Страница 94 из 110
Кажется, Гао что-то намудрил с оценкой влияния их коммунистической партии на простой народ. Вернее, переоценил чью-то важность. Поскольку его взывания явно не оказали на местный коллектив должного влияния. И не вызвали надлежащего пиетета.
Сам Гао, во исправление своих ошибок, уже пристрелил одного из охранников (тело того лежит за пределами веранды рядом с местом, где стоял Гао) и спешит на помощь семье китайского функционера: охранник номер четыре, вероятно, вырубил главу семьи, мужика-китайца возраста Гао (поскольку тот валяется на полу веранды и не подаёт видимых признаков жизни), залепил оплеуху его жене и теперь орёт на их дочь, при этом дёргая её за руку.
Дочь, что характерно, упирается и орёт что-то в ответ. Охранник номер четыре всаживает открытой ладонью оплеуху дочери китайской пары, но та не остаётся в долгу. Не смотря на то, что ей больно (это я
Китаянка-мать стоит в замешательстве, прикрывая рот ладонью и широко раскрыв глаза; но к ним уже почти подбежал Гао. С пистолетом в руке.
А мне становится не до наблюдений и оценок, потому что приходится мобилизоваться, отбиваясь от наседающего второго охранника. Крайне не вовремя пришедшего на помощь деду и, видимо, готовому даже помереть, но дать деду несколько секунд форы.
Этот второй охранник, как по мне, то ли не любит европейцев, то ли ненавидит меня лично (
К сожалению, он это делает настолько инициативно и самоотверженно, что мне приходится выложиться по полной, чтоб дотянуться до его кадыка на мгновение раньше, чем он попадает по мне.
Гася инерцию его удара вращением по спирали, падаю с ним в обнимку на перила веранды, которые проламываются под нашим весом (
Тем временем, Гао полностью использовал фору, данную ему молодой китаянкой, связавшей в прямом смысле «своего» китайского охранника по рукам и ногам в партере: он аккуратно прижимает ствол пистолета к голове лежащего на земле китайца и, ничего не говоря вслух, без затей стреляет. Следя затем, чтоб выходное отверстие пули разминулось с молодой китаянкой.
Смешно.
Девчонку забрызгивает кровью и кусочками кости и мозга, но это всё эмоциональные мелочи: сама она цела и невредима, если не считать пропущенных ею вначале оплеух от охранника. И гематом от падения на дощатый пол веранды в обнимку с ним же.
Пока мы сражаемся с неожиданно взбесившимися охранниками, охранник номер один уже добежал до самой дальней стены забора и собирается её форсировать.
Как и дед-номер-два, который смылся к стене поближе.
До меня доходит, что все эти манипуляции были затеяны только затем, чтоб, рассеяв наше внимание, дать шанс смыться деду.
Инфицированному мудаку, у которого вирус вот-вот войдёт в последнюю стадию, судя по всему. И который станет опасным источником этого самого вируса. В чужой стране, в двухмиллионном городе, две трети населения которого, по последней переписи, составляют дети в возрасте до восемнадцати лет.
Слава богу, я здесь не один. И за дальнейшее развитие событий лично мне можно не волноваться (как минимум, пока что), а спокойно пронаблюдать его воочию.
_________
— Кеша, а зачем охранника из «шмеля» исполнили? — спрашиваю Кешу через пять минут, когда на весьма немалом участке становится не протолкнуться от наших. — Заражен же был только дед?
— Ты это сейчас серьёзно? — Кеша поворачивает голову и искоса с удивлением смотрит на меня. — А ты своего почему задавил? Почему не взял в плен живьём и со всей гуманностью?
— Понял… Ладно, нечем крыть… Это я на нервах по тупости. Пардон.
— С нашей стороны претензий ноль. С условием, что тела отдаёте нам для утилизации, — к нам присоединяется Гао, уже собравший с соратниками Кеши документы со всех тел. Кроме двух сгоревших. — Спасибо. Впечатлён.
Гао жмёт руку вначале мне, потом Кеше. Что, судя по удивлению Кеши, является нарушением этикета (видимо, жать руку надо вначале старшему в паре). Впрочем, вслух Кеша ничего не говорит, а Гао тем временем продолжает: