Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 85



Глава 27

Тяга человечества к саморазрушению неистребима.

Однажды старец Вадим прихватил дежурную тройку младшей стражи и направился к шорникам. Ситуация привычная, чем выше статус у человека, тем реже он может появляться на публике без сопровождения-свиты. Князья и бояре вовсе не знают понятия «приватность», у них даже первая брачная ночь после свадьбы проходит при свидетелях. Во всяком случае, я так слышал, сам не присутствовал.

Шорный конец занимал довольно большую площадь, здесь изготавливали сбрую для лошадей и быков, мешки, баулы, иную кожаную продукцию. Кроме обуви — сапожники жили отдельно, своим обществом. Как и другие ремесленные общины, шорники были, во-первых, довольно влиятельны за счет богатства, во-вторых, тесно связаны с Обителью Синеокого. На вече они в подавляющем большинстве случаев выступали единым фронтом.

О том, что наша троица — не просто статусный элемент, старец молчал до последнего. Топологически Шорный конец представляет собой две параллельные улицы, между которыми масса мелких улочек, переулков, тупиков и узеньких проходов. Самыми козырными считаются участки ближе к центру, мы же пришли на совершенные задворки, чуть ли не на окраину. Там, в заросшем закутке между двумя покосившимися заборами, нас ждали пятеро местных, причем двое были одеты, словно собирались на бой.

— Здравствуй, Жирок, — приветливо кивнул старец. — Чего это ты гридней взял? Думаешь, понадобятся?

— Понадобятся или нет, а лучше пусть под рукой будут, — со сварливыми нотками в голосе ответил бородатый мужичина с малой цепью посадника на шее. Надо же! Один из заправил конца нас встречает. — Всё ж не обычных татей ловим! Ты, я вижу, одних младших прихватил?

— Больше не надобно. Так, воины, — повернулся Вадим к нам. — Мы здесь по особому делу. Люди говорят, Бунька Губастый темным торгует. Надобно его дом обыскать и, если найдём что, в поруб посадить.

Откровенно говоря, не самое приятное занятие. В чем-то лицемерное, я бы сказал. Темным, то есть запретным, приторговывают практически все порубежники, для нас это один из главных источников дохода. Казна установила монополию на почти все виды дорогостоящих растений и органов животных, добываемых в темных лесах, поэтому выбор прост: или получать гроши, или сдавать хабар нелегальным скупщикам. Я, получается, своего коллегу ловить стану.

Вероятно, старец уловил изменение настроения, а может, просто опытен, так как добавил:

— На прошлой неделе двенадцать человек от «золотой капли» померли. Ищите тщательнее.

Дело предстало в совсем ином свете. Золотую каплю готовят из секреции клочкаста, похожего на горностая мелкого жителя тьмы. При правильном приготовлении — приятный наркотик, навевающий чудесные сны, при неправильном — медленно действующий яд. Вообще, секрецию много для чего можно использовать, только действовать надо аккуратно, иначе последствия плохие. Начиная от сумасшествия и заканчивая различными видами смерти.

Поэтому части тела клочкаста в свободную продажу не пускают. Одни охотники не хотят творить зло, другие справедливо опасаются возмездия со стороны властей, чьё благодушие имеет строго очерченные рамки. По-настоящему опасные ингредиенты в свободной продаже появляться не должны! И, в целом, этот негласный уговор — власти закрывают глаза на «шалости» порубежников, а те придерживают серьёзную дрянь — соблюдается. Однако некоторым жадность застит глаза.



Нам ещё повезло в том плане, что у нас, в словенских землях, нет служащих тьме сект. Они периодически появляются, чтобы тут же быть выкорчеваны. У нас никто чудищ к селениям не подманивает, колодцы не травит, детей в жертву не приносит, междоусобные войны не провоцирует… В смысле, нам провокации не нужны, без них обходимся. А вот на юге существуют организации, ставящие целью уничтожение людского рода и падение мира под власть Черного Бога. Купцы иногда приезжают и рассказывают — там правителя убили, в другом месте великую орду не позволили остановить, в третьем город от неизвестной чумы вымер. Вылезает на свет эта зараза нечасто, но, похоже, её не истребить.

Короче, в словенских землях чернотой торгуют без идеологии. Обычная жажда наживы.

— В поруб я его в любом случае посажу, — пообещал Жирок.

— Может, ещё не найдём ничего.

— Ага, врут люди, все сразу, — саркастично согласился староста. Взвинченный он какой-то. Хотя обнаружение торговца запрещенкой среди своих всему концу грозит общественным порицанием и, что существеннее, проверкой со стороны властей города. Есть причина для волнения. — Идёмте, что ли.

Группа из девяти мужчин неизбежно привлечет внимание — за нами увязались зеваки. Ещё на ходу пытались выспросить, куда это мы идём, но находившийся не в настроении Жирок рявкнул и от нас отстали. Не полностью, просто шли в отдалении, строя различные гипотезы. Основу стихийно собравшейся толпы составляли, конечно же, мальчишки, однако нашлись и взрослые, решившие ради движухи отвлечься от работы. Некоторые отставали по мере пути, другие, наоборот, присоединялись, вливаясь в процессию, так что к малому подворью Буньки мы подошли в сопровождении человек двадцати.

Поняв, что дальше мы не пойдем, сплетники остановились и продолжили перешептываться. Староста обвел их тяжелым взглядом, испытывая очевидное желание плюнуть на землю, сдержался и ограничился тем, что оставил одного из сопровождающих в воротах. Вадим поступил так же. Загораживая проход, двое гридней показывали, что происходящее внутри — дело официальное, раз в нём принимают участие совместно местная власть и уважаемая Обитель.

Упомянутый Бунька жил в доме, давно не знавшем женской руки. Двор чистый, беспорядка нет, вещей немного и никаких украшений вроде занавесочек или изящной посуды на полках. Пустовато, женщина бы обязательно попробовала заполнить свободное пространство милыми безделушками.

Хозяин вышел на шум и остановился в дверях, настороженно глядя на делегацию.

— Доигрался, Бунька! — не позволил ему рта раскрыть Жирок. Голос старосты звучал грозно и удовлетворенно. — А тебе говорили, чтобы люд не гневил! Теперь всё, нету больше моего терпения с тобой цацкаться! Ну, сам скажешь, где запрещёнку хранишь, или нам весь дом обыскать?