Страница 47 из 92
— Ты же говорил, что один тут…
— Когда в себя пришел, жить не хотел. Я ведь и там не жилец уже был, вот-вот концы бы отдал, почти все легкие кровью схаркал. А тут очнулся, — почти как новенький, сначала решил, что все, на том свете. Потом понял, что нет, вполне себе живой, пока спал, подлатали. Да только зачем? Все что-то бормочут не-по нашему, ничего не разберешь. Хотел бежать, да не понять, куда. Да и мир совсем не наш, тут уж к бабке не ходи. И к чему такая жизнь, неизвестно где и зачем. Решил, что раз пришел мой смертный час, то и не надо этой агонии. Отказался от всех их благ, от еды, стал голодной смерти ждать. А они ребенка привели, девчушку лет девяти. Вот этот самый напыщенный и привел. А девчонка возьми и скажи мне на нашем, на русском «здравствуйте». Давай я ей вопросы задавать, а она глазами хлопает, мало что понимает. Только память она ведь хитрая штука. Вспомнила девчонка и дом свой, и родителей. Оказалось, ее лет пять как из блокадного Ленинграда сюда выдернули. Из пустой квартиры, умирающую от голода и холода. Только тогда она все позабыла, этот напыщенный ей и семью подобрал, и учителей хороших обеспечил. Да вот незадача, решил с помощью ребенка меня расшевелить. Польза им от меня нужна была, видите ли. Только не подумал он, что девчонка тоже не лыком шита. Как все вспомнила, так и начала домой рваться. Отвернулась и от благодетеля своего, и от семьи приемной.
— Ничего себе дела, — не сдержался Степаныч.
— Так вот. За год этот нам несколько раз встретиться довелось. Это уже моя инициатива была, они ребенка всеми путями прятать пытались. И Оля каждый раз одно и то же твердила, что домой хочет. Потихоньку информацию собирала о том, где может находиться тот переход, портал. Точка искажения пространства, если хотите. И уже все сходилось у нас к этому храму. А тут возьми, да новое пополнение. В общем, сбежала она, под шумок.
— Да ну? –выдохнули собеседники в голос.
— А что, думаете, такой злой Ланаор этот ходит, — усмехнулся Егор, — выпорхнула птичка-то. Пусть все у нее будет хорошо. Сердцем чую, что получилось у нее на Землю вернуться. А там уж сама разберется, она ой какая пробивная, не местным кисейным барышням чета.
— Что-то я не понял…
— Что тут непонятного, — выдохнул Егор, — думаете, почему здесь оказались? Потому что не жильцы были уже там, на Земле-матушке. Считайте счастливым спасением. Может, и не от каждого польза здесь будет, а только пока мы с вами задачу не выполним, не отпустят никого. Считайте, что бабы с детишками, да старушки, все заложники. Чтобы мы с вами работу свою сделали.
— А ведь и то правда, — задумчиво пробормотал Степаныч, — у меня ж геморрой был, что прямо до слез. Только сейчас понял, не болит, уже два дня как.
— О то ж… — многозначительно протянул лейтенант и закатился звонким смехом, чуть с сиденья свалился.
А тут уже и приехали.
Глава 23. Дневник Эринии Конерс (14–16 июня 1958 года)
Дневник Эринии Конерс
Ленинград, 14 июня 1958 года.
Никогда не думала, что Агнесса Ильинична может быть такой строгой. Обложила меня учебниками, каждые два часа экзаменует на изученную тему, грызу гранит науки с утра до позднего вечера с небольшими перерывами на нормальную еду. Кажется, догадываюсь, как ее муж профессором стал.
Сегодня за завтраком уже взмолилась, суббота все-таки, выходной. И вообще, есть другая на свете жизнь, не одной ведь учебой заниматься. Посмотрела на меня Агнесса Ильинична внимательно, да и согласилась.
— Мне, Олечка, тебя очень жалко, — говорит, — но еще жальче будет, если ты конкурса не выдержишь. В этот институт со всего Союза едут, а страна у нас огромная.
После таких слов мне самой захотелось в учебники нырнуть. Но Агнесса Ильинична перевела разговор на Карпенко. Вижу, болит у нее душа. А у меня, разве, не болит? Позавтракали, убрали со стола, подошли к зеркалу. Смотрит на меня Агнесса Ильинична, переживает, руки в замок сцепила. Я коснулась ладонью стекла и вспомнила в деталях калитку, у которой с Ромкой стояли. Легкий холодок, — и пустота за рукой, портал открылся.
В Тиильдере почти вечер, у нас такая разница, как если бы Аримания находилась где-нибудь в Австралии. Это мне Ромка рассказывал, вычислил каким-то образом. Хорошо, что зеркало до пола, удобно. Перешагнула, подала руку Агнессе Ильиничне. Вот мы рядом с домом Карпенко. Что плохо, совершенно забыла про зиму, в Ленинграде-то лето, да еще эта учеба. Зима в Аримании не так, чтобы совсем зима, но сегодня снежок нападал, холодно. Только не возвращаться ведь из-за этого. Не успела развеять портал, Агнесса Илинична уже на крыльце.
— Здесь они и живут?
Кивнула утвердительно. Думала, Агнесса Ильинична стучать будет для приличия, но нет. Так-то у нее все строго по правилам, но если особые обстоятельства, то можно и без правил. «Иногда полезно все упростить».
— Почему гостей не встречаете? — громко заявляет Агнесса Ильинична с порога.
В коридор выскакивает Егор Николаевич, одетый в линялые штаны и майку. Щетина на щеках. Его глаза расширяются то ли от того, что меня увидел, то ли из-за Агнессы Ильиничны.
— Егор, — удивленно протягивает Агнесса Ильинична, всем видом демонстрируя, что испытывает очень неприятный шок.
— Агнесса Ильинична?
Никогда не видела, чтобы Егор Николаевич краснел.
— Извините, — бросает быстро и исчезает в комнате.
А из столовой выходит Наташа. Глаза заплаканные. Так и замерла в дверях, увидев нас.
— Родная моя, — голос Агнессы Ильиничны дрогнул.
— Тетушка? — Наташа растерянно хлопает глазами.
Миг — и вот они крепко обнимаются.
— Не думала уже, что свидимся, — теперь и у Агнессы Ильиничны глаза на мокром месте.
— Что же мы тут, проходите, — Наташа ведет нас в столовую.
Начала суетиться, на стол накрывать. Да не столько накрывает, сколько разговоры разговаривает. Засыпала Агнессу Ильиничну вопросами про все на свете. И про магазины, и про политику, и про соседей каких-то. Я присела тихонько в сторонке, не мешаю.
— Все благодаря Олечке, — вспоминает про меня Агнесса Ильинична, — ой, а где Роман? Так хочу на него посмотреть, Олечка говорит, вырос просто красавец писаный.
— Ушел он от нас, — Наташа опустилась на стул.
— Как это ушел, куда? — заволновалась Агнесса Ильинична.
— На отдельную квартиру, самостоятельно жить теперь будет.
— Так это ведь прекрасно! Взрослый мужчина не должен жить с родителями, — рассудила Агнесса Ильинична.
Наташа глянула на меня и отвела взгляд.
— Поскандалили они сильно с Егором, сказал, что ноги его больше в нашем доме не будет. Что нет у него больше отца, — Наташа всхлипнула и уткнулась лицом в фартук.
— Ну это он зря так, конечно, — растерялась Агнесса Ильинична.
А потом посмотрела задумчиво на открытую в коридор дверь.
— Егор! Ты бы поздоровался хоть, что ли.
Вошел свежевыбритый и одетый с иголочки Егор Николаевич, неловко подобнял Агнессу Ильиничну. Тем временем Наташа пирог из духовки достала.
— Вот, испекла, надеялась, Рома придет. А потом думаю, кому. И тут вы. Значит, не зря старалась, — Наташа грустно улыбнулась.
Мне стало совсем неловко.
— Агнесса Ильинична, я его сейчас приведу, — говорю.
Вышла в коридор и сосредоточилась на Романе. Смотрю, сидит в какой-то комнате у окна, толстый справочник читает. Тихонечко подкрадываюсь.
— Ты чего это родителей обижаешь?
От неожиданности тот даже книгу выронил.
— Вернулась!
Схватил меня в охапку, сдавил так, что не вдохнуть.
— Больно же, — попыталась вырваться, но куда там.
— Я думал, ты навсегда ушла, да я… — прохрипел над ухом Ромка.
А потом замолчал. Так и стояли, только слышно было, как гулко бьется его сердце.
— Оль, не слушай моего батю, — прошептал, когда немного успокоился.
— Вот еще, я вообще никого не слушаю.
— Вот и правильно, — Ромка даже немного взбодрился.