Злые чудеса (сборник)

Каюсь, опять придется начинать со слов «было пито». Было пито. И зело. И вышло так, что мой хороший знакомый, активист местного КЛФ, пожаловался: есть у них один молодой и не по-хорошему шустрый член, который неизвестно куда смотрит, но явно не туда, неизвестно чего добивается, но явно не хорошего, плетет какие-то неумелые интриги и вообще, есть стойкие подозрения, постукивает легонько на манер дятла известно куда. Не уличен, но подозрения сильные. Но нет, увы, аппаратуры, способной читать чужие мысли. А знать точно хотелось бы, пока студент не наворотил дел…

Все мы были хороши. Для иллюстрации упомяну лишь, что я, отроду не игравший ни на чем, кроме чужих нервов, сел за пианино и брякал по клавишам наугад, а слушатели моей «игры» всерьез аплодировали – пикантность в том, что среди них было два профессиональных музыканта. Но даже в столь веселом состоянии я вспомнил, что успел присмотреться к вышеупомянутому хитрому члену и составить о нем нелестное мнение. А потому решительно заявил:

– Щас сделаем, посмотрим, чем дышит…

Дело происходило в одном из ДК миллионного города, переделанном из большой церкви. На нескольких этажах весело пили любители фантастики со всех концов великой и необъятной страны, тогда еще не разлетевшейся на пятнадцать обломков. Но пустых кабинетов оставалось еще достаточно. Опрокинув еще стаканчик, я отыскал шустрого студента (пившего мало), завел его в пустой кабинет, грохнул кулаком по столу и рявкнул:

– Молчать! Я старший лейтенант КГБ! Работать на нас будешь? Молчать, говорю!

Вру безбожно. Изрядно преувеличивая. Кулаком по столу я не стучал, просто-напросто представился старшим лейтенантом КГБ (естественно, не предъявив никаких документов – откуда бы им у меря взяться?) – деликатно и мягко начал вербовку, без малейших угроз и запугиваний. Вербовка эта заняла у «товарища старшего лейтенанта», чем хотите клянусь, не более пяти минут…

И через сутки этот милый мальчик принес мне довольно объемистую «оперу», где подробно освещал жизнь и деятельность КЛФ, давал развернутые характеристики активистам и тщательно перебрал их всех в плане потенциального диссидентства либо потенциального сотрудничества с доблестными органами, представляемыми товарищем старшим лейтенантом. Блевать хотелось. С тех пор я не верю, что стукачей вербуют компроматом или угрозами – ну некоторых безусловно да, однако в сто раз больше потенциальных «инициативников» ради повышения собственного благосостояния или из личной неприязни готовы стучать, как турецкие барабаны. Нужно только попристальнее присмотреться к человечку и правильно угадать…

Эпистоляр этот я дал прочесть ребятам из КЛФ, предварительно взяв с них самые страшные клятвы, что они и пальцем не тронут юного дятла, ни словечком не намекнут. Слово они сдержали. А юный дятел еще с год писал мне теплые письма, жалуясь, что никто не выходит с ним на связь, хотя он горит желанием ударно работать на славную советскую госбезопасность. Мальчишечка заканчивал институт, предстояло распределение (в те времена выпускник вуза обязан был отработать три года там, куда пошлют), угодить куда-нибудь в глушь не хотелось, так что нельзя ли каким-то образом оказаться в штате известной конторы или иным образом с ней задружить, пусть неофициально?

В конце концов я написал ему, что вынужден был уйти из конторы по серьезной аморалке, несовместимой с погонами, – и переписка оборвалась. Но иногда я подумывал: а может, шустрый мальчик все же ухитрился по собственному горячему желанию сесть на крючок к реальному оперу? Как говорится в известном пошлом анекдоте, этот может… Вот так обстояли дела с вербовкой агентуры – да наверняка и сейчас обстоят.

В КГБ об этой моей выходке так никогда и не узнали – иначе, к бабке не ходи, притащили бы к себе за шиворот и дали нешуточный словесный втык за самозванство. На их месте я так бы и поступил.

Вот такие хохмочки и послужили в свое время причиной стойких слухов, что А.-А. Бушков – то ли стукач, то ли даже законспирированный боец невидимого фронта при погонах. Спорили лишь о звании…

1995

Дополнения из дня сегодняшнего

Потом несколько лет я и КГБ существовали в разных пространствах, и я было решил, что так будет вечно. Тем более в стране забушевала перестройка, не к ночи будь помянута, и очень быстро КГБ оказался категорически не при делах, ограничиваясь унылой фиксацией происходящего и служа лишь мишенью для критики, порой откровенно шизофренической…

Оказалось, я крупно ошибался. На излете перестройки все же произошло соприкосновение с КГБ – именно это слово и следует употребить. Никакая не встреча, а соприкосновение, причем заочное. Подробности об этом попозже.

Зато имело место уже нечто более серьезное, ничуть не напоминавшее прежние веселушки. В марте 2000-го я оказался в Чечне вместе с группой Центра спецназа ФСБ (конкретно – с «вымпеловцами», выполнявшими не боевую, но крайне серьезную задачу). Так уж получилось, что и я оказался чуточку причастен к одной из операций обеспечения этой самой задачи – опять-таки без выстрелов и молодецких ударов пяткой в челюсть. (Забегая вперед, через несколько лет был «условно убит» во время учений того же спецназа в Дагестане – как мне объяснили люди понимающие, это означает долгую жизнь, что на протяжении следующих четырнадцати лет подтвердилось, и пока эта тенденция сохраняется, будем надеяться, надолго.)

Одно из самых ярких впечатлений связано с выборами президента 18 марта 2000-го. На один из избирательных участков в Ханкале люди в погонах прикрепили самодельную вывеску «Избирательный участок номер такой-то по выборам Президента Российский Федерации В.-В. Путина». Вывеска провисела часа два, потом прибежал полковник и простым русским языком приказал ее снять. Напомнив, что по Ханкале невозбранно шляются демократические журналюги, могут это народное творчество увидеть и запечатлеть, да пустить такую поганую волну, что никто не отмоется… В те почти былинные времена демократические журналюги представляли собой нешуточную силу и всеобщее пугало, так что вывеску моментально сняли и истребили.

Ладно, не будем отвлекаться. О Центре спецназа я написал два романа: «Четвертый тост» и «Равнение на знамя». Уже не по чисто теоретическим знаниям, как было с циклом «Пиранья»), а изрядной долей рассказов участников событий, об оружии, которое знал по личным впечатлениям. Некоторые герои имеют реальных прототипов, а парочка эпизодов взята прямиком из жизни – причем эпизодов юмористических, какие и на любой войне случаются…

За первый роман получил грамоту директора ФСБ, врученную в бывшем кабинете Лаврентия Павловича Берии на Лубянке (между прочим, довольно скромном). Поскольку мои отношения с госбезопасностью часто переплетены с откровенным юмором, без него и тут не обошлось. Там же, на Лубянке, состоялся небольшой банкет десятка на два участников – и меня форменным образом заколебал некто в штатском, уж никак не генерал, но по общей авантажности, вполне возможно, и полковник. Когда уже было выпито как следует, этот персонаж долго мне доказывал, что в моем романе есть весьма существенное упущение. По его глубочайшему убеждению, следовало непременно вставить сцену, где бравые вымпеловцы, сидя вечерком у костра, дружно поют под гитару романтические, а лучше патриотические песни. Вот так вот…

Мне в ту пору шел сорок шестой годочек, и от юношеской запальчивости я давно избавился. А посему самокритично признал упущение и душевно поблагодарил за науку. Когда я рассказал эту историю спецназовцам, стекла задребезжали от жизнерадостного ржания: вечерние посиделки у костра и в самом деле случались (помню, ага), но сводились они исключительно к травле военных баек, анекдотов с картинками и передаче из рук в руки бутылки с прозрачной жидкостью, не боржомом…

Еще одна хохма, связанная с тем же ведомством. Как-то зашел я на Большую Лубянку по делу, в Центр общественных связей. Естественно, не с поднятым воротником с черного хода, а в парадную дверь. И моментально обнаружил нечто непонятное: оба дежурных прапорщика вели себя несколько странновато – держались в глубине вестибюля, поглядывали настороженно, а один, завидев меня, с несомненным облегчением выдохнул: