Страница 72 из 74
Глава 23. Часть 2
— Как-то легко у тебя это выходит. Чик-чик — и готово.
— Лёш, ну нам не по семнадцать лет, чтобы в себе сомневаться. Мужики мы здравые, айда колесить по стране! Сил и задора — полно, ума — дай бог, нажили. Не хочу снова полжизни терять, пытаясь встать на ноги. Есть возможность заработать лёгкие деньги — так давай их заработаем.
— Притормози, друг. Мы в стране Советов. Тут нетрудовые доходы караются по закону.
— Зришь в корень. Вот для этого и хочу в студенты податься. Придать официальный статус своим задумкам. Посмотрим, на что там родная милиция сподобится, они вроде как обещают посодействовать мне в поступлении за батино спасение и неоценимую помощь следствию. А вариантов же тьма — стройотряды, турпоходы, съезды молодёжи какие-нибудь, да хоть по линии комсомола пойти. Главное — встроиться в систему, и заниматься своими делами. Айда со мной, вместе пробиваться будем.
— Чёрт, заманчиво! Вовку бы ещё найти.
— Вот это реально проблема. Не представляю, как его искать.
— Можно попробовать на живца, как у нас с тобой получилось.
— Как, на живца? Ты меня спецом караулил, что ли?
— С тобой случайно получилось, я не тебя караулил, а батю своего. Очень мне хотелось с ним поговорить, маму повидать. А тут ты как оглашенный орёшь на всю Ивановскую: «Валов, Валов Лёха». Я прям офонарел, что за перец, откуда ему меня знать. А потом как молния сверкнула: меня тут искать и спутать с батей могут только два человека — ты или Вовка. Вот я по аналогии и предлагаю его рядом с его предками искать. Ты вон, тоже небось к бате сразу подался.
— У меня случай особый. Но в принципе, попробовать можно. Только я не знаю, где Мухановы в семидесятые годы жили.
— Они, кажется, даже не в Сибири.
— Тем более, будет повод выехать за пределы Прибайкалья.
— Чёрт, чёрт, чёрт! Думаешь, получится?
— Ну а что мы теряем? Останься мы при своей новой родне и что? Заново жить советскую жизнь, ждать девяносто первого? Не-эт, Лёха, на этот раз я хочу подготовиться. Не собираюсь больше терпилой быть. И родных своих из ямы вытащу.
— Которых?
— Да всех. Я бате уже порассказал, что будет, обещал ему набросать даты, что помню. Кстати, на твоём месте я бы давно к настоящим родителям пришёл и всё как на духу выложил. Я лично так и сделал. И ты знаешь, мир не рухнул. Батя, конечно, не сразу поверил, но я всяких фактов ему привёл. А тебе проще — ты-то со своими жизнь прожил. Я бы и маме хотел рассказать, да она на сносях, скоро уж рожать, не стал я её сейчас тревожить. А вот попозже хочу всё же и её посвятить.
— Ладно, считай, уговорил. Мне самому надоело в роли мальчика для битья. Но завтра надо свалить из города подальше от любящих родителей.
— Что, и даже не попрощаешься?
— Записку матери напишу. Папаша обойдётся. Он после того случая во мне окончательно разочаровался. Он, оказывается, катал сына на вертолёте, чтобы тот наконец ощутил дух воздухоплавателя, а у пацана то ли фобия на полёты, то ли ещё чего, но потерял сознание посреди веселья, а очнулся в медпункте аэропорта уже я. Поэтому пусть считают бунтом против родителей. Я типа поехал доказывать, что ботаны тоже люди.
Мы ещё полночи крутили всякие варианты, в какую молодёжную организацию нам податься, чтобы иметь свободу передвижения. Выходило так, что придётся пахать и на эту организацию, либо прилежно учиться в вузе. Чуждые элементы, которые болтаются без дела, советское общество быстренько искоренит. Нужна крыша. В принципе, у меня целых два варианта для обзаведения крышей, но оба они предполагают кабальные отношения. Мы уж как-нибудь сами.
А утром мне позвонили из райотдела милиции, так что мы стартанули немедля. На этот раз нас допустили в святая святых, где мне пожал руку лично товарищ майор, вручил грамоту за беспримерное мужество и неоценимую помощь следствию. К грамоте прилагался опечатанный конверт без опознавательных знаков.
— Если грамоты будет недостаточно, отдашь его в приёмную комиссию. Но это на самый крайний случай. Твоей справки из больницы и грамоты должно хватить. И ты же понимаешь, что ломать печати, чтобы утолить своё любопытство, не стоит?
После милиции мы рванули в аэропорт. Лёшка, как немного лучше ориентирующийся на местности, вывел меня на остановку, где мы поймали тот самый автобус номер два. Весело подпрыгивая на ухабах, лиаз доставил нас до аэропорта на целых пять минут быстрее, чем если бы мы шли пешком. Кондуктора в салоне не было, но мы честно купили билетики по пять копеек.
В аэропорту опять был аншлаг. Мы отправились брать кассу штурмом, но билетов предсказуемо не было. Мы посовещались и решили добираться на перекладных. Берём билеты на любые направления, главное — поближе к Иркутску, подальше от района.
— Мне надо свалить как можно быстрее, а то как бы батя не кинулся меня искать. Сам понимаешь, у него тут знакомых половина аэропорта.
Мы снова пробились к кассе, и — ура! — нам дали одно место на подсадку, а второму предложили билет до Братска. Всё берём. Лёшка рванул на досмотр рейса на Иркутск, а я остался ждать своей регистрации. С полчаса у меня есть.
И тут по громкой связи прозвучало объявление. Отставших пассажиров Шарипова Александра Дмитриевича и Валова Алексея Петровича просят подойти на стоянку перед зданием аэровокзала.
Чего?!
Я прослушал объявление дважды, соображая, кто нас нашёл — Лёхин батя или Боцма́н. Потом я увидел испуганную Лёхину физиономию, который свалил с досмотра, хотя его окликали и требовали немедленно вернуться, иначе опоздает на посадку. А потом до меня дошло, что нас назвали настоящими именами. Кто тут может их знать? Только Вовка! Больше просто некому! Мы с Лёхой промчались на выход, где нас настигло новое сообщение по громкой связи. Пассажира Алексея Степановича Корытного призывали явиться в комнату милиции.
— Это точно батя. Улететь бы не дал, — вполголоса шепнул Лёха, набрасывая на голову капюшон штормовки.
Площадь перед аэропортом была заполнена машинами от силы на треть. Но среди них выделялось дивное диво — оленья упряжка, и с ней два якута довольно потрёпанного вида. Мы завертели головами — где тот, кто нас сюда вызвал? В каком обличии предстанет перед нами друг? Курящие сбоку от крыльца не обращали на нас ровным счётом никакого внимания, из машин кто-то выгружал багаж, а кто-то наоборот, утрамбовывал чемоданы в багажник москвича.
— Вовка! Макарыч! — сложив руки рупором, крикнул я.
Может, ошибка, может, он нас не здесь ждёт. Может, мы опять глючим, на этот раз вдвоём.
— Здесь я, — раздался сзади негромкий голос.
Из дверей аэропорта вперевалку вышел мелкий якутёнок, на голову ниже меня, печально посмотрел на нас глазами-щёлочками.
— Вовка? — недоверчиво воззрились мы на него.
— Здорово, мужики, — так же негромко отозвался он. — Идём, нас ждут.
— Макарыч, ты ли это? Что произошло, как-то ты не рад.
— Что вы, я очень рад. Но я не один, с дедом, и у него к вам важное дело. Давайте пошевеливаться, дело не терпит отлагательства.
— Погоди, Макарыч, ты нас хоть в курс дела введи. Мы вообще улетать собирались.
— Щас вам дед всё объяснит. Не надо никуда лететь.
— Вова, — решительно преградил ему дорогу Лёха. — Мне не нравится такая таинственность. У каждого из нас есть новая родня, и наши интересы совсем не совпадают с их интересами. Я вон от бати сбежал. Тебя что, родня терроризирует? Так давай мы тебе поможем от них свалить.
— Спасибо за предложение, Лёша, не надо. Моего деда лучше послушаться, поверьте.
— Макарыч, млин, чё ты мозги паришь, русским языком скажи, что происходит? Нам реально некогда задерживаться, айда лучше с нами, — не выдержал я этого сгустка вселенской скорби, в который превратился наш Вовка.