Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 115 из 122



Глава 40

За некоторое время до этого.

Что у полиции возникли затыки в одном из стандартных, но не афишируемых простому народу алгоритмов, в Конторе стало известно чуть не в режиме реального времени, от собственного же мониторинга. Парень с лозунгами продолжал смущать общественность своим пребыванием на площади и нетривиальными заявлениями. Включающими невысказанные, но откровенные, претензии к одному из подразделений Комитета.

Прокуратура, в лице достаточно серьёзных лиц, эти претензии поддержала, в лице серии запросов как от военного прокурора, так и от Бахтина, имевшего весьма определённую репутацию и не имевшего рычагов давления на себя (поскольку ни взяток не брал, ни законов не нарушал. А как было бы хорошо…).

Помимо скверного характера, в Комитете Бахтин был нелюбим ещё и за при**зденную поговорку собственного сочинения: «Честного человека зацепить будет нечем!»

Так себе философия, если честно. Бесит.

Но автор поговорки, пребывая на должности замгенерального прокурора (а по слухам, ещё и готовившегося, по возрасту начальника, примерить лично кресло главного прокурора страны) мог себе позволить говорить что угодно.

Сам по себе случай не являлся ничем из ряда вон выходящим, если бы не сумма тонкостей.

Первая тонкость: Бахтин был не той фигурой, которую можно было игнорировать. Да и о проштрафившемся секторе (натравившем агента-нарика со свиноколом на какого-то пацана) заместитель генерального откуда-то знал из первых уст.

Так-то ничего, можно было отбиться, не впервые. Текущие законы так и устроены, чтоб хоронить в многочисленных отписках зерно истины. Но «можно отбиться» не значит, что Бахтина можно было игнорировать: в тему он вцепился, как клещ; запросов понаотправлял, как Сталин в сорок первом, и на неформальном уровне дал понять, что пойдёт до конца.

Отбиться можно. Но для этого надо напрячься. Примерно так для себя и решил Председатель Комитета, которому в грядущей «перестройки» верхов в стране (из-за мягкого транзита власти) шум вокруг его сотрудников был совсем не нужен. Тем более, сотрудники были реально не правы.

Обычно, Комитет такие дела заминал (честь мундира и круговая порука), а потом выпихивал проштрафившихся самостоятельно. Увольняя по дискредитации.

Но Бахтин неожиданно по старому знакомству нашёл полную поддержку в лице военной прокуратуры. Это уже задачу осложняло.

Но и это было не всё. Самый большой фонд сотрудников Комитета, уволенных в запас, в лице одного бывшего генерала, тоже дал понять сразу человекам пяти в Центральном Аппарате: ребята, вы же хотите к нам, на работу, после того, как на пенсию выйдете? Или работать будете на стройке сторожем, а жить на одну пенсию? Вот если хотите к нам, то учтите: на зятя уважаемых членов этого фонда нападать не надо. Все свои. Окститесь.

Это было серьёзно. Как раз те в Центральном Аппарате, кто и собирался на пенсию (и, соответственно, первыми и прислушались к сказанному), были наиболее влиятельны и уважаемы. В том числе потому, что имели массу учеников и товарищей на местах и общественное мнение (внутри Комитета) могли ох как поколебать.

А работать с сотрудниками, тебя ненавидящими, Председатель не хотел: хватит примера министра МВД перед глазами.

Третьей, не менее важной проблемой, стало то, что и внутри Комитета согласия не было: пацан, оказалось, сотрудничал с одним из новых секторов, состоявшим из «объединившихся» (из сотрудников Службы, работавшей строго зарубежом и присоединённой к комитету вот только что).



«Объединившиеся», что хреново, ходили на доклад к Президенту (если совсем точно, то к обоим: и к старому, и к новому) в обход Председателя, и подчинялись Председателю мало что не номинально. Вот они по своим каналам тоже довели до кое-кого в Совбезе, что удивлены: зачем зарубежом охранять своих граждан, если внутри страны их свои же переколют?

Но и это был не всё. Старый козёл, замнач ДВБ Комаровских взял дело в производство и, по процедуре, уведомил и профильный комитет Парламента (твою мать…), и секретариат Совбеза (твою мать ещё раз!..)

На прямой вопрос Председателя, Комаровских ответил, лучезарно улыбаясь: а что я, дескать, не по закону сделал? Всё ж как полагается.

И пугать его было нечем, поскольку на пенсию он и сам давно собирался.

В общем, случай вышел весьма резонансным, и всё осталось исключительно в рамках «правил»: далее по пацану с плакатом на Площади сработала вторая часть всё той же прописанной процедуры, но уже не известная ментам. Вопрос передали внутри Комитета по подведомственности, уже в профильный сектор.

И теперь начальник этого подразделения (которому поручили вопрос пацана) сидел в кабинете и думал.

Думал он около получаса.

Для начала, запросил по личным каналам и получил (прошло «для своих») подтверждение того, что Стесев таки стоит на связи с полковником одного из «объединившихся» секторов. Не понятно, правда, в какой роли, вряд ли чтобы как обычная агентура (не тот профиль), но сам факт…

Во-вторых, поковырялся в памяти: полковника того начальник сектора знал, и знал неплохо. Просто на уровне личной приязни в служебных коридорах: тот тоже был "self made", и тоже не имел никого наверху ("самопал" от слова "служил сам")

Выдохнув, начальник сектора допил чай, вздохнул ещё раз и нашёл в «справочнике» номер того самого приятеля Кеши. Кеша, кстати, был постарше возрастом и поопытнее, плюс от работы со Стесевым поимел, по факту, больше всех. Потому "чуять" обстановку должен лучше.

Кеша менжеваться не стал и на все заданные вопросы врубил откровенно и в лоб (переходя в область дорогих личных советов, которые немало стоят):

— Не всякий приказ нужно выполнять сломя голову. Некоторые — говоришь им «Есть!», а сам маршируешь пить чай. Тут же политика, не «работа». Ты что, не понимаешь?

— Вот-вот… — удручённо согласился с приятелем начальник сектора.