Страница 53 из 75
<p>
Кварталы, в которых сначала Пролетарские левые, а затем Красные бригады имели наибольшие связи, были следующие: Лорентеджио, обширный пролетарский резервуар старого Милана, где проживало не менее ста тысяч человек; Кварто Оджаро, квартал-общежитие без услуг, который в восемь часов вечера превращался в безлюдную пустошь; Джамбеллино, где мы с Маргеритой жили некоторое время-.</p>
<p>
В этих районах были созданы благоприятные ситуации, которые превзошли все наши ожидания. Мы получили восторженные отклики на наши предложения и множество просьб о сотрудничестве с нами. Например, в Кварто Оджаро присутствие фашистских банд, организованных вокруг секции MSI, было очень сильным: они контролировали целые улицы в районе, вводили комендантский час для молодых людей, которые не подчинялись их требованиям, нападали и избивали товарищей и даже вырезали свастику на лбу некоторых из них ножами.</p>
<p>
Однажды эскадрильи взорвали машину секретаря секции PCI. Мы быстро вычислили виновных и взорвали машину одного из них, некоего Артони. Взрыв услышал весь район. В тот раз мы использовали пластиковую модель, но она была единственной. Мы решили никогда не использовать взрывчатку, потому что считали ее мерзким инструментом, символом неизбирательного терроризма и, прежде всего, чтобы не смешивать наш образ с фашистским и государственным терроризмом.</p>
<p>
Такие инициативы были очень успешными и привлекли сотни сочувствующих вокруг нашей маленькой группы. Затем началась борьба за захват домов, в которой мы часто оказывались на передовой и обрели еще больше сочувствующих. Короче говоря, в тех районах первые Красные бригады не были чем-то таинственным и подпольным: мы знали тысячи людей, которые хорошо знали, что мы проповедовали и делали. И которые, когда появлялся повод, звали нас, чтобы разоблачить их проблемы.</p>
<p>
25 апреля 71-го и 72-го годов в Лорентеджио и Джамбеллино мы водрузили на столбах домов советов не менее двухсот флагов БР: красных, с желтой звездой в круге.</p>
<p>
Это были флаги, сшитые матерями, сестрами, тетями и бабушками многих наших товарищей в этом районе. В газетах об этом писали, но не понимая или не желая понимать. </p>
<p>
Итак, в Лорентеджио развевались флаги БР, а в рабочих кварталах распространялась наша слава. </p>
<p>
Рост численности организации был заметен, но в то время нас больше всего интересовало не превращение BRв более обширную и разветвленную группу. Мы стремились к организации революционной власти снизу. Мы хотели, чтобы на заводах и в кварталах был создан авангард, способный автономно консолидировать свой боевой потенциал. В то время мы были кем угодно, только не централизаторами, настолько, что у нас были прекрасные отношения с боевиками Potere operaio, Lotta continua и других мелких формирований.</p>
<p>
Именно потому, что они не были согласны с таким «открытым» способом представления вещей, горстка товарищей откололась от нас, чтобы сформировать то, что мы определили как «Суперклан». Это незначительный эпизод, но он породил множество фантазий.</p>
<p>
Все началось со столкновения сил на съезде Pecorile. Коррадо Симиони прибыл с намерением занять гегемонистскую позицию в агонизирующей пролетарской левой: он произнес особенно резкую речь и утверждал, что служба порядка должна быть еще более милитаризирована. Его операция не увенчалась успехом, но, вернувшись в Милан, он не сдался: никого не предупредив, он предложил незаконные действия и немыслимые атаки ответственным лицам службы и нашим «красным змеям» — организации, которая все еще была частью очень обширного движения и, практически, была открыта для всех. Среди прочего, он обратился к Маргерите с просьбой поставить чемодан со взрывчаткой на дверь консульства США в Милане.</p>
<p>
В тот момент Маргерита, Франческини и я согласились, что его идеи были опрометчивыми и рискованными. Поэтому мы решили изолировать его вместе с товарищами, которые были ближе всего к нему: Дуччо Бено и Ванни Молинарис. Мы не допустили их к обсуждению вопроса о рождении Красных бригад и не проинформировали их о нашей первой акции — акции против машины Пеллегрини. Когда мы распространили нашу листовку с требованиями, Симиони подошел ко мне и спросил: «Это был ты? Почему ты ничего не сообщил мне?». Я резко ответил: «Мне больше не интересно обсуждать с вами эти вещи, у нас нет общих мнений».</p>
<p>
Он понял, что разрыв окончательный, и вопреки тому, что он проповедовал нашей службе порядка незадолго до этого, он предупредил меня, что нас быстро заметят, потому что нельзя приступать к незаконным действиям, не создав предварительно ограниченную и хорошо разделенную организацию.</p>
<p>
С того момента я больше не видел Симиони. Вместе с Бено и Молинарисом он собрал небольшую группу из примерно десяти товарищей, включая Просперо Галлинари и Франсуазу Тушер, племянницу знаменитого аббата Пьера. Они откололись от движения, заявив, что теперь они не более чем дикари. Однако у них были общие друзья, которые держали нас в курсе их внутренних дискуссий, и мы знали об их плане создания закрытой и безопасной, сверхконспиративной структуры, которая могла бы начать действовать в качестве вооруженной группы позднее: когда мы, неряшливые и неорганизованные, по их прогнозам, все будем захвачены, как только преодолеем хаотическую переходную ситуацию, в которой мы находились.</p>
<p>
На самом деле, в течение примерно года они вели лишь светские беседы в семье, а затем распустились. Не в последнюю очередь потому, что тем временем БР росли, и они становились все более и более опасно изолированными.</p>
<p>
Симиони, однако, в интервью журналисту Сандро Аччиари рассказывал совсем о другом: «В вопросе выбора вооруженной борьбы мы разошлись с группой Курсио. На основе общего анализа мы пришли к противоположным выводам: концепция милитаризации власти привела Курсио к плану милитаризации классовой борьбы..... Вместо этого мы даже отказались от политической борьбы, потому что считали, что единственная надежда — это преодоление насилия». В чем же правда?</p>
<p>
Независимо от своих первоначальных намерений, на самом деле члены «Суперклана» не встали на путь вооруженной борьбы. Вот что важно. Что касается остального, то мне кажется более чем понятным, что Симиони рассказал журналисту такую сказку, учитывая атмосферу подозрительности, которая висела над ним и его школой.</p>
<p>
В Италии их положение осложнилось. Некоторые из их товарищей, например, Галлинари, обратились к нам. Насколько я знаю, выбор Парижа был сделан из практических соображений. У Тушер было много знакомых во Франции. Поэтому ей не составило труда найти большую квартиру и деньги для создания языковой школы «Иперион».</p>