Страница 8 из 51
В машине мы ехали молча, у меня в голове вертелись разные мысли.
— Вот, видишь, я оказался прав, — проговорил вдруг Мирослав.
— Ты про что?
— Да про то, что лучше пойти на пенсию, чем на войну. На войне рыбу не половишь.
Я рассмеялся. Мне нравился Мирослав, Аля наконец нашла кого-то, кто ей подходит. По крайней мере я на это надеюсь. Мне бы очень хотелось, чтобы так оно и было, и говорю я это отчасти из эгоистических соображений. Я открыл для себя новую страсть и понял, что день, проведенный у воды, стоит столько же, что и пять дней обычной жизни.
В тот же вечер я уехал, на автобусе.
— Приезжай к нам опять, как только сможешь. Здесь просто прекрасно, правда? — сказала Аля. — Я устала от бесконечных скитаний. Любовь не ищут, ее ждут. И если ждать достаточно долго, она приходит.
— Давай руку, дружище, — сказал Мирослав и другой рукой похлопал меня по плечу. — В следующий раз отвезу тебя на новое место, не хуже этого.
Они проводили меня до остановки, автобус уже рокотал включенным мотором. Я поднялся в салон, сел на свое место, они продолжали стоять, ожидая, когда шофер приведет автобус в движение. Когда мы тронулись, я помахал им, они махали в ответ до тех пор, пока нам было друг друга видно. Хорошо иметь кого-то, кого любишь, еще лучше кого-то, кто любит тебя, тогда у боли гораздо меньше шансов перехватить инициативу.
Сейчас я сижу в своей пустой новобелградской квартире, слушаю «The Clash» и вспоминаю тот божественный день, один из тех дней. Может, я хочу слишком многого, когда думаю, что таким должен быть каждый день. Но разве это важно, если это просто-напросто невозможно, и лишь изредка, благодаря случайности, выдается действительно наполненный день…
И поэтому он намного дороже.
Ночь. Аля, должно быть, сидит возле окна, слушает шум воды и читает какую-нибудь нотную запись, любимую партитуру, переполненная любовью ко мне, к Мирославу, ко всему свету. Потом встает, снимает с постели покрывало, готовится лечь спать. Быстро переодевается, в полумраке комнаты белеет ее нежная кожа. Гасит ночник над изголовьем и прижимается к мужу. Постепенно засыпает, и по мере того, как ее охватывает сон, наполненный тишиной, все более и более глубокий, ее мысль, что наконец-то она счастлива, отделяется от нее и улетает куда-то, одна, сама, в какие-то никому не доступные пределы. Да, все самые лучшие мысли, родившись однажды, продолжают существовать где-то вне нас, и совершенно отделившись от этого мира, на что им нужно известное время, сколько — не знаю, поднимаются к облакам и соединяются с вечностью.
Я думаю об Але. И о Мирославе.
Но мне что-то грустно, почему не знаю, так просто. Мысль о смерти тяжела и над водой.
Как сказал Джон Уэйн в одном старом ковбойском фильме: «Пусть закончится и это, и я отправлюсь на Страшный суд счастливым».
Горан Петрович
Природоведение и обществоведение
Мы ехали в Матарушка-Баню смотреть на голую женщину. И это было совсем не так просто, как можно подумать, прочитав первую фразу. Нам не хватало того, чего и по сей день не хватает большинству людей — времени и денег. Несмотря на то, что мы были детьми (каждому из нас совсем недавно перевалило за десять). Вечно одно и то же, повсюду в мире одна и та же проблема — недостаток времени и денег.
Что касается времени, не то, чтобы его у нас не было, но мы должны были его «украсть». Поездка до Матарушка-Бани в пыльном пригородном автобусе занимает около получаса. Дальше, прикинули мы, нет никакого смысла смотреть на голую женщину, если в запасе не будет хотя бы одного часа. И наконец еще полчаса потребуется на возвращение. Если сложить все вместе, то каждый из нас должен был покинуть зону родительского контроля на целых два часа. Тогда это было немало. Места нашего передвижения были известны: школа — городской парк — центральная площадь — дворы — проходы между гаражами… Никаких шансов, что родители так долго не будут интересоваться, где мы. Такое тогда было время. Поэтому мы разработали сложный план. Говорю со стыдом: каждый из нас обманул своих домашних, сказав, что якобы идет к товарищу, а тот к другому товарищу, а тут еще и третий товарищ… Наши вымышленные траектории пересекались столько раз, что если бы нас вдруг кто-то спросил, как мы собираемся провести те субботние послеполуденные часы, наши версии разошлись бы во многих пунктах.
Что касается денег, не то, чтобы их у нас не было, каждому дома что-то выдавали, в зависимости от возможностей. Но было хорошо известно, на что эти деньги тратятся. Крендель, бублик, йогурт, шоколадка «Мир животных», картинки с футболистами, детское приложение к газете «Политика»… Два билета на пригородный автобус стоили недорого, но все равно нужно было сэкономить, откладывая из обычных карманных сумм десятку за десяткой, да так, чтобы не заметили родители. Такое тогда было время. Любовь детей не покупали с помощью денег. К тому же, в доме всегда кому-то что-то было нужно. За покупками отправлялись не потому, что не знали, чем бы заняться.
Несмотря на близость, Матарушка-Баня была для нас, мальчишек, местом культовым. (Девочки предпочитали более удаленную от нас и более известную Врнячка-Баню, видимо из-за обязательного фотографирования «У Крчмаревича», где в их распоряжении были обе, самые важные, разновидности костюмов: принцесса в кринолине и сербский национальный). Повторю, Матарушка-Баня была культовым местом для мальчиков. Дело в том, что некоторые из нас слышали, что туда приезжают женщины, которые никак не могут забеременеть, и там, после того как они некоторое время попьют минеральную воду и попринимают ванны, с ними происходит что-то, в результате чего живот у них вырастает «до подбородка». Кроме того, некоторые слышали от старших, что в Матарушка-Бане, за висячим мостом, есть одно кафе, куда приезжают нелегально играть в карты богатые люди из самого Белграда — в покер или в «очко» на большие суммы денег. Значит весь белградский бомонд считал Матарушка-Баню особым местом, достойным гораздо более продолжительного пути, чем наша поездка на местном транспорте. Были там и другие привлекательные вещи: таинственные виллы, носившие поэтические имена супруг и дочерей довоенных хозяев, вкуснейшие чевапчичи в ресторане отеля «Жича», пирожные с кремом в молочном ресторане над рекой, тоже очень хорошие, были торговцы крем-содой, медом и сладостями, тир с пневматическими винтовками, двухсотлетние старухи, которые выносили на дорожки парка для продажи вязаные крючком скатерти… Но нас интересовала исключительно и только она — молодая голая женщина.
Курортный парк казался нам очень большим. Позже выяснилось — это не вполне так. Впрочем, это совсем не важно. Мы ехали туда не гулять или бегать по парку, а сидеть на скамейке в самом его центре, там, где был круглый бассейн-фонтан, из трубки которого разбрызгивалась вода, а в облаке из мелких капелек стояла бронзовая фигура обнаженной женщины, нет, скорее девушки, которую все называли «Купальщица». И не то, чтобы мы ее раньше не видели, в Матарушка-Бане мы все бывали не раз, но всегда с родителями, с надоедливыми младшими братьями и невыносимыми старшими сестрами. И никогда не было возможности просто сидеть на «главной» скамейке сколько захочется и разглядывать «Купальщицу» как следует, рассматривать сначала с головы до пят, а потом с пят до головы. Именно поэтому мы и договорились, разработали сложный план, накопили денег, каждый по пять десяток, наврали родителям и в заранее выбранный субботний день ввязались в беспрецедентную авантюру — отправились в Матарушка-Баню. Не позвав одного из наших товарищей, который всем, что с ним происходило, делился со своей сестрой-близняшкой, а та немедленно доводила это до сведения их отца и матери. Нам было жалко, но поступить иначе было просто невозможно. Мы совещались и советовались, устраивали тайные голосования, но все кончалось одной и той же констатацией: он слишком болтлив. Ненадежен. Мы не могли идти на риск быть разоблаченными.