Страница 51 из 86
– тихокеанский экономический полюс аналогичен европейскому (с меньшей степенью интеграции), вероятность оппозиции «планетарному глобализму» здесь подкрепляется серьезными различиями в типе рациональности («традиционные общества»), что может обнаружиться через обострение чисто экономических коллизий;
– виртуальная четвертая (евразийская) зона – ее потенциальное экономическое объединение может стать главной преградой для «планетарного глобализма». Здесь налицо глубинное отторжение основного кода глобализма, хозяйственный хаотизм, полная ценностная антитетичность рациональным и методологическим основам «новой экономики». Вместе с тем ресурсный, энергетический, военно-стратегический, политический и геополитический потенциал этой зоны столь значителен, что способен стать решающим аргументом через альянс с соседними «большими пространствами», в том случае если относительные противоречия между «планетарной глобализацией» и «региональной глобализацией» перейдут некоторый критический порог. Это прекрасно осознают архитекторы глобализма и американские стратеги, представляя «виртуальную интегрированную Евразию» как основного потенциального стратегического противника и главного врага США в XXI веке (П. Вольфовиц).
«Новая экономика» как код планетарной глобализации есть воплощение мирового зла, которое и есть «духовный антихрист».
Глава 4. Экономическая теория неоевразийства: «гипотеза Вечности», синхронизм трех укладов, интеграционный императив
«Гипотеза Вечности»
С точки зрения философии евразийства, одномерного, одностороннего прогресса в истории не существует. Широко распространенное представление о том, что мир движется поступательно, от худшего к лучшему, евразийство считает ошибочным. Развитие мира, в том числе и экономическое развитие общества, происходит циклически. И даже самые высокоразвитые культуры после цепочки катастроф возвращаются на прежний уровень, а любой прогресс сменяется фазой регресса. При таком подходе нет представления о том, что модернизация является абсолютным и единственным направлением, всегда и непременно от худшего к лучшему. Поэтому сам термин «модернизация», в том числе модернизация экономики, ставится под вопрос, начинает рассматриваться как циклическое явление. Модернизация обратима, локальна, может затрагивать лишь отдельные аспекты общества, а может меняться на прямо противоположный вектор. События на постсоветском пространстве подтверждают этот тезис: на наших глазах осуществляется архаизация многих экономических процессов. До определенного момента мы развивались в индустриальном направлении, сегодня же в одних областях перешли к предындустриальному состоянию, а в иных – к постиндустриальному.
Циклическое осмысление истории и понимание амбивалентности модернизации требуют Вечности, некоего вертикального, духовного измерения, существующего как бы перпендикулярно по отношению к повседневной реальности. Здесь следует вспомнить представление о трех мирах, которое является культовым, фольклорным, мифологическим представлением традиционного общества, сохранившимся до сегодняшнего дня у многих народов. В православной церкви также существуют три параллельных мира – ад, рай и человеческая реальность. Если спроецировать учение о трех мирах на конкретную историю, в мире возникает дополнительное вертикальное измерение, которое является символом вечности. Вечность, которая не зависит ни от чего и делает относительными все события горизонтального мира, релятивизирует время и прогресс, показывает возможность параллельных времен и напрямую приводит к циклическому мировидению.
Приняв «гипотезу Вечности» как рабочую и спроецировав ее на область экономики, евразийцы получают теорию экономических циклов, т. е. представление о круговом, а не линейном развитии хозяйственного уклада. Это переход от экономической диахронии, описываемой в категориях «раньше – позже», «уже – еще не», «развитое – недоразвитое» и т. д. с соответствующими оценками, к экономической синхронии, предлагающей рассматривать развитие как циклический процесс, где между циклами существуют аналогии без общего, единого для всех, универсального направления движения. Экономическая синхрония приводит к выводу, что одновременно в одном и том же обществе, а тем более в разных обществах, могут существовать различные технологические формации и экономические уклады. Эти уклады качественно отличаются друг от друга, но представляют собой не ступени поступательного развития, а скорее особые фазы, подобные возрастам человеческой жизни, установить иерархию среди которых весьма проблематично. Ведь странно считать, что ребенок есть просто недоразвитый взрослый, взрослый – недоразвитый старик, а старик – несовершенный труп. Каждый возраст имеет свое качественное значение и присущие только ему критерии нормы и совершенства. Точно так же с позиции евразийской экономики нельзя утверждать, что традиционные формы хозяйствования – например, оленеводство и охотничий промысел чукчей, юкагиров или якутов – являются примитивной фазой развития, низшей по сравнению с индустриальным или постиндустриальным обществом.
Евразийцы считают, что существуют различные циклы хозяйствования, и не всегда переход от одного к другому есть прогресс. Еще точнее: прогресс в технической сфере может сопровождаться регрессом в иных аспектах хозяйственной жизни, представляющей собой объемный и многомерный процесс, сопряженный с культурой, традицией, специфическим структурированием жизненных энергий.
Люди фиксируют наиболее универсальные точки собственного развития, но сплошь и рядом после достижения некоторого критического порога отрицательные аспекты начинают перевешивать положительные, и человечество сталкивается с серьезным кризисом, который сопровождается отступлением экономической жизни к прежним уровням, а иногда и полным регрессом. В современной индустриальной и постиндустриальной экономике существуют фундаментальные кризисы и, как наиболее яркое их выражение, – экономика войн и конфликтов, которая по мере развития оружия массового поражения становится опасной для самого бытия человечества, т. е. несет в себе заряд чистого негатива.
Именно к такому страшному кризису, с точки зрения евразийства, приближается современная постиндустриальная цивилизация: это вероятность экологической катастрофы, демографического взрыва, энергетического исчерпания недр, моральной деградации самого человеческого вида, приблизившегося вплотную к перспективе клонирования, разложение всех традиционных форм коллективов – вплоть до семьи. Автономизированная логика технического прогресса постепенно поменяла самих центральных субъектов экономической деятельности – от конкретных людей и человеческих коллективов, например наций, мы перешли к расплывчатой концепции «индивидуального множества», утратившего любые качественные определения и стоящего на пороге промышленного воспроизводства псевдочеловеческих типов. Это прекрасно вписывается в логику циклического евразийского видения: прогресс сочетается с регрессом, и за пиком подъема неотвратимо следует падение. При этом евразийцы считают, что поскольку возврат легитимен и прошлое не является негативным само по себе, можно сознательно и безболезненно в определенный момент менять курс развития и спокойно поворачивать на 180 градусов, переходя на предшествующие экономические циклы. В любом случае евразийская экономическая теория признает правомерность циклов, и это предопределяет другие, более частные выводы.
Исходя из сказанного, первый фундаментальный постулат евразийского экономического мышления можно сформулировать так: любую экономическую ситуацию следует рассматривать как циклическую, а не как развивающуюся лишь планомерно и поступательно. Чтобы оценить экономическую ситуацию, необходимо поместить ее в исторический, культурный, географический, национальный и религиозный контексты. И именно эти контексты помогают понять, с каким циклом и с какой его фазой мы имеем дело, что необходимо принимать за норму и как ее поддерживать в каждом конкретном случае.