Страница 47 из 51
Жизнь в только что основанной колонии, управление городом и неустанное исследование все новых территорий в глубине материка требуют борьбы на три фронта: бунты и борьба за власть среди самих испанцев; враждебность земли в облике дикой природы, тропических болезней и воинственных племен; наконец, невидимая гидра метрополии — придворные интриги, бюрократические и судебные силки в Испании, далекие и долгие путешествия королевских эмиссаров с приказами и указаниями о том, как править и владеть в колониях.
На первом фронте Нуньес де Бальбоа действует решительно и в то же время милосердно. Умеет покарать предателя самым жестоким образом, но не из ненависти, а только в качестве устрашения; чаще прощает. Первые колонисты — люди грубые, большую часть из них в эти дикие места привела жадность, а градоначальник Дарьена, склепанного из дерева и соломы, являющегося скорее мечтой, нежели городом, ловко использует свою харизму, чтобы усмирить недовольных и предотвратить заговоры.
На другом фронте, в борьбе с неприступной природой и туземцами, он опирается прежде всего на свою физическую силу, чтобы потом, пройдя школу государственного мужа, максимально воспользоваться своим дипломатическим даром — редко кому из конкистадоров удавалось малой кровью и долгими переговорами превратить индейских вождей в союзников.
Для схваток на третьем фронте у Нуньеса де Бальбоа практически нет оружия: от метрополии его отделяет океан, а он, как обычно, не заручился поддержкой при дворе. Он предан испанской короне, но с королем ему не всегда везет — известно, что это зависит от того, в какую сторону дуют придворные ветры. Многие завистливые эмиссары мечтают сломать ему шею — посредственные людишки терпеть не могут ярких личностей, и как только узнают, что у тех нет поддержки, тут же стараются перебежать им дорогу, используя проверенные методы подхалимажа и доносительства. Один из самых упрямых врагов Нуньеса де Бальбоа, неустанно плетущий против него козни при дворе, есть не кто иной, как адвокат Энсисо, на борт корабля которого он некогда поднялся из бочки. Этому в книге посвящена целая глава. Я теряюсь в именах советников и бакалавров; в исторических сведениях о дворцовых связях, родословных и унциях золота; в актах и цитатах из трансатлантических посланий; в толкованиях придворных вымыслов, сплетен и полуправды. Из всего этого я создаю совершенно четкое представление о царившей при дворе атмосфере. С облегчением и симпатией к Бальбоа я, наконец, возвращаюсь к приключениям в Новом Свете, хотя предыдущие страницы предвещали неминуемую катастрофу.
Обладая некоторое время свободой действий, градоначальник Дарьена творил чудеса на открытой и освоенной им территории. Поселенцы в большинстве своем любили его, и пока ему было что давать им, сохраняли преданность. Индейцы его уважали и держали, данное ими слово, но за все это время у него было всего лишь два безусловных союзника: женщина и собака. Молодая индеанка Анаянси, дочь всесильного касика Карете, которого он победил в бою и подчинил, полюбила его той любовью, которая заставляет позабыть о кровных связях и, ломая границы, превращается в сказание о любви. Хрупкая, но необыкновенно красивая, она несколько раз спасла ему жизнь, предупредив о заговорах: по собственной инициативе она вращалась среди своих соплеменников, как заправский шпион. Также спас ему жизнь при обстоятельствах, которые скоро стали легендарными, пес Леонсико: помесь дога и гончей, он стал для него правой рукой в экспедициях внутрь материка. Во время самой большой, которая обеспечила Нуньесу де Бальбоа место в истории, Леонсико проявил себя так, что, как свидетельствуют записи, общим голосованием было решено выделить ему долю добычи золотом и гигантскими жемчужинами, пронесенными через девственный лес.
Индейцы распространяли среди испанцев легенды о неком касике по имени Дабаибе, обладающем баснословными богатствами и живущем в увенчанных облаками неприступных горах, вершины которых можно увидеть только два дня в году. Эти легенды смешиваются со сказаниями о волшебном море, омывающем берега райской страны, и все это вместе взятое подстрекало испанцев непрерывно исследовать, снаряжать экспедиции, которые уводили их все глубже в сердце континента. Во время одного из таких завоевательных походов, как, вероятно, частенько бывало и в других случаях, «пищи у нас было меньше, чем золота» — сообщает Нуньес де Бальбоа в послании, направленном Его Величеству испанскому королю в январе 1513 года.
Первого сентября того же года он отправился из города Санта-Мария-ла-Антигуа дель Дарьен искать то самое море, о котором индейцы рассказывали сказки и которое испанцы, хранители мечты о юге, называли Южным.
В анналах Андреса де Вальдеррабано, писаря, участвовавшего в походе, перечислены все трудности, сопровождавшие их в пути. В течение двадцати пяти дней их испытывали дожди, ветры, тропические насекомые, звери, болота, джунгли, горы, смерти, стычки с туземцами, нехватка продовольствия.
Но потом, «на рассвете двадцать пятого дня они продолжили подъем на Анды, пронизываемые ледяным ветром. Примерно в полдень между горными вершинами, которые становилось все тяжелее одолевать, один из разведчиков, индеец, повернувшись к капитану, указал ему на голый пик, который скрывал в облаках свою вершину, лишенную растительности, дав жестом знать, что оттуда они увидят море. Бальбоа моментально понял жест, и его охватило предчувствие исторического момента. Им руководила гордость: стремление к золоту было преодолено стремлением совершить историческое открытие, и он подал группе знак рукой — остановиться. После чего в одиночестве начал тяжкое восхождение к указанной вершине. Его люди с волнением следили за ним, задерживая тяжелое дыхание. Они смотрели, как уменьшается его фигура, поднимаясь все выше и выше, и — как он останавливается! А потом увидели, как он снимает шляпу и падает на колени с истовостью верующего. Васко Нуньес де Бальбоа своими собственными глазами смотрел на море, которого не касался своим взглядом ни один обитатель Старого Континента! На голой вершине его фигура вырисовывалась на волшебном голубом небе (тут автор текста, а может, и сам Вальдеррабано в волнении забыл разогнать густые облака из предыдущего абзаца) с солнечной аурой вокруг головы — его светлые волосы вспыхнули, словно пламя. Для людей старой европейской культуры только что родилось Южное море.
Теперь поднялись воины и, добравшись до своего вождя, все преклонили колени рядом с ним. Падре Андрес де Вера, примкнувший к экспедиции в качестве воина, несмотря на то, что был священником, пропел ”Те Deum”, и хриплые голоса этих грубых людей, которые перешли перешеек, раздались в этом исконно языческом тропическом окружении, которое совсем скоро познает мощь и плодородие католической веры (слово плодородие, подчеркнутое в книге графитовым карандашом, должно быть, запало в душу цензору, если только не сам он, пребывая в читательском возбуждении, дописал его).
Последовали объятия, и все воины поклялись, что до самой смерти будут верны Васко Нуньесу де Бальбоа. После этого капитан громко, на все четыре стороны света объявил, что принимает во владение всю эту землю и все берега Южного моря во славу кастильского суверена. Какие-то воины в это время свалили дерево (автор, вероятно, подразумевает, что сначала они спустились с отвесных скал, лишенных всякой растительности), соорудив из самых больших его веток крест, а затем водрузили его на вершине таким образом, что оба конца перекладины указывали на два океана, омывающие перешеек. Руководимые интуицией, достойной изумления, они верно оценили историческое значение этого мгновения, так что приказали писарю, Андресу де Вальдеррабано, составить акт о церемонии открытия».
В этих актах, в течение столетий хранимых всеми поколениями, под именем конкистадора подписались шестьдесят пять воинов. Последним поставил подпись писарь.
Итак, мы узнаём, что Нуньес де Бальбоа, озорник с петардами, слепой пловец из бочки, открыл Тихий океан, ни больше, ни меньше.