Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 101

На этот вопрос женщина ему не отвечает, лишь пожимает плечами: почём мне о том знать? Но Волков видит, что она просто не хочет об этом говорить, однако ему-то нужно знать, и он продолжает:

— Учёный человек, судя по имени — северянин, книжник с севера, — барон внимательно смотрит на женщину, не отводя глаз, — кто ж он, если не богослов еретиков?

— То мне не ведомо, — отвечает женщина, и генерал видит, что её тяготит этот разговор, она желает уйти.

Но он ещё не закончил; с этим Хаансом с севера ему уже в принципе всё ясно, но у генерала есть ещё один вопрос:

— И сколько тут на улице живёт… лютеран?

— Почитай, половина, — отвечает ему хозяйка и тут же добавляет: — а может, и две трети.

О, — Волков удивлённо поднимает брови. — Вот как?

После чего наконец отпускает женщину, и та с облегчением уходит из спальни Божьего Рыцаря.

Глава 6

Как непросто всё складывалось. Он наливает себе вина и задумывается. А ему ещё брат Ипполит говорил, чтобы не истязал он себя тяжкими мыслями по вечерам, ибо они есть первый враг доброго сна. И не врал бывший монах.

Видно, от навалившихся мыслей сон совсем покинул его. И несмотря на то, что время уже было позднее, сидел теперь генерал в кресле, хотя под периной давно уже лежала грелка и постель ждала его. Но нет…

— Томас, — генерал звонит в колокольчик.

— Да, господин, — появляется в дверях слуга. Морда у него кислая.

Молодой человек, будь его воля, уж давно с удовольствием лёг бы в кровать. У него-то со сном проблем нет, ему вечно хочется спать. И особенно по утрам. Хозяин давно приметил за ним это. Так что никакого внимания на его кислые мины он не обращал.

— Одеваться, и позови ко мне господина Хенрика. И не забудь колет и перчатки с кольчугой.

Хенрик тоже не был расположен к ночным прогулкам, но он — волею своею или за неимением иного выбора — встал на путь воина, и теперь даже не роптал на свою неспокойную жизнь. И хоть был молодой человек в одной рубахе и панталонах, он уже готов был собраться и ехать.

— Господин генерал.

— Седлайте коней, вы едете со мной…, — Волков немного думает, ему не хочется брать с собой всю охрану. Отряд в дюжину людей уж очень будет заметен на пустых улицах города. — Возьмите для охраны Майнца и Грифхоппера, того будет достаточно.

— Конечно, господин генерал, — отвечает оруженосец и уходит, а в спальню Томас и Гюнтер вносят его одежду.

И уже через полчаса он с оруженосцем и двумя телохранителями выезжает в ненастную ночь с сырым ветром и, кажется, дождём.

— Хенрик, — говорит генерал, — вот сейчас-то нам не нужны всякие мерзавцы, что будут таскаться за нами. Смотрите по сторонам.

— Хорошо. Пригляжу, — обещает оруженосец и занимает место замыкающего.

Выехав с улицы Жаворонков и свернув на улицу Башмачников, они по оклику Хенрика все остановилась, так как за ними шёл, весьма быстро, какой-то человек.

— Может, схватим его да порасспросим, узнаем, чего ему надобно? — предложил молодой человек.

И эта мысль показалась барону вполне здравой.

— Ну что ж, было бы неплохо выяснить, кто его послал, — согласился Волков, чуть подумав.

Тогда все они остановились в тёмном месте у стены, а Майнц спрыгнул с лошади и спрятался на другой стороне улицы. И они стали ждать. Но тревога оказалась напрасной: человек прошёл мимо них, торопился очень, он нёс на спине вязанку дров, видно взял, где плохо лежало, так что Хенрик и генерал волновались напрасно.

Понемногу барон уже начинает ориентироваться в городе и уже вскоре оказывается у дома, где живёт Фриц Ламме. Вот только того самого, несмотря на поздний час, на месте не оказывается. Только хозяйку, открывавшую дверь, напугали. И раздосадованный Волков уже хотел было повернуть обратно, как сержант Грифхоппер, стоявший чуть поодаль от дома, говорит:

— А не он ли идёт? Вон там, в конце улицы.





Генерал присмотрелся и едва смог разглядеть коренастую фигуру в темноте. И это был Сыч, не боялся, подлец, таскаться по ночам один.

— А я и не знал, что вы сегодня нагрянете, — оправдывался он, доставая свой ключ от входной двери. Открыл её и вошёл вовнутрь дома. — Теперь давайте тише, а то разбудим хозяев.

— Я уже их разбудил, — заметил генерал, слезая с лошади. Но, чтобы не устраивать лишнего шума, произнёс: — Хенрик, подождите меня здесь. Я недолго.

Сыч зажёг лампу, гремел посудой, пытаясь найти что-то, видно, думал угостить своего господина, но ничего не находил, а заодно и причитал:

— Ох и цены тут, ох и цены… Думал жене чего-нибудь прикупить этакого, чего у нас в Малене нет, — он машет рукой. — Чёрта с два тут что купишь. В Ланне и то дешевле будет.

— Сядь ты уже, — говорит ему барон.

— Хоть вина на стол поставить нужно, — отвечает Фриц Ламме.

— Сядь, говорю, не нужно мне ничего, — настаивает Волков.

Сыч садится.

— Ну ладно, раз так.

Барон смотрит на него… Побрился, но одежду не постирал, а ещё… Волков принюхивается:

— Винищем от тебя несёт.

— Так сами же велели связи в городе искать, а как лучше заводить связи, если не с вином? Вино — оно сильно тому способствует…

— Ты не очень-то увлекайся…

— Вы не волнуйтесь, экселенц, я меру в этом деле знаю, — заверил его Фриц Ламме.

— А почему одежду не постирал? Я же тебе деньги дал.

Тут Сыч встаёт и с постели берёт небольшой, туго свёрнутый тюк, показывает его Волкову:

— Вот, экселенц, исподнее купил, чулки…, — он даже трясёт головой. — Дорогущее всё — ужас. А своё завтра прачке отнесу и в купальню и к цирюльнику прямо с утра пойду.

— Обязательно побрейся. Ты теперь купец средней руки, не богатей, конечно, но не нищий, и смотри на них: как они выглядят — таким и ты должен быть.

— Да понял я, понял, — Сыч кидает на кровать тюк с одеждой и садится за стол к господину. — Записи Топперта как вам пришлись?

— Дельные, — отвечает Волков. — Молодец этот Топперт.

— Ух, как он зол на них, — говорит Фриц Ламме. — От души старается, ему и денег не нужно.

— Да, не любит он еретиков, всей душой, — соглашается барон.

А тут Сыч начинает смеяться:

— Сдаётся мне, что он не только еретиков не любит.

— В каком смысле? — не понимает Волков.

— Сдаётся мне, он всех не любит, кто побогаче да половчее него будет, — продолжает смеяться Ламме.