Вот так бывает

«Я пыталась говорить с тобой, но ты не хотел. Теперь не хочу я. И ты мне больше никто, чтобы указывать».

— Любопытно. Куда ты поедешь на ночь глядя? В отель? Адвокатишка оплатит твой? У тебя ведь денег нет, дура!

«Буду жить в машине. Главное — подальше от тебя».

— Имей в виду, что если ты уедешь в Синегорск, то я тебя там достану. Этот город мой от подвалов до чердаков. Ты поняла? Там всё покупается и всё продаётся.

— Я поеду к тёте в деревню, — наконец ответила я, захлопывая крышку чемодана. — Там ты меня не тронешь.

Изначально это и был мой план, но тётя отказалась нас принять, оправдавшись тем, что в их маленьком домике живёт слишком много людей, а мы с Костей там лишние. Помню, как бесцельно каталась по городу в поисках решения. В итоге выехала на трассу и погнала в Синегорск. Там у меня осталась мамина квартира. Олег ни о чём не узнает.

И почему я решила, что умнее, чем он?

Тогда я не знала его цели.

Не догадывалась, что дело в наследстве. Почему-то решила, что он просто помешан на том, чтобы издеваться надо мной. Ему нужна была отдушина, своеобразная груша для битья. Отчасти, возможно, он получал удовольствие, оскорбляя или избивая меня.

Сегодня он решил довести дело до конца — доказать, что я не заслуживаю быть матерью.

Голос инспектора отдалялся, и я решила выбираться. Закон сейчас не поможет, ибо этот человек пойдёт против закона. Без страха и жалости он схватит меня, а если я начну сопротивляться, он сделает всё, чтобы я выглядела невменяемой.

Тихонько выбравшись из палатки, я перебралась на следующий ряд — тот самый, что ведёт к главным воротам.

Не думая ни о чём, я побежала вперёд. Мужчина в погонах услышал меня.

— Стой! — крикнул он.

И вдруг я поняла, что он совсем близко. Я продолжила бежать что есть мочи, не оборачиваясь. Только вперёд. Перед глазами шаталась синяя кованая калитка. В спину дышал мой преследователь.

Мне не хватало сил, ноги у меня не натренированные и с каждым шагом наливались свинцом. Но если я остановлюсь, то буду схвачена. Я представила, как меня бросают в багажник машины связанную и увозят за город. Либо меня на самом деле везут в участок, где поджидают доктора и представители органа опеки. О, Боже!

Чуть поднажала и наконец проскользнула в приоткрытую калитку, неизбежно угодив в руки Ромы.

Я плакала громко и горько, словно выплёскивая напряжение и страх. В комнате находились четыре человека. Помимо меня с Ромой здесь был адвокат и Вера. Они подъехали к рынку вдвоём. Полицейский скрылся, как только меня поймал Рома.

Не теряя времени, мы встретились с адвокатом в его офисе, который находился в бизнес центре на главной улице. Он постоянно кому-то звонил, пока я пыталась усмирить свои эмоции.

Рубашечка Кости, на удивление, всё ещё была у меня в руке. Я вцепилась в неё мёртвой хваткой и никому не давала.

Рома присел передо мной, убрал растрепавшиеся волосы за уши, затем ласково спросил:

— Как ты оказалась на рынке?

Всхлипывая, я кое-как пересказала, что произошло.

Вера принесла успокоительное, которое любезно предоставила секретарша адвоката.

— Выпей. Тебе необходимо успокоиться. Ром, — она посмотрела на него умоляюще, — давай уже скажем ей. Хватит мучить, бедняжку.

Его руки лежали на моих коленях, взгляд потускнел, уголки рта опустились вниз. А у меня замедлился пульс и в ушах зазвенело.

— Случилось что-то страшное? — вырвалось у меня. — Ну же! Говорите!

30

Костя нашёлся — и это хорошая новость.

Но была и плохая.

Очень плохая.

Заявление о лишении родительских прав уже подано. Олег Сафонов, мой бывший муж, на основании исчезновения ребёнка обвинил меня в халатности и неспособности контролировать свои эмоции, другими словами, он заявил, что я злоупотребляю психотропными препаратами и опасна для ребёнка.

Самое ужасное то, что Костя ни с кем не разговаривает. Он ничего не подтверждает и не отрицает. Я понятия не имела, что с ним сделали и чем напугали, но ребёнка я не узнала, когда увидела. К тому же, поговорить мне с ним не дали.

Одно навалилось на другое. Через два дня меня уволили с работы, ничем не объяснив такое решение. Роман повлиять на ситуацию не смог, ибо сам находился в не лучшем положении.

Я заручилась поддержкой Лили и Веры, но кроме как словами, они ничем больше не могли помочь.

Это был тупик. Олег одерживал победу.

Находясь на грани нервного срыва, я решилась написать длинное письмо матери Олега, в котором слёзно просила её, когда меня лишат родительских прав, чтобы именно она занималась воспитанием Кости. Я упомянула, что Олег в Синегорске, что преследует меня… объяснила причину. Наследство — вот, что ему нужно. Ради этого он, находясь в сговоре с моей школьной подругой, выкрал Костю и выставил меня в самом скверном положении. Последнее, о чём я посчитала нужным написать — о том, как Олег довёл мою мать до инфаркта, не вызвал «скорую», а оставил умирать. Это видели соседи. Потом я попросила прощение за жестокие обвинения и попрощалась.

Я ни на что не надеялась. Но ответ пришёл уже наследующий день.

Романа дома не было. Его адвокат уехал в столицу, чтобы собрать доказательства моей невиновности. Я лишь надеялась, что ему удастся найти моего врача.

Я лежала в постели, ни о чём не думая. В последнее время я только и делала, что лежала.

На мобильный пришло сообщение. Лениво протянув руку к столику, я взяла телефон и увидела ответ Дарьи Сафоновой. В ту минуту меня сковал дикий страх. Первые строки были без приветствия и выглядели осуждающе. Сев в кровати, я дрожащими пальцами открыла сообщение.

«Ты написала ужасные вещи, Саша. Не ожидала от тебя такого. Но в твоей ситуации вполне можно тебя понять. Объясню, почему я склонна верить тебе. Недавно открылись совершенно неожиданные обстоятельства. Мы проводили расследование и… мне очень сложно об этом писать. Я приеду, Саша. Мы во всём разберёмся».

Мою душу заполнило незнакомое и удивительное состояние. В голове заиграла торжествующая симфония, ведь получить помощь от Сафоновой куда сложнее. Я была уверена, что она встанет на сторону сына, а я этим письмом сделаю только хуже. Ни Рома, ни адвокат не знали об этом поступке.

Впервые за две недели я убрала и проветрила квартиру, приготовила ужин и с улыбкой встретила Рому.

— Уходи!

— Ещё две минуточки.

— Нет. Ты слышал сам, она уже едет. Не надо, чтобы ты тут был. Пожалуйста.

Я выталкивала Рому из квартиры, не желая давать Дарье Сафоновой повода думать, что я развлекаюсь, пока идёт судебный процесс.

Он нежно поцеловал меня.

— Я люблю тебя. Если будут новости от адвоката, я дам тебе знать.

— Хорошо. — Я помолчала, но вдруг на меня накатила волна грусти, и я посчитала, что должна сказать: — Ром, ты очень дорог мне. Я всего лишь хочу вернуть сына и быть счастливой.

Взяв мою руку, он мягко коснулся губами пальца, на котором я носила его серебряное колечко.

— Верь и не опускай руки.

Он уже стоял за порогом, когда я сказала:

— А ты не думал открыть полиции наше пребывание в школе? Это ведь доказательство того, что я не могла находиться в садике.

— Я думал об этом, и даже хотел рассказать полиции, но кто это подтвердит, Саш? Вера? Думаешь, ей поверят? Олег будет отрицать. Раны у нас давно зажили. Мы допустили ошибку, не сказав сразу.

— Не мы, Ром, а ты. А что насчёт сторожа? Может, он видел?

Рома задумался, затем вздохнул. Клубок слишком сильно запутался, и распутать его быстро не получится. Он пообещал сказать об этом адвокату. Тот должен предложить решение.

Мы снова поцеловались, после чего Рома ушёл.

Ради Дарьи Сафоновой я испекла яблочный пирог, заварила её любимый чай, в общем, сделала всё, чтобы выглядеть нормальной женщиной, а не истеричкой, ждущей помощи врачей.

Несмотря на затянувшуюся болезнь мужа эта женщина продолжала следить за собой. Её кожа в шестьдесят лет была просто идеальной. Морщинки сглажены тональным кремом, а Дарья всегда пользовалась самой дорогой косметикой. Я видела её туалетный шкафчик, заставленный кремами, масками и лосьонами. Из него можно открывать целый магазин. В ней было идеально всё — от причёски до одежды.