Страница 19 из 27
Уже после смерти геше Вангьяла один из его учеников писал о своем учителе: "Осознание смерти помогло ему удлинить продолжительность жизни… Кроме побуждения геше-ла помогать другим, осознание им неизбежности смерти, по-видимому, позволяло ему более высоко ценить жизнь и радоваться ей… Осознание геше-ла неизбежности смерти углубилось после сорока пяти лет. Он обычно говорил, что, когда вы развиваете осознание неизбежности смерти, вы вначале боитесь смерти, а затем принимаете ее без страха, и наконец, умираете счастливым. Геше-ла говорил: "Когда мы встречаем смерть счастливыми и с радостным ожиданием, мы мудры и сильны; наши устремления благородны, и мы вступаем в смерть с ясным умом…Частью осознания неизбежности смерти и непостоянства является готовность уйти в любое время".
Он учил нас на всем протяжении болезни и смерти. Он учил, что бремя болезни можно использовать для того, чтобы усилить заботу о других. Он доказывал, что мы должны сохранить волю к жизни, хотя и благосклонно относиться к смерти. Он подчеркивал, что это решающий момент, к которому каждый должен быть готов…".
Люди слабы и поэтому не хотят, страшатся сурового, неизвестного, таинственного мира "отсутствия имен", вдохновляющих загадок реальной неопределенности, истинного непознаваемого. Они предпочитают жить в знакомом мире знакомых слов. В результате весь окружающий мир становится автоматически повторяющимся пространством искусственной реальности.
Если это было верно сотни лет назад, то тем более верно сейчас. В этом иллюзорном, конвенциональном мире не остается жизненного пространства людям как уникальным, неповторимым личностям. Личностям, у каждой из которых есть своя особая, неповторимая и тайная миссия. В цивилизации массового производства и потребления люди, осознают они это или нет, обречены, с железной необходимостью, превращаться в жестко программируемые социально-культурной средой, автоматизированные функции дуального сознания - богатства и бедности, успеха и неудачи, счастья и несчастья и т.д.
Конвенциональный мир, пространство согласованных описаний ненавидит, боится, противостоит смерти как безжалостному и беспредельному чудовищу, потому что смерть бесстрастно отвергает любые иллюзорные компромиссы и неуклонно пожирает материальное "пространство описаний". Смерть забирает всех: богатых и бедных, успешных и безуспешных, великих и ничтожных, умных и глупых, счастливых и несчастливых.
Хоть сотню проживи, хоть десять сотен лет,
Придется всё-таки покинуть этот свет,
Будь падишахом ты иль нищим на базаре -
Цена тебе одна: для смерти санов нет.
По мере расширения, развития мира социально-обусловленных описаний все более явственно проявляется, выходит на поверхность, постоянно возрастает, глубоко патологический, иррациональный, парализующий, необъяснимый страх личностной смерти. Этот страх может проявляться, как у В.Брюсова, прямо и открыто:
Часы неизменно идут,
Идут и минуты считают,
О, стук перекрестных минут.
Так медленно гроб забивают.
Саид Нурси, один из наиболее замечательных мусульманских мыслителей новейшего времени, таким образом описывал свое внутреннее мироощущение накануне произошедшей с ним глубокой личностной метаморфозы.
"Однажды в начале моей старости, в период смены Старого Саида на Нового, влюбленные в мирскую жизнь люди, живущие в Анкаре, пригласили меня к себе, думая, что я еще старый Саид. И я пошел к ним. В конце осеннего времени года я поднялся на вершину крепости Анкары, которая намного более меня была постаревшей, потрепанной и обветшалой. Эта крепость представилась мне в виде окаменевших исторических событий. Вместе с сезоном старости года и моя старость, и старость стены, и старость человечества, и старость славного Османского государства, и смерть государства халифов, и старость мира погрузили меня в очень печальное, жалкое, одинокое состояние и заставили посмотреть с вершины этой крепости на долины прошлого и горы будущего, и я посмотрел. Находясь в окружении мраков четырех-пяти старостей, которые исходили одна из другой и от самых чёрных душевных состояний, которые я ощутил в Анкаре, я стал искать некий свет, некое утешение, некую надежду.
В поисках утешения я посмотрел направо, то есть в прошедшее прошлое, и это прошлое представилось мне в виде огромного кладбища моего отца, предков и всего моего рода, и вместо утешения, оно напугало меня.
В поисках лекарства я посмотрел в будущее, являющееся левой стороной, и увидел его в образе мрачной великой могилы моих ровесников и будущих потомков, и это, вместо близости общения вселило в меня ужас.
Испугавшись правой и левой сторон, я посмотрел на свой сегодняшний день. Моему беспечному и увлеченному историей взгляду этот сегодняшний день представился в виде похорон моего положенного в некий гроб тела, страдающего от отчаянного движения на половине пути к смерти.
Затем, отчаявшись и в этой стороне, подняв голову, я посмотрел на вершину моего древа жизни. И увидел, что у этого древа есть всего лишь один плод, и им является моя смерть, которая, находясь на его вершине, глядит на меня.
Испугавшись и этой стороны, я опустил голову вниз и посмотрел на корни моего древа жизни. И вижу, что находящийся внизу песок неким образом смешался с прахом моих костей и исходной землей моего сотворения. В таком виде я увидел их растоптанными под ногами. И это не только не дало мне утешения, но и увеличило мое отчаяние.
Затем я вынужденно посмотрел назад. И увидел, что этот безосновательный, бренный мир скатывается в глубинах пустоты, в темноте небытия. Я искал мази для своей боли, а это прибавило только яда. И с этой стороны, не найдя ничего доброго, я посмотрел вперед. Перенес свой взор в будущее. И вижу, что двери моей могилы, которая находится прямо на моем пути, виднеются раскрытыми, и она, раскрыв свою пасть, смотрит на меня. А позади нее - дорога, ведущая в сторону вечности, и там, вдали, виднеются колонны, уходящие по той дороге…И против этого ужаса…в руках моих не было ничего…"
А ВОТ ОПИСАНИЕ катастрофического ощущения личностной смерти у В.В.Розанова: "Смерть - конец. Параллельные линии сошлись. Ну, уткнулись друг в друга, и ничего дальше. Ни "самых законов геометрии"…Да, "смерть" одолевает даже математику. "Дважды два - ноль". Мне 56 лет: и помноженные на ежегодный труд - дают ноль. Нет, больше: помноженные на любовь, на надежду - дают ноль. Кому этот "ноль" нужен?… Итак, мы умрем, и дети, погоревав, останутся жить. В мире ничего не переменится: ужасная перемена настанет только для нас. "Конец", "кончено". Это "кончено" не относительно подробностей, но целого, всего - ужасно".
Этот страх может выражаться и в замалчивании метафизической тайны смерти, гипертрофированном подчеркивании феномена обыденной жизни, формировании некоего представления о возможности преодоления личностной смерти, достижения иллюзорного личностного бессмертия через временную бесконечность институтов и ценностей - семьи, рода, народа, государства, идеологии, партии, религии и т.д.
Но, в конечном счете, конвенциональный мир есть лишь малая, незначительная часть другого мира. Многогранного бесконечно сложного мира, мира вдохновляющей тайны, который и является главной и единственной реальностью. И личность как мир бесконечной сложности и тайны является неотъемлемым компонентом этого мира вдохновляющей тайны.
Там, где пространство описаний преодолевается, там феномен, загадка, тайна смерти становится законной частью реального мира, мира-тайны. Смерть включена в мир-тайну как, возможно, самое чудесное и самое сложное испытание. Именно это имел в виду хазрат Али ибн Абу Талиб:
Живи так, словно ты будешь жить вечно;
и готовься к смерти, словно умрешь завтра.
Такая комбинация осознанности представляет собой величайший по своей ответственности вызов. Каждое мгновение, каждую минуту жить, осознавая бесконечность своей жизни, и одновременно спокойно и безупречно готовиться к смерти, которая всегда готова тебя настичь.