Страница 14 из 74
Глава 5
— Выходи, тебя зовут, — отворили мне дверь ни свет ни заря.
Полез на волю, сощурившись от яркого света. Кажется, денёк будет жаркий. Ночью стойбище было почти безлюдным, а сейчас из чумов высыпал народ, курились дымки, любопытные детишки глазели на чужаков и всамделишного преступника. Олени мотали рогатыми бошками, Бельчик блестящими глазами наблюдал за ними. Вокруг пса ходили два эвенка, одобрительно цокая на него. Будут выпрашивать у отца продать. Хороший мол, пёс, охотничий. Испортишь собаку, лучше нам отдай, а мы тебе унты за него сошьём.
История про Бельчика, которого неоднократно предлагали купить, а раз даже пытались украсть якуты, долго ходила в семье.
Отряд собирался на поимку остальных копачей, а меня хотели этапировать на ближайший дражный участок. К моему огромному сожалению и разочарованию отец уходил в тайгу, поручая меня вчерашнему знакомцу Налымову. Не поверил. Правильно конечно, а кто бы поверил? Я-прежний точно не поверил бы.
Я-сопляк обиделся чуть не до слёз. Родной отец не верит. Вот и говори людям правду.
Тьфу ты! Не дай бог скатиться в свой нынешний возраст! Гормоны вместо мозгов мне не надо. Буду держаться. А то ходят мимо якуточки, вон те, похожие как сёстры-близнецы, например, глазками-щёлочками провожают каждое моё движение, лица-блинчики со смуглым румянцем, шепчутся и хихикают. Да ну нафиг, они моются поди раз в год. Сплошные недостатки. Но есть и достоинства. Впереди по паре достоинств, и сзади корма роскошная, особенно у той, что постарше.
— И чтобы к первому сентября привезли детей в интернат! Им учиться надо! Чтобы этих дремучих пережитков больше не слышал! С оленями они и за лето освоятся, а вообще это скоро станет не нужно. Слыхали, БАМ строить начали? Байкало-Амурская магистраль. Всесоюзная комсомольская стройка! Скоро тут города возведут и шоссейные дороги во всех направлениях лягут. Так что ваши олени в заповедниках пастись будут, — выговаривал батин голос, пока меня кормили мутной похлёбкой не знаю, из чего. Если честно, то о кухне северных народов я наслышан, поэтому и знать не хочу, что плавает в моей миске. Съедобно — и ладушки. Тем более, мой молодой растущий организм был готов целого оленя схарчить вместе с рогами. За вчерашний день-то почти не ел. Утром только, а потом не до того стало.
— Александр, подойди сюда, — позвал батя.
Блин, ну как же круто, что у меня батя есть.
— Садись. Ты поел? Наливай чай, переговорим, да я пошёл. Не думай, что я так тебе и поверил, но сочинил ты конечно историю — Стругацким на зависть. С другой стороны, врагов у меня хватает. Предупредил — спасибо тебе. Давай договоримся так. Ты с Налымовым идёшь до участка Малый Патом, там меня ждёте, и чтобы без нареканий. А я туда дня через три прибуду, тогда поговорим. Может и ты… вспомнишь чего ценного.
Учти, от твоего поведения будет зависеть, в качестве кого ты по этому делу будешь проходить: свидетеля, потерпевшего или соучастника. А дело серьёзное, поэтому прямо сейчас — первый вопрос: куда могли пойти твои дружки, не знаешь?
— Нет, мы просто бежали. Или мне не сказали про конечную цель.
— А золото кому собирались продавать?
— Про какого-то Боцмана речь шла вроде.
— Боцма́на?
— А, да, ударение такое странное. Про него.
Отец внимательно посмотрел на меня. Сдвинув фуражку на затылок, почесал в голове.
— Что ты про него знаешь?
— Ничего.
— Припомни, что про него говорили?
— Ничего конкретного. Дескать, стоит с ним связаться и денежки в кармане.
— Места, даты встречи?
— Нет.
— Неужто Боцма́н в районе? Тогда точно надо брать. Сколько намыли-то?
— А кто же их знает? Мне не докладывали. Я с Патомского кратера с килограмм россыпью принёс. Наверняка и у них было, да ещё при мне работали.
— Фартовые, значит.
— Фартовый — это я. Думаю, они пацана потому при себе и держали, что на золото их наводил.
— Это как?
— А так. Золото под землёй вижу. Никогда не думал, что такое возможно, но вчера-позавчера получалось.
— Ещё одна сказка?
— Вроде того. Хочешь, давай проверим.
— Проверим, — пообещал батя. — Но не сегодня.
— Всё-таки не веришь. Тогда вот тебе другое доказательство: у меня родимое пятно есть, точнее было в том теле. Вот тут.
И я показал точку на заднице. А чтобы добить, добавил:
— У тебя точно такое же, мать говорила.
Я поднялся и похлопал его по плечу:
— Думай, батя, думай. До двадцатого не так-то много времени.
На опушке стойбища мы расходились в разные стороны. Я не утерпел, подошёл погладить оленя. Смутно помню, что в посёлок наш приезжали по зиме якуты на оленях, и свой восторг, когда меня посадили верхом на широкую горячую спину и дали подержаться за рога. До них было далеко, но я дотянулся… и одна ветка осталась у меня в руках. Напугался, разревелся, а мужики хохотали до слёз с подвизгиванием и хлопаньем себя по ляжкам. Оказалось, самцы как раз сбрасывают рога перед Новым годом, и я просто помог олешику избавиться от ненужного груза.
— А ты помнишь… — подошёл отец.
— Как я оленю рога обломал? Помню конечно. Как-то не по себе делается, когда понимаю, что где-то есть я, ещё совсем маленький. Маму вот хотел бы увидеть, а себя…
— Можно подумать, я тебя к своей семье пущу.
— Да я и не собирался. Уехать хотел.
— Куда?
Я пожал плечами.
— Не знаешь, мне сколько лет? Я хоть школу-то закончил? Документов же никаких.
— Семнадцать, наверное. Вроде бы нынче должен был. Доберёмся до посёлка, выясним. И к матери тебе надо будет показаться. К твоей, нынешней!
— Да ты чего! Рехнулся? Что я ей скажу? Сын ваш не вернётся, я за него?
— Имей совесть! Извелась баба, сын в тайгу ушёл и сгинул, как и отец. С двумя младшими на руках осталась без мужика в доме. И на деверя надежды мало. Дядя Фёдор твой, нет бы чему путному пацана научил, но вы же потомственные старатели, и батя твой такой же был, дремучий копач.
— Погоди, Федька — мой дядя?
— Ну да, брат отца.
— Неплохо. А он меня застрелить обещался, когда я уйти хотел.
— Вот! Уже что-то! Эксплуатация детского труда. Принуждение несовершеннолетнего к преступной деятельности под угрозой расправы. Да плюс самородок, который ты сдал. Любой суд встанет на твою сторону. Ты главное, без меня никакой фортель не выкини. А уж я постараюсь хоть кого-то из них изловить. Позарез надо.
— Зачем?
— Плавает тут в мутной воде крупная рыба. А ловить не на что. На тебя-то вряд ли кто клюнет.
— Ты осторожнее там. Они вооружены все.
Уходя, отец обернулся, и как бы между прочим спросил:
— Так коммунизм-то построили у вас там?
— Не-а. Оголтелый капитализм.
— Тьфу на тебя, чёртов сказочник! — махнул он рукой и скрылся за деревьями.
— Прости, батя, мы всё просрали. Страну тоже, — вполголоса сообщил я и позвал сопровождающего. — Налымов! Веди меня, куда там велено.
Налымов, весёлый мужичок лет под сорок, непрерывно балаболил и мешал мне думать. Наконец я плюнул на гиблое дело и включился в беседу, к вящей радости сопровождающего. А тот, как оказалось, интересные вещи рассказывал, направо и налево разглашал служебные тайны. Или неслужебные. Не похоже, что он в милиции работает. Скорее, из лесничества или ещё каких смежных отраслей.
— Там, где золото, всегда находятся люди, которые хотят получить его, минуя закон.И при царе так было, и при концессии тащили с приисков, и за спирт скупали в своё время. Ты слыхал про спиртоносов?
— Нет, — честно покачал я головой.
— Ну слушай. До революции спирта рабочим выдавали строго ограниченное количество. Это даже в бумагах прописывали при найме. С пьянством боролись, а то иной работяга меры не знает, в запой уйдёт и вся работа. Ушлые дельцы это быстро смекнули, и что стали делать: заявят прииск по соседству с богатой компанией, для виду наймут артель, чтобы те ковырялись, вроде как работы идут. А хозяин тем временем лавчонку на прииске своём откроет и слушок среди рабочих пустит, дескать, за золото готов обеспечить честных трудяг спиртом без ограничений. А цена на него ой какая кусучая. Спирт в тайге — дефицитный товар. Так и притекает к нему соседское золотишко, утаённое рабочими при промывке. Бороться с таким стали, поприжали негодяев. От одних избавились, другие смекнули, как дело поставить. Придумали спирт на себе приносить, в горбовиках. Станут лагерем недалеко от прииска, спирт разведут, на перце настоят и по четвертям разольют. Через своего человечка передадут весточку: кому спирту, приносите золото в такое-то место. Бойко идёт торговля, распродадут запас и только их и видели. Уйдут тайными тропами, ищи свищи среди тайги-то. Китайцы этим промышляли в основном. Сколотят шайку и переходят от прииска к прииску. Даже исправника не боялись, если без казаков едет. А при случае и открытым грабежом не брезговали, если золото с приисков везут без должной охраны. Настоящий бич божий были эти спиртоносы. Сколько золота в Китай ушло, никем не считано. Но уж если попадётся такой спиртонос, несдобровать ему. Сами же рабочие помогут хозяину повязать и к исправнику доставить. Понимали, что грабят ихнего брата, под монастырь подводят. Пьяницу могли и без всякого расчёта уволить. Или к себе исправника вызовут и показательный суд устроят, чтобы другим неповадно было. Выпорют при всех, а потом уж в жилуху везут, если жив останется, властям сдают.