Страница 4 из 63
Девушка замерла и приложила палец к губам. Паша услышал шепот за дверью.
- А я говорю случилось что-то! Никогда он баб на ночь не оставлял.
- Да может во второй заход пошел. Или разговаривают.
- О чем ему со шлюхой трепаться? Вдруг она накачала его чем!
Паша распахнул дверь и увидел Юру и тянущего его за край рубашки Прохора, которые тут же замолчали.
- В чем дело? - сухо спросил он.
- Да мы... это... отвозить девушку надо? - сконфуженно пролепетал Юра.
- Не надо. Валя поживет здесь некоторое время. Юра, ты свободен, завтра как обычно. Прохор, бди давай.
Валя устроилась в гостевой комнате, примыкавшей к холостяцкой спальне Паши. Голые стены сияли стерильной белизной. Лишь на одной из них, напротив кровати, висели часы в форме огромной стеклянной рыбины. Она неодобрительно косила красным глазом, оттопырив нижнюю губу, будто намекая непрошенным гостям, что они злоупотребили гостеприимством хозяев, и пора бы и честь знать...
Валя села на кровать, бросив рюкзак на пол, поболтала ногами. Потом встала и выглянула в окно, зачем-то заглянула под кровать. Что-то казалось ей странным, но она не могла уловить - что именно. Она вынула из рюкзака тряпичную куклу, пригладила ей встопорщенные волосы, повернула, словно показывая старой подружке новую комнату, затем усадила на тумбочке у изголовья. Та уставилась голубыми пуговицами прямо на рыбину. Валя усмехнулась. В этой игре в гляделки не могло быть проигравших. Девушка легла на кровать и закрыла глаза. Через мгновение она поняла, что показалось ей странным - она ничего не чувствовала: не было того легкого шепота, тише дуновения ветра, который встречал ее всюду, куда бы она ни пришла. Стены домов впитывают в себя эмоции хозяев, их горечи и радости, стены хранят отголоски ссор и любовных признаний - здесь не было ничего. По-видимому, до нее в этой комнате никто не жил. Валя распахнула глаза и недоверчиво улыбнулась. Комната молчала и будто ждала. Девушка задумалась, а потом, прикрыв глаза, тихонько запела:
Мы оба понимали, что не надо слов
Но мне так жаль сейчас, что я молчала.
Теперь я знаю, в мире есть любовь,
Она всему начало.
Живешь ты в моих снах и в первом снеге,
И в солнечных лучах, и в быстром беге,
В стремительном полете птицы в облаках,
И в лунном серебре, и в трепетных мечтах.
Молю я об одном, при свете ночника
Твоей лишь быть, не надо мне другого
И пусть нас разделят века
Я знаю, мы встретимся снова
Я знаю, мы встретимся снова.
Последнюю строчку Валя прошептала. Она выбрала мамину песню. Ей хотелось верить, что мама поет о ее отце. Девушка завернулась в одеяло, подоткнув его со всех сторон, как когда-то делала ее бабушка, и прислушалась. Ей стало уютнее, и комната будто ожила - качнулись шторы, по потолку пробежал луч света от проезжающей машины, кровать вздохнула под тяжестью тела. В соседней комнате Павел мерил шагами пол, потом жалобно скрипнуло кресло-качалка - ему сегодня досталось. Снизу тихо спорили Юра и Прохор. Наверняка, обсуждали ее затянувшийся визит. Они оба ей понравились. Прохор - основательностью, Юра - искренностью, а еще она чувствовала, что они оба преданы Павлу и по-настоящему переживают за него. Валя привыкла подходить со всей серьезностью даже к случайному знакомству. Она пыталась понять, что за человек перед ней, какие мотивы им движут, о чем он мечтает. Сказывалось то, что совсем недавно она могла не видеть новых людей месяцами - на хуторе, где родилась и выросла девушка, гости появлялись не часто.
Валя мысленно перенеслась в родной дом на полгода назад. Она часто возвращалась к тому разговору, придумывая, что она тогда могла сказать...
***
- Завтра я уйду.
Бабушка расчесывала Вале волосы перед сном, и девушка снова чувствовала себя ребенком. Она видела отражение в зеркале - себя, сидящую на стуле, и бабушку позади. Небо почернело, слышались далекие раскаты грома, и они не стали включать свет - зажгли свечи, и комната в деревянном доме стала еще меньше и уютней.
- Куда ты пойдешь? Можно, я с тобой?
- Нет, солнышко, - вздохнула бабушка. - Если бы ты только знала, как мне не хочется оставлять тебя одну...
Она бросила быстрый взгляд на фотографию, с которой серьезно смотрела Валина мать.
- Долго тебя не будет? - заволновалась Валя.
Бабушка промолчала в ответ, снова и снова проводя щеткой по светлым прядям, струящимся в ее руках.
- Ты ведь знаешь, я всегда с тобой, - сказала она наконец.
Валя нахмурилась, дернула плечами, и бабушка выпустила волосы, мягкой волной укрывшие спину.
- Ладно, поезжай, - сухо разрешила девушка. - Если тебе так уж нужно.
Небо прорезало молнией, и Валя вдруг схватила всю картину целиком - деревянные стены, дубовый стол, три стула - один задвинут, рядом с полосатым половичком узкая кровать, подушка в белой наволочке с вышитой в уголке бабочкой, на тяжелом комоде фотография матери, обернутая траурной ленточкой. Бабушка стоит у окна, русые волосы, побитые сединой, собраны в узел, пальцы перебирают янтарные бусы, висящие на шее - подарок деда. Вспышка молнии подсветила бабушку, и на миг показалось, что ее окружает серебристый кокон. Свет пронизывал ее волосы, отражался в глазах, скользил по складкам длинной юбки, превращая женщину в неземное существо.
Утром Валя нашла бабушку мертвой в ее постели.
Следующие месяцы девушка жила будто заводная кукла. Она вставала, умывалась, занималась хозяйством, а когда дел не оставалось - садилась на камень в заливе и просто смотрела на небо. Солнце прокладывало один и тот же путь, облака мчались как в ускоренной перемотке. Когда темнело, Валя шла домой и падала на кровать. Ночью она отключалась и не помнила снов. До тех пор, пока к ней не пришла Люба.
Сны дали ей цель в жизни, заставили двигаться дальше. В интернете Валя нашла подробности дела, узнала, куда ей ехать. Потом был поезд, в котором Валя чуть не рехнулась от обилия людей, желающих открыться перед первым встречным. Она бросалась искренне сопереживать и восторгаться удивительными перипетиями судеб, но потом поняла, что для ее попутчиков это просто игра, возможность прожить выдуманную жизнь, самоутвердиться перед наивной девочкой из глухой провинции. Валя быстро научилась отделять выдумки от истины. Так что, выходя из вагона в Москве, Валя думала, что готова к встрече со столицей. Но Москва оглушила ее - ритмом, звуками, запахами. Девушка на автопилоте села в такси и попросила отвезти ее в ближайшую гостиницу. Она надеялась отдохнуть от впечатлений, но когда легла в гостиничную кровать, ее голова наполнилась голосами. «Хоть бы не забеременеть, хоть бы не забеременеть...» «Вот козлы эти япошки, почти сошлись на двадцати, нет же - восемнадцать. Уже язву себе заработал на суши проклятых...» «Не хочу домой возвращаться, дети, вопли, тут хоть высплюсь, заказать проститутку? Дорого. Что там по телику...»
Домашний адрес Павла Острова Валя не смогла найти, не смотря на обилие заметок об убийстве его жены. Сработала журналистская этика. Зато его офис легко вычислила с помощью интернета. Но вот пробиться к Павлу оказалось невозможно. Валю завернули еще на входе в здание, и она бросила эту затею. Ей надо было не просто поговорить с ним, но и заставить выслушать. К тому же только он мог дать ей личную информацию о Любе - о ее привычках, друзьях, врагах...
Огромный черный джип Павла вылетал из подземной парковки офиса с утробным ревом, сверкая полированными боками, и быстро отрывался от импровизированной погони - таксисты на раздолбанных тачках не могли угнаться за ним по кольцевой. Только по четвергам машина сворачивала с обычного маршрута и, покрутившись по московским улицам, пряталась под развесистым кленом у стрип-клуба «Танцующие ангелы», про который поговаривали, что девушки там не только танцуют. Валя, стоя под мигающей неоновой вывеской с нежно-розовым крылатым созданием, устроила перебранку с охранником, отсеявшим ее на фейс-контроле. Видите ли, нельзя туда в джинсах.