Страница 141 из 146
<p>
Вы встречались с ним в тюрьме?</p>
<p>
Да, на суде над охотниками за Моро. Я был немного отстранен от всех, потому что не принимал ничью сторону, но по той же причине я был единственным, кто разговаривал со всеми. Мы говорили друг с другом, я говорил, что не согласен с тем, что они сделали, и поддерживал, но я никогда не нападаю, если у меня нет сильной альтернативы. Но хватит о Сензани. Я просто хочу повторить, что он является частью БР, а не чем-то другим.</p>
<p>
Когда он присоединился к BR?</p>
<p>
Очень поздно, я думаю, даже после Моро. Он криминолог, у него долгое время были маргинальные отношения с нами.</p>
<p>
Но это он дал интервью «Scialoja 95» во время похищения Д'Урсо?</p>
<p>
Я написал интервью, и, как обычно, оно было представлено на утверждение исполнительной власти. Сензани руководил заключением д'Урсо, он возглавлял Тюремный фронт, я не был заинтересован в допросе, я знал, что я не надежный инквизитор — я вступал в дискуссии с людьми. Более того, я уже тогда понимал, что все, что человек узнает, ничтожно мало по сравнению с тем, как удается организовать противостояние снаружи, с возможностью вмешаться в механизмы мнений, а значит, и в политическую сцену. Как бы все ни обернулось, слова д'Урсо не имели значения. Даже если бы он впоследствии уничтожил своими заявлениями половину Министерства юстиции.</p>
<p>
Как прошло его интервью?</p>
<p>
Потому что он присылал нам вопросы Сциалоджи, на которые мы отвечали, как всегда, письменно — никогда ни с кем de visu. Линейные интервенции не входили в компетенцию Тюремного фронта. Сензани также было поручено отправлять их Сциалодже традиционным способом. Да, отправил, обычным способом: анонимный телефонный звонок, вещь находится в таком-то месте, иди и возьми ее. Он же действовал, как в шпионском фильме: мы находились в середине решающей политической акции, а он давал личный прием, я сам приеду, возьму в руки газету, дам сигнал и так далее. Ему нравились такие вещи.</p>
<p>
Сензани никогда не был членом исполнительной власти?</p>
<p>
Нет. Пока я там был.</p>
<p>
А кто такие Uccs? Антонио Да Эмполи, самоинтервью, затем Лидо Джорджетти, какие отношения с прошлым, с настоящим? Что делает с ними Галлинари?</p>
<p>
На мой взгляд, Uccs[12] приходят вне времени, и их нелегко объяснить, они длятся так недолго. Это не история «Красных бригад», и не потому, что у нас есть бренд, а потому, что это поздний путь, с другими персонажами. Они меньше всего похожи на Красные бригады истоков, молодые римляне, некоторые тоже очень хорошо подготовленные, но они пошли другим путем.</p>
<p>
Что для вас Галлинари?</p>
<p>
Боевое имя Просперо было Джузеппе, и это, конечно, не случайно. Он выбрал его с большой иронией, но для старого коммуниста это имя что-то значит. Просперо — один из товарищей по доверию и линии, именно он ведет политическую борьбу с Моруччи в римской колонне. Просперо — это марксизм-ленинизм, все, что происходит с нами, взлеты и падения, он читает в свете отношений между партией и массами, авангардом и массами. Он считает, что именно этого нам не хватает. Он исходит из эмилевского опыта, для него партия — это все, политическая согласованность — это все, и у него очень сильное моральное чувство. Каждый переживает поражение по-своему... Для него, если все вернется к марксистско-ленинской парадигме, это прекрасно, и он не сдвинется с места, даже если вы его застрелите. Когда БР исчерпаны, он надеется на продолжение в чем-то другом, нежели БР. Что, на мой взгляд, не имеет смысла, и я сказал ему об этом, даже при том огромном уважении, которое я к нему испытываю. Просперо — один из тех, с кем я раньше ладил, он сделан из стали, просто так, он старый крестьянин из Пси. Просперо очень важен. Он мой старый друг. Мы сидим в двух разных тюрьмах, мы не виделись много лет. .....</p>
<p>
Галлинари поручил Пиччони сделать политическую реконструкцию суда над БР на процессе по делу о восстании. В комнате бункера Ребиббиа были судьи и два журналиста — больше никого. Вы его читали?</p>
<p>
Это нелегко — писать историю. Нелегко поставить себя на определенную дистанцию. Как только мы исключили возможность написать ее коллективно, нашу историю, осталось очень мало тех, кто может это сделать. Не то чтобы другие мало чего стоят: скальцаканцы, которые пятнадцать лет прибивали государство к мачте противостояния, наверное, были кем-то. Но надо смириться: в те годы проявился коллективный политический разум, но великих деятелей победивших революций там не было. Я много думал о том, что у нас нет интеллигенции. Нас тысячи, но органического интеллектуала среди них не найти — вернее, это исключения, почти диковинные животные; Курчо, Фенци или Сенцани могли бы ими быть, очень разными и в очень разных ролях. Других там нет. Это многое говорит о характере Красных бригад. А также об интеллектуалах.</p>
<p>
И наконец, Бр-КП. Здесь мы не имеем новых фигур, есть по крайней мере две усторические», Барбара и Саваста. Но, похитив Дозье, они больше напоминают старого Рафа, чем старого БР. Мы уже далеко в 1980-х, а они все еще стреляют. Какой смысл ранить Джино Джуньи в 1983 году, американского дипломата в 1984 году, убить Эцио Тарантелли в 1985 году? БР родились не для того, чтобы мстить за то или иное. И если в Тарантелли они хотят ударить по тем, кто был против референдума, то они ошиблись в характере. Это не маленькая ошибка.</p>
<p>
Я могу только сказать, как я читал их из тюрьмы. С Дозьером понятно, что они пытаются найти на международной арене то, что уже не могут выразить здесь. Но в целом я воспринимал события того периода как невозможность остановиться, найти выход. Они пытались, товарищи из КПК, теоретизировать стратегическое отступление на основе маоистской концепции, но какое отношение это имело к нашей ситуации? Я обсуждал ее, когда мы встретились в тюрьме, с Ло Бьянко, который ее поддерживал, и у меня возникло ощущение, что это была отчаянная попытка не оказаться зажатым между бесполезным продолжением и капитуляцией. Но это опыт КПК, о котором я не могу лояльно говорить. Я знаю только, что они несли тяжелое бремя и ошиблись. Достаточно.</p>
<p>
Вы всегда брали на себя ответственность за Красные бригады, даже там, где вы не несли ее непосредственно. Почему в те годы вы не взяли на себя ответственность за закрытие «Красных бригад»?</p>