Смирение

– И кто там тебя послушает?

– Полицейские, кто ж ещё? Или ты думаешь, я в отличие от тебя такая доверчивая дура, что прихожу в гости к насильнику с выключенным диктофоном? – Оксана показала включённый диктофон на своём смартфоне. Они послушают запись, и отправят тебя в американскую тюрьму. А в российских СМИ будут всеми силами оправдывать насильника и вешать лапшу на уши назойливым бабкам из Отрядов Путина про страшное пиндосовское гестапо, посадившее сначала Бута с Бутиной, а теперь и тебя – третьего невинного ангелочка с фамилией на букву «б». Всё будет стабильно, как и всегда… – Оксана ехидно улыбнулась и поставила пустой бокал на стол.

– Пошла вон… – спокойно отвечал Быков.

– Саш, ну не начинай! Просто подпиши…

– Пошла вон, – снова сказал он, но только громче.

– Саш, ну чего ты как дурак себя ведёшь? Хватит упрямиться…

– Пошла вон! – Быков перешёл на рык.

– Тебе не кажется, что ты перегибаешь сейчас палку?

Он подошёл к столу, небрежно схватил несколько бумаг, смял их и кинул в лицо Оксане.

– Пошла вон!!!

Та вскочила и показала на него пальцем, в миг покрасневшее лицо исказилась в гримасе ярости и презрения. Она яростно заверещала:

– Ты пожалеешь, тварь!!! Я клянусь, ты пожалеешь!!! У тебя земля под ногами гореть будет, урод!!! Ненавижу тебя, мразь!!! Ненавижу!!!

Оксана резко сорвалась с места, еле успев схватить сумочку, и сразу направилась к выходу. В прихожей, пытаясь взять пальто, чуть не вырвала дверь шкафа, быстро надела туфли. Быков только и успел открыть ей, как она тут же выскочила из квартиры захлопнула дверь в квартиру прямо у него перед носом, да так сильно, что даже штукатурка на стене посыпалась.

– Шлюха… – устало прошептал Быков, сел на табуретку в прихожей и закрыл уставшее лицо руками.

Глава 2.

– Алло, Алекс? – послышался из трубки приятный женский голос, – как вы?

– Да, да… Я в порядке.

– Это Кэтрин Марлоу из Buzzfeed. Я звоню, чтобы напомнить вам, что у нас сегодня после обеда интервью с нами. Вы приедете?

– Да, конечно…

– Хорошо… – задумалась, – ах, да! Совсем забыла сказать. У нас немного поменялась локация съёмок. Мы сняли студию в двух кварталах от предыдущего места. Новое находится на перекрёстке между Парк-Авеню и 47-ой Восточной. Точно адрес вам скину с мессенжер.

– Хорошо. Я подойду.

– Отлично. Тогда ждём вас, Алекс. До встречи. Всего доброго!

– И вам тоже!

Быкову не сильно хотелось выходить из квартиры, так как за окном поливал дождь, но раз уж договорился, себя надо как-то пересиливать. И он нехотя натягивал на себя носки, джинсы, медленно натягивал на себя балахон, а потом с трудом заставлял ноги двигаться в прихожую, одевать там туфли, утеплённый жилет, искать на полке зонтик. Даже входная дверь открывалась нехотя, будто удерживаемая упругой пружиной. Организм, сердце, мозг, душа – всё телесное и бестелесное в Быкове буквально умоляло его не идти. Но раз договорился, то надо. Он иначе не мог. Не учили его так. Не по-мужски это сначала договариваться, а потом сливаться.

Всё внутри него протестовало не потому что он был ленивым или банально не хотел промокнуть. На самом деле просто чувствовал подставу. Ощущение того, что интервью закончится скандалом, буквально витало в воздухе. Особенно после того, как Оксана сразу после их последней встречи в квартире разослала во все СМИ письма с новой информацией о Быкове, во всех подробностях смакуя их неудачный брак.

После этого словесной драки точно было не избежать. Драки со всем американским обществом, которое после историй с Вайнштейном и Деппом буквально разрывалось пополам, неспособное определиться, заслуживают ли обвиняемые в изнасилованиях, а также домашнем насилии той самой пресловутой презумпции невиновности, или нет.

Это чувствовалось даже среди сокомандников Быкова по клубу. Одни смотрели на него с сочувствием, другие с каким-то недоверием, но с лёгким налётом презрения. Первыми двигала классическая мужская солидарность, ведь ты тоже чисто случайно можешь оказаться на его месте обвиняемым в изнасиловании, где обвинению не нужно почти никакой доказательной базы, чтобы засадить тебя за решётку, и попробуй отвертеться! Вторые ставили жертву насилия на место своих жён, дочерей, сестёр и матерей. Ведь не дай Бог до наших близких своими грязными руками дотронется хоть одна мразь… Кровь польётся рекой. И спасение этим ублюдкам – только закон, запрещающий самосуд!

Вот и жил Быков последние два месяца как на углях, из-за чего запорол финал кубка Стэнли, а после недельного отпуска не был вызван на сборы. Главный тренер и президент клуба хоть и утверждали, что поддержат одного из своих лучших игроков юридически, на деле, пожалуй, даже больше самого Быкова боялись попасть под каток культуры отмены и стать жертвами скандала, что ударит по их карьере в Штатах. И в результате было непонятно, чего Саше ждать в будущем. Стоит ли вообще оставаться в клубе после произошедшего? Или лучше никого не подставлять, заставляя ввязываться в никому не нужные проблемы?

А если так, то что это значит? Закончить карьеру? Убить за раз то, к чему стремился много лет, упорно тренируясь, получая порою тяжёлые травмы? Быков кроме как клюшкой махать, больше ничему и не научился толком. В детстве только на уроки труда разве что ходил, как и все учился работать молотком, рубанком. Но много ли где это сейчас нужно? А ближе к концу школы хотел поступить на журфак, но так и не пошёл. Сейчас же без опыта его никто ни в какую газету и не возьмёт. Так что кроме хоккея Саша больше ничего и не умел.

И что в таком случае оставалось? Только попробовать защитить своё честное имя и вновь выступать в клубе! Более поделать, казалось, было нечего. Иначе, нежели дать интервью, защититься никак и нечем. Так что хочешь, не хочешь, но всё равно и при любых обстоятельствах придётся идти, если вдруг отмена интервью, несмотря на договорённости, покажется заманчивой идеей..

С такими мыслями в голове, в самом дурном настроении Быков вышел на улицу под проливной дождь и пошёл вдоль по улочкам Нью-Йорка в сторону студии, где будет проходить интервью.

Шёл с капюшоном на голове, дабы не привлекать лишнего внимания, ибо уже два месяца его дом осаждают журналисты с активистами, и все требуют ответа за якобы изнасилование Оксаны. Пока в небольшом количестве, так что жить не мешают. Но с каждым разом их становится всё больше, а действия всё агрессивнее. Так один раз с подобным рыцарем круглого стола даже подраться пришлось, ибо слишком много оскорблений себе позволял, при этом не пытаясь разобраться, права ли Оксана. Посему то чтобы вновь не попасть в передрягу, лучше не маячить рожей у всех на виду.

За те десять лет, что Быков прожил в Америке, улицы самого помпезного города страны пусть и не стали ему родными, но уже были в целом знакомы. Появились любимые местные заведения, места для прогулок и пробежек, сложилось мнение, за что город можно высоко ценить, а за что только в его сторону плеваться. И за эти десять лет Быков полюбил Нью-Йорк настолько, что даже раздумывал, а не остаться ли здесь, чтобы тренировать в будущем клуб или какую-нибудь детскую или молодёжную хоккейную команду.

Теперь же после трудностей с Оксаной он вдруг почувствовал впервые за десять лет нечто странное, что раньше ему в голову и не приходило, настолько высота небоскрёбов может вскружить голову. Всё вокруг казалось ему чужим и противным. Пицца в кафешках изменилась во вкусе, кола стала отдавать кофейной горечью, на улицах всё чаще ощущался неприятный запах, а люди вокруг стали какими-то злыми и неприветливыми. На контрасте Саша чаще стал приезжать на Брайтон Бич и кушать русские пирожки, пить квас, смаковать сырки со сгущёнкой и удовольствием смотреть на каменные рожи соотечественников, некогда приехавших покорять Америку. И даже исполинские небоскрёбы стали ощущаться какими-то холодными и тёмными, а фотографии облезлых брежневских панельных муравейников из тематических профилей в Инстаграме начали вызывать ностальгическую улыбку. В голове звучала «Странная Сказка» Цоя, вызывавшая мурашки по коже, а русская тоска провоцировала не депрессию, а более тепло на душе.