Нельма

Мария Ботева

Нельма

Ребёнку почти ничего это уже не нравилось. Обещали показать механизмы, дать что-нибудь разобрать и собрать, а сами что? Забрались в какой-то город у холодного озера, нашли в нём замок и пируют который день. Солдаты ходят из дома в дом, берут чужие вещи, громко смеются, бьют пустые бутылки на улицах. Пустой город, ничего особенного. Нет даже механизма для поднимания и опускания ворот, нет даже ворот, одно название. Просто широкие двери. И дом старый, тоже ничего интересного. Правда, в первую же ночь ребёнок проснулся от далёких протяжных звуков – на главной площади били часы.

– Дамка, как твоя жизнь? – каждое утро спрашивает Нитка. Каждое утро.

– Моя жизнь хорошая, – отвечает ребёнок, это его зовут Дамка.

– Как ты спал?

Но уж на этот вопрос Дамка не отвечает, идёт умываться. Обыкновенно спал.

– Чем займёшься? – спрашивает Нитка во время завтрака. Овсянка с сыром, белый хлеб, грушевый компот.

– Ты же знаешь.

Одно и то же каждый день. После завтрака Дамка идёт обследовать город, но редко находит хоть что-нибудь интересное: все колодцы построены одинаково – крути за ручку, цепь вытянет ведро, а кроме колодцев, пожалуй, и нет никаких механизмов. Потом обед: какая-нибудь рыба, какое-нибудь пюре, чёрный хлеб, какой-нибудь чай. Да, ещё бывает суп, но его Дамка почти не ест. И вот сторож по имени Бумажный открывает двери городской ратуши, и тогда можно подняться на башню – разглядывать и изучать городские часы.

«Бумажный – странное имя», – думал ребёнок, когда впервые поднимался по деревянной лестнице к часам. Но наверху, в башне, был такой механизм – Дамка забыл обо всём, как только его увидел. Все части хотелось потрогать руками, но Бумажный сказал, что можно случайно задеть что-нибудь не то, и часы остановятся. Такой большой механизм, такой маленький Дамка – нет, ребёнок ему не верил. Но трогать ничего не стал. Пока. Может быть, потом, когда надоест просто разглядывать. Интересный механизм, раньше он такого не встречал. Огромные шестерёнки и маленькие шестерёночки ворочаются, цепляются друг за друга зубцами, молотки и молоточки стучат и подпрыгивают с глухими и звонкими звуками. Почти у самого пола висит маятник, но никому и ничему не мешает – от пола, по которому ходят вокруг часового механизма, до пола ратуши вниз уходит деревянный гулкий колодец, деревянная труба. Внутри трубы и раскачивается маятник. Однажды Бумажный взял Дамку с собой в этот колодец, они вошли внутрь через едва заметную дверцу. Снизу маятник был похож на качели, на которых можно раскачиваться вдвоём. Такие качели-маятник. Забраться бы на них, но Бумажный сказал, что так можно нарушить ход часов, они будут неправильно показывать время. Дамка послушался, но не поверил. Запомнил эту дверь. Откуда-то Бумажный всё знает. И как заводить часы, и когда – знает тоже.

Рядом с маятником висят две большие гири – Дамке до пояса. Когда они опускаются до самого пола, Бумажный берётся за висящие толстые цепи и тянет их вниз. От этого гири медленно ползут вверх. Сначала одна, потом другая. Как он поднимает их – это же так тяжело? Лицо у сторожа краснеет, со лба течёт пот. Дамка хватается за цепь, хочет помочь, но Бумажный скрипит на него зубами, страшно. Ребёнок тут же отпрыгивает. Он очень быстро бежит вверх, смотреть, как медленно-медленно показываются у часов гири. Большая круглая спираль становится тугой-тугой, потом в ней что-то как будто щёлкает, и только тогда сторож выпускает цепь из рук.

От часов пахнет машинным маслом – это потому что все детали когда-то давно смазывали, чтобы ход был ровный, чтобы часы правильно показывали время. Этот запах надолго остаётся в носу у ребёнка. Бывает, что ночью он просыпается и нюхает свою одежду. Иногда запах сохраняется, иногда – нет.

Нельма старая, Нельма никуда не уйдёт. Будет ловить рыбу и есть её. Собирать грибы. Бруснику. Нельму не тронут. Озеро не тронут. Им не нужно озеро. Может быть, только рыба.

Ночью было шумно. Даже слишком. Взрывались мины, земля допрыгивала до неба. Стреляли большие пушки. Небо было жёлтым и красным, а не синим и не чёрным, как раньше. Этой ночью оно было красное от огня. Нельме не страшно. Нельма слушает взрывы, а в голове музыка. Музыка сбивается и останавливается от взрывов, но потом начинается снова. Нельма думает об озере. Они не тронут озеро. Они не погасят музыку в голове.

Люди уходят из города. Тянутся по берегу озера с утра до ночи. Нельма всем наливает воды в маленькие бутылки. Вода из озера. Все благодарят Нельму. Нельма больше не сердится на городских.

Раньше люди были слишком шумными. Мешали Нельме. Портили озеро, кидали в него грязь. Сейчас уносят озёрную воду в маленьких бутылках. Нельма наливает им её с утра до ночи. И не знает усталости. Взамен люди кидают в озеро пуговицы, заколки, карандаши, цепочки – кто что. Этого добра уже много лежит у берега в мелкой воде. Ночью никто не ходит. Нельма больше не сердится на людей. Вода не убывает, всем хватит.

Пушки стреляют всё ближе. Каждую ночь небо горит. Только красный и жёлтый свет. Не видно луны. Они могли сбить луну с неба? Нельма спрашивает у тех, кто идёт мимо, но никто не понимает, о чём это толкует старуха. Говорят: какую луну? Говорят: да что о ней думать? Если кто-то ещё так скажет, Нельма снова будет сердита. Озеро уже сердится. Озеро не видит луну.

И вот старый часовщик Анкер, почти слепой, ответил иначе. Он сказал: им не достать до луны.

Хорошо. Очень хорошо. Они не достанут до луны. Они не отнимут у Нельмы озеро. Нельма решила: так.

Люди говорят: пойдём с нами. Но Нельма никуда не идёт.

Люди говорят: тут будут чужие. Ты же наша. Но Нельма даже не слушает.

Люди говорят: ты не поймёшь их язык. Они чужие. Ты будешь чужая. Но Нельма не слышит. Или делает вид, что не слышит.

Люди говорят: тогда дай нам своего голубя. Мы отправим его тебе из нового дома. А ты отправишь нам, если будешь пропадать. Если будешь пропадать.

Хорошо. Нельма согласна. Отдала голубей. Птиц было семеро, осталось двое. Нельма старая, Нельму не тронут, но без сизых будет скучно. Они глядят прямо в лицо, поворачивают голову. Идут в руки, катают в горле разные звуки. Нельме таких не повторить, как ни старайся. Иногда получается, но они не очень нравятся голубям. Птицы отворачиваются и чистят свои перья. Рыба не говорит. Озеро вздыхает и качается, вода его потемнела. Больше Нельма не отдаст ни одной птицы.

Пять дней люди шли мимо озера. Мимо Нельмы. В городе остались самые старые. Они не хотят идти. Но у старых есть дети. Дети посадят родителей в тележки и прицепы и увезут. Никого не останется.

У Нельмы все ушли. Сыновья на войне, внуков унесли на руках их матери. Внуки совсем маленькие. Их матери только вышли из города, а уже устали. Нельма оставила их на три дня у себя, пришлось потесниться. Делала коляски, похожие на тележки. Люди сами набирали себе воду из озера.

С колясками идти лучше. Все ушли. Голуби заскучали, не хотят ворковать. Три коричневых птицы с пуховыми штанишками. Штанцы. Так называется порода: штанцы.

Внуки теперь далеко.

Кто-то ещё остался. Медленно-медленно уходят эти люди. Они злые, с коричневыми лицами, светлыми глазами. Слишком светлыми. Зелёные грязные рубахи. Штанов нет. Это солдаты, у которых отобрали оружие. Их не взяли в плен, нарисовали на спине мишень. Заставили снять штаны, смеялись, водили по большой городской площади. Такие вояки. В городе никого нет из прежних жителей, а кто есть, тот спрятался. Так что никто их не видел, только враги. Почему они напали? Нельма спросила солдат, но солдаты не ответили. Просили дать им штаны, но где же напасёшься на всех? Солдаты сказали Нельме: ты должна уйти.