Страница 77 из 82
Итак, Ангор исполнил мою просьбу довольно-таки своеобразно. И в руках его материализовался двуручный меч метров пять в длину. Нефиговая такая махина, но крайне неудобная в применении. Достаточно было вовремя откатываться и пригибаться, чтобы лезвие не рассекло меня на две отдельные части. Но долго это продолжать не могло.
— И это всё, что ты можешь⁈ — кричал ему, ползая в траве. — Оружие — это же так банально! Какие еще приколы заставят меня дрогнуть от ужаса, а⁈
И откуда-то с небес раздалось пронзительное:
Твою мать… Любимая песня моей бывшей.
— Так уж и быть, вот сейчас ты меня уел! Один-один, тварь!
Весьма справедливое замечание!
И под строки небезызвестной песни про открытие мира других мужчин, я продолжал испытывать терпение повелителя ужасов. Да, признаю, у нас тут своя, особая атмосфера!
Огромное лезвие свистело над моей головой с завидной периодичностью, но приблизиться к Древнему я всё еще не мог. Казалось, что сокращу расстояние хотя бы на метр — и крышка. А помирать под такую песню, да еще и в чьей-то иллюзии, я был не согласен. Вальхалла мне тогда даже с учетом смерти в бою не светила бы…
Место, где пьют, жрут и без конца набивают друг другу морды. Затем возрождаются, и опять всё по-новой.
Кто бы сомневался?..
— Господин! — резкий, как пуля, передо мной аккурат с небес на землю приземлился мужчина в строгом костюмчике с зализанными назад волосами цвета вороного крыла.
— Константин⁈ — не мог я поверить своим глазам. — А ты как?..
— Не имеет значения, — обернулся он ко мне, и свет солнца блеснул в очках-половинках. — Вы же знаете, что я последую за вами хоть на край света, чтобы защитить. Даже ценой своей жизни, господин… Так что позвольте мне просто…
Лезвие пятиметрового меча рассекло воздух. Не успел даже моргнуть, как моего ассистента разделило пополам.
Расширившимися от ужаса глазами я, словно в замедленной съемке, наблюдал за тем, как обе части его туловища падают в траву. Кровь адаманта оросила мое лицо, одежду, а к горлу подкатила противная тошнота. В висках застучало, сердце пропустило удар…
— Константин…
А говорил, что страх — лишь иллюзия. Всё-таки и у тебя, Якомару, есть свои слабости. Например, жизнь твоего носителя.
— Господи, как же это мило, Якомару! — вслух выкрикнул я, расчувствовавшись.
Поднялся на ноги, покачиваясь. Ангор пялил на меня, не мигая.
— Думал, меня это проймет? — усмехнулся, проводя ладонью по лицу и размазывая по нему кровь липового Константина. — Да выкуси ты, понял? Чтобы заставить меня отбросить коньки от ужаса, твои иллюзии должны быть хоть сколько-то реалистичными. Но, как сказал бы Станиславский: «Не верю!». Мой отец никогда не ушел бы из семьи. Это не в его характере. Константин никогда не расстался бы с жизнью так просто. Он куда сильнее, умнее и хитрее, чем ты думаешь. Скримеры пугают лишь своей неожиданностью, так что ничего особенного в них нет. Любимая песня моей бывшей бесит и тебя тоже, так что это обоюдоострый меч, Ангор. А твой меч… Он выглядит настолько нереалистично, что кроме смеха ничего не вызывает. Ты даже удержать такой не смог бы! Так что я не ве-рю, — припечатал, скрестив руки на груди. — Что дальше, старый хрен? Ах да, ты отнял у меня удачу… Удачу, которой я и так почти тридцать лет был обделен. Но всё так же вставал в пять утра на завод, батрачил и возвращался домой. Пусть уставший, но привыкший к своему маленькому мирку. Знаешь, — потер подбородок двумя пальцами, — ты даже заставил меня задуматься кое о чем. Дело же вовсе не в том, чтобы быть счастливчиком. Дело в том, чтобы прожить максимально насыщенную жизнь, набить шишки, пусть и довольно болезненные… Зато оторваться на полную катушку. Средний палец на кубике?.. Я тоже так могу. — Продемонстрировал ему наглядно. — Видал? Этот специально для тебя. Можешь признать свое поражение и валить отсюда нахрен. Не боюсь я несчастий. Я боюсь, если они постоянно будут обходить меня стороной, и мне совершенно нечего будет вспомнить на смертном одре. Но для того, чтобы реализовать этот кошмар, тебе придется ждать слишком долго. Иллюзия длиной в несколько десятков лет? При всем уважении к твоей древности, даже ты на подобное не способен.
Тварь прикрыла глаза, заиграла желваками.
— Давай, что там у тебя еще в закромах осталось? Выкладывай. И знай, что ты не заставишь меня отступить.
— Уверен? — впервые заговорил он, будучи в собственном обличии. Тянущийся, утробный и низкий голос заполнил пространство, вытесняя из него все прочие звуки.
— Более чем, — ухмыльнулся. — Ведь если у тебя получится, ты сразу об этом узнаешь. Раунд… два!