Страница 2 из 75

С открытым лицом (ЛП)

Курчо Ренато

После теракта на Пьяца Фонтана[6] создалась тяжелая атмосфера насильственной конфронтации. Мы утверждали, что теперь невозможно продолжать использовать наши старые организационные инструменты и действовать открыто. Конечно, мы старались не обсуждать эти вещи слишком публично, но необходимо было понять, сколько товарищей могут быть заинтересованы в том, чтобы начать новый курс.

Мы сказали: «Кто заинтересован в таком обсуждении, поднимите руку». И было поднято сто рук. Что, честно говоря, показалось нам несколько чрезмерным для создания нелегальной организации. Однако вскоре проблема была решена, потому что за несколько недель энтузиасты сильно поредели. Настолько, что нас осталось всего около 15 человек[7].

Чтобы проверить реальную готовность товарищей к новой форме организации, мы предложили тест: участие в «пролетарской экспроприации», то есть ограблении. И естественно, что в этот момент многие замялись.

На самом деле это были не просто отговорки, чтобы прикрыть свой страх. Были и обоснованные мотивы. «Мы не в латиноамериканской ситуации, — заметили некоторые, — мы политические боевики, а здесь, если нас поймают, мы попадем в тюрьму как бандиты».

Страх, конечно, был вполне обоснованным. Даже для меня перспектива попасть в тюрьму, как обычный грабитель, не была привлекательной. С другой стороны, необходимо было найти деньги для создания первых организационных структур. Мы прекрасно понимали, что мы не бандиты, и считали, что движемся как в классической марксистско-ленинской революционной традиции, так и в новой перспективе городской партизанской войны, практикуемой латиноамериканскими группами, а также «Черными пантерами» в крупных городах Северной Америки. Однако у нас не было другого выбора, это был риск, на который мы должны были пойти.

Сначала мы рассказали об идее назвать организацию «Красные бригады» всем работникам Pirelli, и наша идея была сразу же принята. Не в последнюю очередь потому, что кто-то вспомнил, что в нашем движении уже была хорошая группа, которая носила революционный цвет — «красные тетки».

Это была группа довольно диких девушек, которые находились на передовой линии санитарной службы Пролетарской левой.

Сразу же после бойни на Пьяца Фонтана в Милане демонстрации стали множиться, почти всегда приводя к ожесточенным столкновениям. Все выходившие на улицы внепарламентские группы — от Lotta continua до Potere operaio[8] — создавали свои собственные более или менее ожесточенные службы порядка. Наша отличалась массовым присутствием партизанок, которых товарищи иронично прозвали «красными тетками».

Затем, выйдя из ребра Пролетарской левой, маленькая редкая группа дала жизнь Красной бригаде, которая вскоре превратилась в Красные бригады...

Однако был переходный период, когда старая деятельность накладывалась на новые инициативы. Пока мы проводили первые акции против боссов Pirelli, я продолжал двигаться в области коллективов пролетарских левых. Мы продолжали наши выступления в вечерних школах для рабочих и по-прежнему активно участвовали в захвате домов в кварталах рабочего класса, особенно в Лорентеджио, Кварто Оджаро и Мак Махон.

В октябре 70-го я выпустил последний номер журнала «Sinistra proletaria», но наши «листки борьбы» продолжали распространяться до февраля 71-го, когда уже начался первый раунд атак BR. Затем, весной того же года, мы опубликовали два номера другой газеты, которая ознаменовала переход на новый курс: «Новое сопротивление». Идея заключалась в том, чтобы задокументировать первые вооруженные акции в Европе, дав место дебатам, которые разворачивались вокруг этих инициатив. Среди прочего, мы опубликовали интервью с товарищами из Raf, неопубликованный документ Тупамарос, тексты пиратских радиопередач Feltrinelli's Gap, первые листовки Красной бригады и более поздних Красных бригад.

Изначально Бригада была элементарным ядром организационного проекта в поисках определения: никто из нас не имел четкого представления о том, чем она должна была быть, и, кроме того, мы даже не пытались сделать так, чтобы это казалось ясным[9]. Собственно говоря, первая группа, давшая жизнь «Красным бригадам», состояла из дюжины человек: Маргерита, Франческини, я, Пьерино Морлакки, который был одним из главных героев жизни квартала Лорентеджио, и несколько работников Pirelli, включая Маурицио Феррари.

Проект «пролетарской экспроприации», с помощью которого мы собирались проверить товарищей, был заброшен. Вместо этого мы взялись за первоначальную идею: завалить Пеллегрини[10]. То есть сжечь его машину. Мы проследили за ним от завода до его дома: он всегда парковал свою машину перед домом. Мы подготовились. Бывший партизан, друг Фельтринелли, научил нас, как сделать своего рода коктейль Молотова: небольшой бак, полный бензина, презерватив с серной кислотой, которая медленно разъедала его, а затем вступала в контакт со смесью сахара и калия, воспламеняя бензин. Если вы хотели, чтобы время воспламенения длилось дольше, вы могли просто использовать более толстый презерватив или два соединенных презерватива.

Итак, однажды ночью наш маленький отряд подошел к старой расшатанной машине Пеллегрини, и Маргерита поставила канистру. Я действовал в качестве наблюдателя. На несколько минут у меня защемило сердце, потому что презерватив продержался дольше, чем ожидалось. Потом вспышка. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что это было смешное и гротескное действо. Мы были неопытными новичками, абсолютно неуклюжими. Однако, благодаря этому жесту, можно сказать, что «Красные бригады» ожили.

В целом акция была встречена с энтузиазмом рабочими. И тогда же была напечатана наша первая листовка с заявлением о нападении. Она была распространена в Pirelli, и на заводе стали много говорить о нас. С зимы 1970 года до весны 1971 года мы провели десятки подобных акций[11], включая чуть более изощренную — сжигание шин на испытательном треке в Лайнате.

Мы постоянно писали листовки. Я был одним из тех, кто составлял текст. Я сделал это после того, как подробно выслушал мнение рабочих и товарищей, которые были непосредственно вовлечены в это дело. Мой замысел заключался в том, чтобы оживить лозунги, собранные на заводе, добавив к ним наш собственный анализ. Смотрите, писал я, мы должны начать по-новому думать о борьбе рабочих: мы предлагаем менее открытую и более партизанскую организацию власти рабочих».

В результате получилось плохое письмо, которое должно было быть эффективным. Нас часто критиковали за этот язык: «Как вы грубы!» — говорили нам многие. Но когда я писал, я всегда помнил о разговоре с одним из сторонников «Черной пантеры» в изгнании в Алжире, который, посмеиваясь, подверг нас суровой критике: «Когда вы говорите о том, что происходит в кварталах и на заводах, вы так озабочены тем, чтобы подогнать все под свои идеологические схемы, что не понимаете, насколько непонятными вы становитесь...». Лучше быть грубым, чем непонятным, сказал я себе тогда.