Страница 21 из 74
— Я потомственный копач. И такие вещи ВИЖУ. Кстати, новый полигон ты копаешь не там. Уж не знаю, как это ты так лоханулся, но там площадь практически пустая. Во-о-он куда жила уходит.
Я показал вправо, где приятно золотилось между деревьями.
Юрий Михалыч замер, а потом постучал себя пальцем по лбу:
— Ты соображаешь вообще? Здесь геологи, разведка, шурфы. Целая карта составлена. Замеры, промеры, таблицы. Наука.
— А спорим, я прав? Твоя наука маху дала. А может… знаешь, на тебя тут зуб точат. Перепроверь свои данные.
— Даже и спорить не буду. Ерунду городишь.
— Не веришь? Ну и вали к своей Раечке. Попрут тебя из начальства и поделом.
— Погоди. Значит, копач.
— И отец и дед…
— А если краденое золото, можешь увидеть?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Наверное.
— Посмотри, вот тут, в посёлке, ничего нет?
— Ха, в посёлке. Тут всё на золоте стоит, и баня, и столовая.
— А бараки?
— И бараки. Даже под вертолётной площадкой. Кстати, под баней яма есть, вот в ней прямо золотое дно. Доставай, мой.
— Идём!
— Мыть? Прямо сейчас?
— Юрий Миха-а-лыч! — раздался призыв именинницы.
— Тебя зовут. Дуй.
— Не. Пойдём, покажешь местные клады.
— Завтра, хорошо? Тебя дама ждёт, день рождения у неё. Да ещё Леночка твоя осталась одна. Забыл?
— Ой, Леночка! Взял на свою голову. Ну их, этих друзей с их потомством! К себе бы брали, так нет, мы же честные, семейный подряд не хотим устраивать.
Точно, забыл про несчастную Леночку. Сидит покинутая девочка как на иголках, и уйти не может. Знаю таких людей, будут страдать, но встать и уйти считают крайне невежливым. А с кем ей там сидеть? Готовы все, и это даже стемнеть не успело. Бабы тянут что-то тоскливое про несчастную любовь к женатому, бухие работяги что-то «вот такое» показывают, и судя по молодецкому гоготу, это не рыба. Пока мы с Михалычем присматривались к кладам, бренчали на гитаре, сейчас снова колдовали над бобиной. Ободзинского поставили.
Налымов, почти готовый, пытался ковать железо под «эти глаза напротив», но оно не ковалось. Леночка жалко улыбалась, мотала головой на его предложение танца и искала глазами спасения, а его всё не было. И как ты тут выживать-то, девонька, собираешься? Нахрена сунулась на такую работу, если тебя не прельщают грубые мужики и их такие же грубые ухаживания. Так и до греха недолго. Пойду спасать непутёвую дуру.
Ободзинский затянул «Восточную» и я пошёл на абордаж. Эх, тряхнём стариной во всех смыслах слова.
— Разрешите вас на танец? — по всем правилам пригласил я смущённую девушку.
А она согласилась и даже с радостью. Даром, что я в неизменных кирзачах и тоже хорошо датый.
— Спасибо, Александр, что вы меня вытащили из-за стола.
— Стоп. Давай сразу на ты. Терпеть не могу это выканье. И можно просто Саша или Саня. Идёт?
— Ага, — кивнула она.
— Вот и ладушки. Ты мне скажи сразу, кем приходишься Михалычу?
— А, ой. Он просто папин друг хороший. И всей нашей семьи.
— А папа у нас кто?
— Он начальник драги, только на другом участке. Вот Юрий Михалыч взял надо мной шефство.
— Ясно, — процедил я.
Ну Юрий, ну Михалыч, шеф хренов! Нажрался, и девочка побоку. Вот и доверяй дочерей друзьям. Да на неё же тут половина состава голодными взглядами смотрит. А девчонка неиспорченная совершенно. Жалко.
— Ты вот что. Сейчас дотанцуем и давай я тебя провожу до дома, а то как бы не увязался кто.
— Как же я уйду, а Юрий Михайлович здесь останется?
— Не переживай за него, он большой мальчик, сам справится. Если что, мы его с Налымовым дотащим.
— Спасибо, Саша. Ты такой хороший. А мне про тебя всякие гадости рассказывали.
— А ты никому не верь, и сплетням не верь. Мне, кстати, тоже не верь. Я сегодня хороший, а завтра кто знает.
— Да нет, я по глазам вижу, что ты добрый.
— Ладно, пойдём отсюда. И кстати, уезжала бы ты. Нечего тебе на участке делать. Ты видишь, какой тут контингент, а ты девчонка молодая, только мужиков дразнить.
— Я не могу, меня же на работу приняли.
— Подумаешь. На другую устроишься.
— Меня и так взяли, потому что папа попросил.
— По блату называется. Ну, дело твоё. Спасибо за танец. Идём.
Я взял её за руку и отбуксировал в общежитие, велев закрыться и никого не пускать посторонних. И правильно велел. Потому что по тропинке уже шли двое с бутылкой и явным намерением продолжить приятный вечер.
— О, Шведов, а ты тут что делаешь? — спросил смутно знакомый дружбан Козлова, с которым я его в столовой видел вчера.
— Гуляю.
— С Ленкой? Держись от неё подальше. И гончему псу своему передай, чтобы ручонки загребущие придержал. Самим нужна.
— Слушай, у меня на неё нет никаких видов, просто девушка устала, она уже спать легла. Не лезьте вы к ней.
— Шведов, ты совсем тупой? Тебе сказано, хиляй отсюда! Сами разберёмся, к кому и когда нам в гости ходить.
— Да ты не видишь, он нарывается, дай ему по шее.
Пока мой вроде бы знакомец замахивался, получил от меня прямой в челюсть и грохнулся оземь, взмахнув руками в напрасной попытке удержаться на ногах. При этом он зацепил и повалил дружбана. И пока эта куча-мала пыталась подняться, подоспел Налымов и помог уложить их снова, чудом сам устояв на ногах. Мне зарядили по носу, что же ему не везёт-то так, но я не остался в долгу. Н-на тебе! Кирзачом по рёбрам, говнюк. На вопль: «Наших бьют!» пьяными зигзагами начали подтягиваться остальные гости, завизжали бабы, залаяли собаки.
— Милиция! Прекратить драку! — громыхнуло над нами железным тоном. Батя!