Птичка

Андрей схватил Ларису за руки и оттащил от дочери. Девушка так сильно испугалась, что скрючилась возле стены, прикрывая самое ценное для любой беременной женщины — живот.

Через полчаса в квартире была зловещая, почти густая тишина, как тогда, когда Таня оставалась одна с больной бабушкой по ночам. До того, как стал приходить Миша и после его поездки в Петербург.

Отец напоил мать каким-то успокоительным, и восстановился временный покой.

Таня лежала на кухне на своём диване, свернувшись калачиком, и горько думала, что иного она и не ожидала. Теперь для мамы она перестала существовать.

Лариса всегда честолюбиво хвалилась перед своими друзьями и знакомыми успехами старательной дочери. То, что девушка не поступила в МГИМО, стало неприятным ударом для неё. А ранняя беременность как будто уничтожила Таню в глазах мамы.

Девушка лежала и вспоминала, о чём они говорили все эти дни с Мишей. В разговорах участвовал и Чёрный, который предлагал самому поговорить с мамой девушки. Это Таня однозначно отметала, зная, что мама не любила таких мужчин, как отец у Миши — сильных характером и больших индивидуалистов со своим мнением, да к тому же байкеров. Будет только хуже. Сейчас Таня была не уверена, что может быть хуже.

Мама бесновалась и кричала, что отведёт её в больницу на аборт лично, а потом, через несколько лет, Таня ей за это сама спасибо скажет. Потому что сломать себе жизнь легко, тем более, в семнадцать лет.

Миша говорил, что им надо просто пойти и расписаться. Не стоит устраивать свадьбу ради пьянки и траты большого количества денег на это. Лучше они куда-нибудь съездят вместе на такую же сумму. Таня соглашалась с ним, но в душе всё равно мечтала о белом платье, гостях и криках «Горько!».

Любая девушка хочет этого, просто иногда лукавит и не признаётся. Но не в её случает спорить с любимым — вряд ли родители обрадуются всему, что происходит в жизни дочери и согласятся устраивать свадьбу, а сваливать это только не его родителей было несправедливо.

Таня закрыла веки и с приятными чувствами вспоминала осторожные ласки Миши уже после того, как он узнал о её беременности — любимый как будто считал её хрустальной вазой с загадочным и важным содержимым. Он любит её, она слышала это за последние два дня не раз. И всё у них будет хорошо, Господи, спасибо!

— Я звонила Ире — она сказала, чтобы мы пришли завтра, — вдруг сказал голос матери сверху, и Таня дёрнулась, открывая глаза. Что говорила мама, не хотелось слушать.

— Какой у тебя срок? — спросила холодно Лариса.

— Одиннадцатая неделя, — ответила Таня спокойно.

— Чем ты думала? За такой аборт я знаешь, сколько заплачу? Это вообще противозаконно, придётся Ирке что-нибудь придумать о тебе.

Ира — это была мамина давняя подруга, врач-гинеколог в медицинском центре «МедиАрт». Поэтому Таня не хотела долго идти к врачу, зная, какие они бывают. Аборт для них — способ зарабатывания денег, а она несовершеннолетняя, и потому не имеет прав на собственного ребёнка… она сама ещё считалась ребёнком.

— Мама, я выхожу замуж, — тихо и просто сказала Таня. — Тебе не о чем беспокоиться.

Бледное лицо Ларисы стало ещё белее, губы стали мелко дёргаться от невысказанных проклятий.

— Я тебе покажу — замуж! Ты сделаешь так, как я хочу, дрянь! Зачем тебе это? Ты через неделю с ним разбежишься, а ребёнка мне подкинешь?

Она осеклась, хищно раздувая ноздри и позволяя себе немного успокоиться.

— Твой мальчик — Тима, он мне показался хорошеньким, послушным. Ты это специально подстроила?

Таня тяжело вздохнула, понимая, что дальше врать бесполезно: — Мама, я выхожу замуж не за Тима.

— Что? — голос матери совсем сел. Глаза её расширились, в них замерло глубокое разочарование.

— Так случилось, что я полюбила другого парня, а с Тимом мы расстались. Моего… моего парня зовут Миша.

— Кто это? Кто он такой? — быстро и с требовательным нажимом спросила мать.

— Он, — Таня заколебалась, сглотнув, — брат Тима.

— Го-осподи, ну ты и дрянь!

— Мама, это не…

— Замолчи! — закричала Лариса, и по коридору послышались торопливые шаги отца. — Я тебя отволоку за волосы на аборт в понедельник, иначе ты больше тут не появишься, поняла? И никогда не приходи!

— Мама, зачем ты так? Ты не оставляешь мне выбора!

— Я сказала всё! — поставила точку Лариса и, шарахнувшись от Андрея, запёрлась в ванной.

Таня порывисто встала, не глядя на отца, схватила джинсы из своего шкафа (её вещи лежали в кухонном гарнитуре), майку, свитер, и оглядывалась, чтобы ничего не забыть. Девушка взяла с собой только документы.

— Таня, не глупи, — попробовал остановить девушку отец. — Я ведь могу тебя запереть, и ты останешься дома. Пусть будет так, как хочет мама, ты позже поймёшь, что так лучше для тебя.

— Папа, я уверена, что это не так. Пожалуйста, дай мне сделать свой выбор, ты же об этом всегда говорил.

Андрей вздохнул и сел на табурет рядом с кухонным столом.

Таня оделась в туалете, оставив замок низких джинсов не застёгнутыми — она туда совсем уже не помещалось, держались на бёдрах они только благодаря ремню.

— Если тебе будет нужна помощь — звони, — обречённо сказал отец, глядя на повзрослевшую дочь, уходящую из дома — он не сомневался — навсегда. Она оказалась сильнее своего отца, но не такая жёсткая, как мать.

Уже на пороге, когда Таня обувалась, из ванной вдруг, как чёрт из табакерки, выскочила Лариса с всклокоченными волосами. Дверь спружинила и ударила её, но она с яростью и рычанием оттолкнула её обратно.

— Ты никуда не пойдёшь! — закричала она, и её было слышно, наверное, на всех этажах в радиусе двух квартир. — Будешь сидеть в квартире, а в понедельник уж я что-нибудь придумаю! Пойдёшь со мной к врачу!

— Нет, — сказала Таня, спеша, и натягивая на ноги кроссовки.

Лариса стремительно подошла, больно схватила девушку за предплечье и стиснула намертво. Как щенка, она встряхнула её: — Я сказала — ты никуда не пойдёшь!

Но тут вдруг женщину за талию обняли руки мужа: — Отпусти, Лариса. Ей уже почти восемнадцать, пусть она сама думает, как жить.

Но она никогда не слушала своего мужа, делая всё, как считала нужным. Иногда он даже не знал многого из тех решений, которые принимала его жена. Женщина дёрнулась, успев презрительно оглянуться на лицо Андрея.

— Нет уж, будет по-моему.

Она продолжала держать испуганную Таню и ненавистно смотреть на неё.

Девушка отчаянно дёрнулась, отец потянул Ларису назад, и Таня освободилась.

Пронзительный визг, вопль, полный отчаяния и боли, врезался в голову девушке, когда она убегала, вырываясь, из дома.

Забыв про лифт, Таня бежала вниз, как в кошмаре, который в последнее время ей часто снился. Она летела над ступеньками, едва задевая их мягкими подошвами кроссовок.

Открыв тяжёлую железную дверь, девушка часто и тяжело задышала, освобождаясь от паники. Её руки мелко дрожали.

На улице шёл дождь почти стеной, но Таня окунулась в него без сожаления — она навсегда запомнила тот душный, липкий страх, когда мать появилась из ванной.

Глава 17. Пришло время

Следя, как вода стекает по скату крыши над головой и толстой струёй сливается в старую бочку, стоящую под водосточной трубой, покрашенной в зелёный цвет лет двадцать назад, Хорт испытывал странную тревогу. Теперь краска облупилась, и отовсюду выступила ржавчина, как прошлые грехи.

Птичка сидела прямо с ногами в старом, плетенном из лозы кресле, обернувшись тонким верблюжьим одеялом.

Холодный сырой воздух не затрагивал её, было жарко от собственного сердца.

Хорт сидел рядом, подливая ей горячего чая из старинного самовара на углях, и обнимая одной рукой, поглаживая её чёрные волосы, одной волной лежащей на правом плече.

Они приехали в глухую деревеньку под Москвой, на то самое озеро, на берегу которого провели короткую летнюю ночь перед «Байк-шоу». Их душевно встречал тот старичок, живший здесь и знавший и семью Птички, и многих «Железных волков». Птичка его называла Сидорычем.