмешка, как пустой звук. Если бы о ней говорилось всерьез, то за словами должны были бы последовать дела – в частности, отказ от ультралиберализма и изменение государственной идеологии в сторону мобилизации, национальной идеи, быстрой ротации элит. Этого не последовало, а крайне благоприятные цены на нефть все равно не были достаточны, чтобы реализовать намеченное.
Отсюда, на мой взгляд, и различие в темпах роста. В России нет реальной экономики. Есть ресурсодобывающий и ресурсо-поставляющий сектор, и есть фрагменты постиндустриальной инфраструктуры. Эта постиндустриальная структура действительно интегрирует Россию в глобализм, но только на уровне сознания интеллигенции мегаполисов и информационных потоков. Это – виртуальная интеграция, без реальной экономической основы. На фоне ощущения причастности к глобализации происходит дальнейший отрыв реальной экономики от западных стандартов. Происходят иллюзорная, виртуальная, номинальная глобализация, с одной стороны, и реальная стремительная деградация экономического сектора, с другой стороны. В такой ситуации нет ни базы, ни модели, ни ощутимого основания, ни экономического фундамента для экономического роста. Нынешняя экономика России представляется предельно хрупкой, тогда как слабенькие, хиленькие экономики стран СНГ, тем не менее, развиваются достаточно логично и последовательно, хотя и с огромным отставанием от стран Запада.
Поэтому Единое экономическое пространство было проектом объединения всех укладов стран СНГ в единую картину, где должны были сочетаться ресурсопоставляющий сегмент (по сути экономика доиндустриального общества), информационный сегмент (постиндустриальный уклад) и индустриальный сегмент, который в большей степени, чем в России, воплощен именно в странах СНГ, например, на Украине, производящей станки, или в Беларуси, производящей трактора. Сочетание этих трех укладов в едином евразийском экономическом пространстве должно было позитивно и органично повлиять на всех субъектов-участников.
На первом уровне это должно было бы консолидировать ресурсодобывающую стратегию стран СНГ, с введением единых тарифов, общей ценовой политикой, договоренностью о формах и маршрутах поставки энергоресурсов. Далее, логика развития национальной промышленности индустриальных обществ должна была затронуть и саму Россию, заставить ее развивать внутри Российской Федерации все модули реальной экономики, которые связаны с производствами в странах СНГ. А это, в свою очередь, привязало бы к производственному сектору постиндустриальную информационную структуру, которая в России катастрофически оторвалась от реального экономического и социально-политического базиса. Таким образом, идея Единого экономического пространства была призвана стабилизировать и гармонизировать довольно сложные и даже катастрофические отчасти процессы в экономике всего постсоветского мира.
Действительно, в краткосрочной перспективе российская экономика по цифрам несколько проигрывала бы. В среднесрочной же перспективе выгоды каждой из сторон уравнивались бы, а в долгосрочной перспективе именно Россия получала бы самые главные козыри, извлекая дивиденды из органичной и планомерно развивающейся устойчивой евразийской экономической структуры. Поэтому вопрос о Едином экономическом пространстве и экономической интеграции постсоветского пространства имеет фундаментальное значение для России, является важнейшим конкурентным преимуществом и представляет собой даже не просто экономическую целесообразность, но наиглавнейший политический императив.