Доктор - 1

Вчера, в свете случившегося, работа НОВОЙ КЛИНИКИ на сутки застопорилась. Котлинский волевым решением разогнал весь персонал по домам, пациентов обзвонили из регистратуры на первом этаже и согласовали новые даты приёма (кроме Марины Касаевой, она, понятно, осталась).

Весь этаж, до шлюза включительно, на весь день был оккупирован сотрудниками военной прокуратуры, Генеральной прокуратуры, какими-то полицейскими чинами, которые, кажется, выступали в роли отвечающих на вопросы.

Котлинский, усиленный вызванным то ли юристом, то ли адвокатом, в присутствии Бахтина и того полковника с двумя мечами в петлицах собрал какую-то кучу подписей с полицейских. Сутью вопроса, как я понимаю, являлось то, что полиция оплачивает ремонт незаконно снесённой двери шлюза.

Я не счёл возможным оставить ни клинику, ни Котлинского в такой момент: он постоянно генерировал какую-то нездоровую напряжёнку (что вполне объяснимо). Мне приходилось периодически «бросать» на него частоту покоя, снимая стресс.

Уже могу и такое. Правда, как со всеми процессами центрального генеза, без моей «подпитки», частота держится крайне недолго. Если пациент добровольно принимает решение нервничать дальше.

Во время очередного чая с бутербродами, я спросил его, пытаясь отвлечь:

— Игорь Витальевич, если не секрет. А вам эта дверь так принципиальна? Мне кажется, вы больше времени на это потратили, чем остальные — на оформление происшествия.

— Саня, тут дело принципа, — откидываясь в кресле, ответил Котлинский. — Никогда никому не спускал ни грамма некомпетентности. Давай откровенно. Уж не знаю, из каких соображений, но людей просто послали на убой. Не понятно кто, не понятно, с какими целями. Так пускай теперь виновные из своих хоть пару тысяч оплатят. Через карман — оно тоже заставляет задуматься.

— Разве не из бюджета?

— Тот случай, когда из бюджета платить не дадут, — грустно усмехается сидящий рядом Бахтин. — Есть чёткое превышение должностных полномочий и личная некомпетентность. Клинике заплатит Управление, но финчасть высчитает потом именно с автора приказа, как минимум одно звено установлено.

О вчерашней перестрелке — ни в интернете, ни по телевидению пока ни слова.

В клинике сегодня в девять утра тоже ничего не напоминает о вчерашнем происшествии. Сотрудники полковника даже следы крови в коридоре убрали.

Наш пациент с суставом вот уже сорок минут добросовестно лежит, расслабившись, с тремя иголками в спине и колене. Частота в синовиальной сумке его сустава восстанавливается на редкость бодро. Глядя на динамику, в будущее конкретно этого сустава смотрю со сдержанным оптимизмом.

В десять утра заканчиваю, вынимаю иглы и бужу больного: за этот час он ухитрился задремать. Что совсем неплохо, так как является одним из индикаторов запуска нужных программ регенерации. Которые я просто «вижу».

С первого этажа на мой мобильный звонит Котлинский:

— Саня, ты закончил с суставом?

— На сегодня — да.

— Что скажешь?

— Боюсь сглазить. Конкретно в этом случае, с иглами, пошло даже лучше чем я планировал. Не хочу ничего обещать заранее — но в моей проекции всё лучше самых смелых ожиданий. Единственная тонкость: надо разобраться с его диетой: я вижу, что в крови кое-чего не хватает для полноценного восстановления. Но это можно сделать и после трёх-пяти сеансов.

— Понял… Можешь сейчас спуститься в пятнадцатый?

— Иду.

В пятнадцатом, Котлинский со Стекловым погружены в папку выписок какой-то женщины — высокой, красивой брюнетки лет 35-ти, с бледным лицом, нездоровым цветом кожи и страшной усталостью во взгляде.

— … не факт. Почему ты думаешь, что эти кровотечения из-за печени? — говорит Стеклов.

— А что ещё может быть? При циррозе — частое явление из-за тромбоцитов.

— Сейчас попробуем узнать. Саша, глянешь?

Концентрация. Смотрю. Я такого ещё не видел, потому пытаюсь разобраться в связях. Работаю минут тридцать, подавая на максимуме всё что могу, туда, где этот необходимо.

Все терпеливо ждут, включая пациентку.

— Я окончил, — подымаюсь со стула и незаметно указываю глазами на дверь. Котлинский ведёт нас в соседний кабинет:

— Что видишь?

— На первый взгляд, основное поражение — печень. Она действительно очень поражена, частоты сбиты, Несколько частот генерируется из одного органа параллельно — действительно выглядит так, будто орган чуть не распадается. Воспринимается, как разрушительная вибрация. Колебания не в резонанс, а "на разрыв".

С.В. и Игорь синхронно кивают.

— Но дело в том, что эта сумма частот в печени — не "родная". А навязанная извне. У неё в матке — очень странное образование, фактически опухоль. И эта опухоль в матке — хорошо видно — вбрасывает в окружающие ткани что-то типа шлаков. Вот этот "выхлоп" переносится кровотоком в первую очередь в печень. И печень от этого "теряет" родную частоту, дробится на несколько рассогласованных. Сейчас эта "струя" далее расходится по организму, но печень её "сдерживала" до последнего, как фильтр. И эта струя буквально совсем недавно стала пробиваться "за фильтр" печени. В моей проекции, цирроз печени — не причина. А второй этап движения этой "струи" шлаков из опухоли в матке.

Котлинский и Стеклов переглядываются между собой, потому иллюстрирую:

— Представьте, что в чистую речку впадает ручей. Очень грязный и токсичный; и вы видите, как пятно, расходящееся от ручья в стороны, загаживает всю реку постепенно, начиная с того места, в которое впадает. В её организме — то же самое. Если б этот "грязный ручей" из матки сквозь печень прорвался в её организм не сейчас, а чуть раньше — … в общем, вы поняли… — закругляюсь, поскольку случай грустный.

Стеклов очень тихо говорит:

— Игорь, сколько времени она жалуется на кровотечения? И анализ крови её где?

— Секунда. — Котлинский набирает номер с телефона на столе, что-то отрывисто бросает в трубку и какая-то девушка в белом халате через минуту приносит большой конверт, размером с лист ватмана, с кучей бумажек внутри.

Доктора раскладывают бумажки на столе и, не отвлекаясь на меня, начинают водить ногтями по бумагам:

— Смотри, СОЭ ж в норме! — оглушительно шепчет Котлинский, — и где увеличение нейтрофилов? А снижение лимфоцитов? Этого ж ничего нет! Ну вот тебе анализ в динамике за 2 года! Регулярно раз в месяц и даже чаще! Всё ж в норме как у космонавта!

— Б… зато вот онко-маркеры! — Стеклов трясёт какой-то бумажкой. — И гемоглобин понижен! И на кровотечения она сколько времени жалуется?!

— Серёжа, кровотечения — это тромбоциты при циррозе! На них и на цирроз и думали! — оправдывается Котлинский. — Она к нам обратилась с циррозом! Если это то, что ты думаешь, то онкология — вообще не наш профиль, ну как бы мы её диагностировали?

— Игорюня, я ж тебя не обвиняю. Я на себя злюсь… Тот случай, когда никто не виноват, а последствия печальны… Так. Срочно направляй её на анализы в онкодиспансер — там всё профильно, точно и быстро.

Слушая докторов, размышляю. Результатов анализов, конечно, дождёмся. Но лично мне картина почти полностью ясна.

И картина эта печальна.

Но есть ещё кое-что, что пока вижу только я. В течение получаса работы, в самом конце, опухоль дала «живой» отклик. На "родной" частоте.

Ненадолго, буквально на доли секунды, дискретно, но — «живой» отклик.

Это можно сравнить с засохшем деревом в горшке на балконе. Вы пытаетесь его реанимировать: поливаете. Укутываете. Удобряете. Орошаете из пульверизатора. Всё без толку.