Обратный отсчет

В обычной жизни такие глубокие латентные воспоминания никак себя не проявляют. Но нам необходимо до них докопаться, только и всего. По моим предположениям их активация не затронет твоей основной личности, так и останется в глубинной части сознания. То есть мы перейдем в реальность электронной системы и активируем там информацию, полученную Кариной. И надеемся, что АНГ как-то её идентифицирует. Ведь ни у кого нет сомнений, что он бы «ожил», подключись к нему СУПЕР. Почему бы не попробовать сделать это с отдельным элементом СУПЕР, которым выступает в данном случае тот самый код, вложенный в твоё сознание?.. Ты чего-нибудь поняла?

— Ммм… — протянула Маша. — Легче вот точно не стало.

— Ничего не бойся, — заверил ее Боря, хотя сам почувствовал, что у него от волнения вспотели ладошки.

Слишком много факторов не поддавалось прогнозированию при проведении эксперимента. И риск, на самом деле, был колоссальный. Белоручкин поёжился. Почему не он стал носителем кода? Тогда бы он сам лёг на место информационного реципиента рядом с АНГом, и это стало бы справедливым итогом. Почему судьба делает такой поворот, что свою жизнь на кон должен ставить кто-то другой?

«Зря я пытаюсь объяснить мир с помощью математики, — подумал он. — В такие моменты она бессильна».

Маша уже испытывала такие ощущения раньше. Она вспомнила, как готовилась погрузиться в неизведанный мир, соединив себя с машиной. Вернее, не совсем себя, она ведь тогда была Кариной Власовой, оставаясь одновременно Машей Ильиных. Впрочем, так можно запутаться. Сейчас никакой Карины нет, её искусственное альтер-эго осталось своей личностью лишь невидимым следом на подкорке. Невидимым для Марии, но не для системы.

Капсула, в которую поместили девушку, тоже напоминала ту самую, в Питерском институте. Такая же наезжающая сверху прозрачная крышка, такие же опутывающие почти все тело интерфейсы.

— От меня, как от Маши Ильиных, что-то потребуется? — спросила она у Бори, перед тем как расположиться в приготовленном ей ложе.

— Не могу точно сказать, — Громила покачал головой. — Видишь ли, по сути, контакт будет происходить на негуманоидном уровне, если можно так выразиться. Помнишь, как писатели-фантасты фантазировали на эту тему? Чаще всего утверждая, что контакт между гуманоидным и негуманоидным разумом невозможен. По той простой причине, что мозг человека не способен представить иной вид разума. Ну как не способен представить 10-мерную вселенную. Разумеется, взаимодействие на уровне машинного системного кода — это несколько иное и аналогия лишь приблизительная, но я пытаюсь донести до тебя какие-то общие положения.

— Короче говоря, ты сам не знаешь, что там произойдет, — Маша смотрела на Белоручкина спокойно, в её глазах не было никакой растерянности или паники.

Поэтому он не мог лукавить.

— Короче говоря, да.

Маша кивнула головой и полезла в капсулу.

«Я что, боюсь?» — спросила она себя, когда все створки загерметизировались и мостик голосом Бори запросил подтверждение готовности.

Почему она стала всё чаще задумываться об этом в последнее время? Ведь раньше она всегда прыгала головой вниз с вышки. Не раздумывая, ввязывалась в опаснейшие авантюры. Презирала инстинкт самосохранения. Нельзя ведь сказать, что она повзрослела. Человек, написавший «Новый мир», не может быть инфантильным. Её ведь приняли в Творцы. Значит, это была настоящая книга. Нужная читателю. О каком взрослении тогда может идти речь? Она превратилась в трусиху? Поняла, что ей есть что терять?

Вот сейчас, вместо того, чтобы сосредоточиться на ощущениях, испытать неповторимое чувство гибельного восторга, пьянящего полета в пропасть, она размышляет о приземлённых и земных вещах. Писателю нельзя становиться скучным, нельзя превращаться в бронзовый памятник самому себе.

Но… Быть может, стоило дописать роман до конца, прежде чем… Прежде чем ложиться под это прозрачное стекло подобно лабораторной мыши? Ведь никто не допишет за неё новую книгу, если что-то случится. Вернее, допишет, возможно, но другими строчками. Неправильными. Не теми, что уже родились в её голове и ждут своего часа. Будет ли ей обидно? Кто знает?

Самое плохое, самое ужасное, самое деструктивное — думать об этом сейчас.

Когда она придет в себя, когда всё закончится, она позовёт Арину и прочитает ей начало книги. И ожидание её реакции на прочитанное похлеще всяких дурацких контактов на уровне сотворения мира с бесстрастным аватаром, лежащим в соседней капсуле.

— Готова, — пробормотала Мария, закрыла глаза, и стала, по совету Борьки, мысленно представлять вращающийся в пространстве очерченный границами граней большой абстрактный куб.

Горизонт слегка завалился вбок, но стабилизация сработала штатно, за секунду выровняв картинку Левая гусеница Влада провалилась под наст; вчера сильно потеплело и снег стал рыхлым и податливым. Исаев прибавил скорость.

Боевики ОСГР засели на пригорке перед центральной аллей, ведущей к Приморскому Центру Сигмы. Там они настолько укрепили позицию, что подобраться юстиционовцам никак не получалось. Противник оборудовал целую заградительную заставу, разместив на пригорке-высоте даже два лёгких орудия. Кроме этого — пулемёты плюс живая сила с импульсниками и гранатомётами. Атаки в лоб быстро захлебнулись, и в штабе обдумывали тактику новых наступлений.

Влад прибыл на место как раз во время очередной передышки. Вникнув в ситуацию, он предложил пойти нестандартным путем. Его план был настолько радикальным, что некоторые офицеры из командования посмотрели на него с некоторой опаской. Не всем такая идея пришлась по душе.

Исаев не стал спорить, чтобы не превращать обсуждение в балаган.

— Выделите мне одну единицу, — предложил он. — Я пойду сам. Всё, чем рискуем — одним аппаратом. Но рискуем под мою личную ответственность.

И вот сейчас Влад нёсся по мягкому снегу, оставляя за собой белый шлейф из мельчайших снежных крупинок. Аудиофон чётко транслировал все окружающие звуки. В стороне начали отвлекающий обстрел. Требовалось показать имитацию очередной атаки, чтобы основные силы захватчиков сосредоточились на основном направлении — площади и центральной аллее.

Влад же сейчас по очень широкой дуге пытался обогнуть главное здание Центра-Сигмы. Но не для того, чтобы зайти боевикам в тыл. Такой манёвр при всем желании не получился бы. Потому что заставу на пригорке как бы подпирал фасад многоэтажного здания Центра. С другой же стороны высотного здания подобраться было сложно из-за открытости местности. Там раньше располагалась огромная стоянка для транспорта, сейчас представляющая собой засыпанное снегом ровное поле. Мало того, что снега там было по пояс, так еще и с верхних этажей здания местность просматривалась как на ладони. Расстреливай неприятеля как в тире.

Исаев решил, что ширина его гусениц позволит достаточно быстро проскочить опасное место и не зарыться в снег. Риск, несомненно, присутствовал. Это было всего лишь его предположение, но основанное на каком-никаком опыте.

Каждый ребёнок, конечно же, играл в детстве в симуляторы. И в простенькие при помощи своих аватаров, и в высокотехнологичные, где использовалась уже виртуальная реальность, и требовалось специальное оборудование: например, спортивные тренажеры в залах или имитационные капсулы в Иллюзионах.

В данный момент Влад занимался приблизительно тем же, сидя в операторском вагончике возле командного блиндажа и управляя своим подопечным, слившись с ним в одно целое. На какое-то время Влад превратился из несовершенного и уязвимого человека в ловкого, хорошо вооружённого и защищённого мощной бронёй робота, класса ВРГ-2. Машина представляла собой приземистый аппарат, установленный на комбинированном — сейчас гусеничном — шасси.

Варяг был оснащён манипуляторами и нескольким слотами для навесного вооружения в зависимости от ситуации. При необходимости дополнительно активировались встроенные манипуляторы. Корпус был бронированным, органы навигации и оптика находилась в защищённой от прямого попадания «голове» — куполообразном, убирающемся внутрь, «наросте». Исаев сейчас смотрел «глазами» робота, слышал его аудиомикрофонами, «бежал» гусеницами. Он соединился с Варягом в единый организм и напрямую ассоциировал себя с ним. Именно поэтому, даже мысленно Влад представлял себя в новом металлическом теле. Теперь это были не гусеницы робота, а его собственные гусеницы. Как и всё остальное.