Всё будет, Файн?

Глава 41

Это было так уморительно, что и я, и кореша Ави — все ржали в голос!

Да-да, мой мужчина, а точнее, потный мужик Авраам Натанзон рухнул передо мной на колено прямо в перерыве между игрой в баскетбол. Что уморительного, спросите?

Лирическая рок-баллада, сочиненная Джонни МакНилом. Сопливая песня под названием: «Уна». Ага-ага, чертов псих МакНил прославился благодаря созданию сладкого хита.

Именно песня «Уна» зазвучала на Айфоне шутничка-Натанзона, когда он пробурчал: «Так, Файн, тут какое дело…» — и протянул мне коробочку с логотипом «Авис Рингс»…

Не буду тут развозить сладкие сопли в стиле песни МакНила. Достаточно сказать, что я приняла помолвочное кольцо и сама натянула его на палец. На СРЕДНИЙ палец! А затем выставила знак фака над головой и крикнула: «Благослави нас на брак, мудак!».

Ави смеялся до слез! Он припомнил слова МакНила, подзабывшиеся за полтора года жизни в Чикаго. Настоящей, классной жизни, которая кипела, как чечевичный суп с кумином, который часто готовит для персонала мой кореш Муса. Жизни, в которой Ави уверенно идет к новым целям, а я оплатила с аукционных денег курсы дизайна и взахлеб поглощала новые знания. А еще получала практику, подрабатывая ассистентом костюмера в небольшом чикагском театре…

«Я накрывал наше ложе бутонами цвета заката.

В туманном рассвете увяли они,

Любовь моя ярче света агата,

Но ночь холодна и погасли огни…» — трагическим голосом завывал Тенор из «Силк Боунс» под надрывы бас-гитары Джонни на нашей баскетбольной площадке…

А до того, когда на радио попадалась песня «Уна», мы с Ави закатывали глаза, говорили «Вот блядь!» и изображали, что нас тошнит. По приезду Ави хотел жестоко наказать ублюдка по закону, завалив судебными исками. А вот я не хотела вновь погружаться в тот кошмар и видеть МакНила в суде или на очных ставках.

К черту прошлое!

И мы с Ави негласно решили просто снизвести Джонни до уровня смешного, жалкого, убогого куска говна, который не стоит нашего внимания.

Почему «смешного»? В песне Джонни скулил, мол, он страдалец, что он «одаривал» девушку «поцелуями» и «заворачивал» ее «в шелковый кокон объятий», она, мол, была для него всем. Не знаю, на что рассчитывал придурок: вернуть меня или просто ткнуть тем, какая я сука неблагодарная. Типа, он же теперь звезда. Сиди, мол, Уна, и кусай локти.

Ага-ага, как же! Плевала я на МакНила. Его песня была такой же насквозь лживой, неискренней, как и он сам…

— «Он сам»? Это ты про меня, малышка?

— Господи, Ави, чертов ты Натанзон! Напугал-то как, фух, блин. Нет, не про тебя, а про то, как ты сделал предложение руки и сердца.

— Ужас как приторно звучит: «Руки и сердца». И вообще-то, Уночка, ты забежала вперед. Сильно забежала. А как же история с Фестивусом персонально для твоей плоской попки?

— Ты всерьез хочешь рассказать об этом почтенной публике?

— Угу, а чего бы и нет, миссис Натанзон.

— Тогда уж лучше я.

— Ну валяй, малышка.

— Боже! Ну короче… Мой развеселый хитрый парень огорошил на пороге чикагской квартиры словами: «Я тебя обманул, Уна. Не могу удержаться и не принудить-таки тебя к одной штуке». Ну, в общем, после всех пережитых бед мой мозг принял ту информацию враждебно…

— Да ладно, Уна, признай: вид у тебя был такой, будто тебя кошачьей мочой с головы до ног окатили…

— Ой, замолчи! Короче, в итоге еврейский засранец вынудил закрыть глаза и войти в квартиру на ощупь. В середине гостиной был светло-серебристый шест на деревянной подставке. Точь-в-точь такой же, как на празднике в колледже, но только длиннее, и он упирался в потолок. «Что за пиздец!?» — выкатила я глаза, когда шутник разрешил их открыть наконец-то. Мой дорогой бойфренд с хитрой и наглой рожей…

— «Засранец», «рожа». Поосторожнее на поворотах, миссис Натанзон. И давай-ка я продолжу. Ты как-то не живописно рассказываешь.

— Окей, валяй.

— Да-да, я достал из дорожной сумки сексуальный комплект, который так хотела тогда нацепить маленькая чокнутая пьянчушка…

— Перестань уже, ты вечно будешь припоминать тот случай?!

— А как же! Не отвлекай, малышка… В общем, я приказал тогда еще мисс Файн станцевать стриптиз. Само собой, она отказалась. На трезвую голову отказалась…

— Хорош, Натанзон, ну.

— Вечером мы пошли в ресторан есть какие-то морепродукты. И пить белое винишко.

— Боже-е-е!

— Да-да, я ржал как конь, когда «танцовщица» появилась в той вещице у шеста под “Pink” группы «Aerosmith». Уна! Я и сейчас тебе повторяю это было самое потешное и нелепое шоу в мире!

— Ну, спасибо на добром слове, Натанзон.

— Да-а-а. Ты так уморительно крутила тощей попой и трясла сисечками, что я чуть не помер, честное слово!

— Врешь. Тебе понравилось. Ты расскажи-расскажи почтенной публике, что мы потом вытворяли после стриптиза.

— Ну вот еще, обойдутся!

— Тогда я. Дело дошло до того, что соседи вызвали полицию, потому что мы так искрометно и неистово трахались, что не давали никому спать всю ночь.

— Хорошо, что обошлось штрафом. Точнее, штрафами. Потому что нас было не угомонить. Мы…

— Думаю, всё же дальше без подробностей, Натанзон.

— Да уж, пора сворачиваться. У меня до черта дел.

— Эх, как всегда, блин, Ави!

— Но одно дельце я проверну прямо сейчас, малышка. Ну-ка, ну-ка…

— Прекрати, Ави, мы же не одни… Боже, Натанзон, что ты делаешь?!

— Кое-что… Кстати, карта Таро «Император», помнишь?

— Что, боже мой, ты о чем?

— Империя. Ты-таки тогда удачно погадала. Наколдовала императора, моя ведьмочка…

— Ави, что ты… господи!!!