Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 85



Глава 2

С самого утра, ограничившись легким завтраком, сбегал к Ждану. Кузнец не подвел — кольчуга выглядела, словно новенькая.

— Она тебе скоро мала станет, — заметил мастер, оглядывая свою, ладно сидящую на мне работу. — Расставить не хочешь?

— Другая есть. Эта младшим отойдет.

До меня кольчуга принадлежала Остромиру, ещё раньше её носил дядя. Сделали её, вроде бы, южные мастера и с юга она приехала вместе с семьёй, когда остатки рода бежали, проиграв в междоусобице.

— Мне бы ещё наконечников для стрел, мастер, — в последний момент вспомнил я. — Две дюжины.

— Простых или на чудищ?

— На чудищ.

Расплачиваясь, мимоходом отметил, что цена на оружие в последнее время слегка подскочила. Влияние готовящегося похода, надо полагать.

Дома меня мгновенно загрузили работой, до полудня вертелся, словно белка в колесе. Принеси то, покажи это, помоги мешки с крупой в погреб убрать, пошли волам копыта осматривать, подумаем, кого к коновалу свести… Обычные будни дружинного отрока. Поесть не успел, как дядя отправил со словом к воину Мяуну.

У Мяуна я уже был третий раз, поэтому открывший калитку парень приветственно кивнул, успокоил шипящих ящеров и просто сказал, что батя сидит на заднем крыльце. Но лучше бы его не беспокоить.

Причины головной боли бати были написаны у воина на лице и назывались похмельем. Мяун, похоже, до того радостно отмечал некое событие, что аж рожа опухла и теперь глазки смотрели на мир через узкие щелочки. Разговаривать с ним в таком состоянии смысла не было, и я принялся рыться в сумке.

— Эт чё? — тихо, чтобы голос не напрягать, осторожно покосился на всунутый в руку кожаный флакончик хозяин.

— Настойка лягушачьей травы.

Настойка немедленно отправилась в рот. Мяун посидел, на глазах оживая и превращаясь из сгустка головной боли в излучающего позитив человека, на лице его расплылась счастливая улыбка:

— Будет из тебя толк, Тихомир! Спас от медленной смерти, считай. В дом зайдешь?

— Благодарствую, но дядя велел не задерживаться. Он велел спросить про шатер.

— Готов шатер, починили, можешь забирать, — тут позади него что-то грохнуло, из темноты послышались ругательства, произнесенные злым женским голосом. — А знаешь, я тебе помогу, пожалуй, — мгновенно передумал Мяун. — Мне всё равно к вам идти, обсудить кое-что надобно.



Спустя пару минут мы шли по улице, таща на себе свернутый в трубку походный шатер и часть креплений к нему. Погода стояла прекрасная, люди спешили по своим делам или просто гуляли, радуясь погожему деньку. Счастливый Мяун трепался почем зря, перескакивая с темы на тему и вряд ли нуждаясь в собеседнике.

Внезапно он остановился и присмотрелся к гомонящей группе в конце улицы:

— Кто это там? Никак Ратшины холопы? А вторые кто?

Никаких знаков на одежде люди не носили, просто в городе все всех знают, пусть и шапочно. Речь идет о постоянном населении. Не узнать могут кого-то малозначительного — бедняка, ребенка — но опоясанных вспомнят обязательно. Поэтому Мяун сразу определил, что перед нами послужильцы боярина Дробна из рода Ратши, а подойдя поближе, сказал и про их оппонентов:

— Безсоновы люди. Ух, подерутся!

Вполне может статься. Безсоновы крепко стоят за князя, да и другие счеты между боярами есть кроме политических, так что драки между служилыми случаются. Нужно мне в одну из них влезать? Упаси боги! То, что промеж ними дело до мертвецов ещё не дошло (кровь уже пролилась), вовсе не означает, что первый труп не появится сегодня. Свободные люди, все с ножами, всё божьим даром владеют.

В чём-то я Мяуна понимаю — с развлечениями в столице негусто. Просто слегка смущает возможность попасть под горячую руку. Поэтому я уточнил:

— Кто будет платить?

— За что? — уставился на меня Мяун круглыми глазами.

— Эти, — кивок головой, — сейчас подерутся. Могут задеть нас. Шатер попортят или вовсе порвут. За починку кто платить будет?

Морда у воина стала кислой.

— Вот надо было напомнить⁈ — он с тоской кинул последний взгляд на толпу, заметил в ней городских стражников, раздвигающей спорщиков тупыми концами копий, и со вздохом развернулся в другую сторону. — Ладно, пошли.

Княжество сейчас переживает не лучшие времена. Не худшие, но и не лучшие. Корни нынешнего кризиса заложил прадед нынешнего правителя, Мал Ратшич. Тогда сменилась династия — предыдущего князя убили, из его рода кого вырезали, кто в закатные земли сбежал. Хмм… Мир другой, а на запад и тут бегут. Неважно. Новым князем избрали Мала. Княжеский стол, стол рода Сокола, беглецы прихватить с собой не успели, и сразу возник вопрос, что делать. Прецедента не существовало.

Уничтожить стол никто не помышлял — святотатство же! Предложение спрятать подальше и поглубже на совете отвергли, потому что на столе приносились клятвы и не было уверенности, что эти клятвы продолжат действовать. То есть, к примеру, князь Краснова мог под предлогом того, что ныне соколиный стол не является княжеским, разорвать договор о ненападении, чего истерзанная войной страна не хотела. В конце концов Мал был вынужден объявить о выходе из старого рода и взять стол себе. Теперь правит нами династия Сокола, вторая, по крови не имеющая никакого отношения к предыдущей.

Так как двумя столами род владеть не может, задумались, кому перейдет стол Ратши. По Правде выходило, что новым главой рода должен стать старший боярин из младшей ветви, но Мал попытался протолкнуть кандидатуру своего брата. Такое усиление княжеской власти никого из вятших бояр не прельщало, и попытка нового князя окончилась неудачей. С тех пор между двумя ветвями сильнейшего рода страны, княжеской и боярской, пробежала глубокая трещина. То есть формально-то они принадлежат к разным родам, просто об их близком родстве все помнят. Как и о том, что, если Соколы вдруг исчезнут, именно у Ратшичей будет больше всех прав на их место.

При любом кризисе князья и Ратшичи находились в разных лагерях. Пожалуй, только в случае внешнего вторжения бояре беспрекословно выставляли свою дружину в общее войско, во всех остальных случаях становясь в оппозицию правителю. Нынешний разлад — не исключение.