Страница 34 из 40
Не далеко. Потому что решает. «Добрым словом и пистолетом» — девиз графа Морикарского. Слово графа было не всегда добрым, но на эффективность пистолета это не повлияло ни разу.
— Я представляю здесь Конгрегацию, — сказал балохононосец.
— Я догадался. По балахону.
— Традиция. Мы старая организация, у нас много традиций.
— Например, убивать детей?
— Думаю, вы тоже носите пистолет не для красоты. Позвольте представиться, Мелехрим Теконис.
— А Лейхерот…
— Мой брат. У нас разные взгляды.
— Бывает.
Особого сходства я не вижу, разве что оба выглядят как самодовольные брезгливые жопы.
— Меня зовут Док, — представился я в свою очередь. — А это…
— Та самая дочь Калеба.
— Моя дочь.
— Папа, — подтвердила Нагма, взяв меня за руку.
Рука у неё холодная и слегка подрагивает, но голос твёрдый.
— Очень трогательно, — равнодушно сказал Теконис-второй. — Но в текущем контексте не важно. Вы поели?
— Да.
— В таком случае я попрошу вас отправиться со мной.
— Куда?
— В Конгрегацию. Это в другой локали, но я вас провожу.
— Зачем?
— Чтобы решить проблему с дочерью Калеба.
— Похоже, что главная её проблема вы. Я могу решить её прямо сейчас, — ответил я.
Я верю в пистолет.
— Её главная проблема она сама, — не согласился конгрегатор. — И убив меня, вы её не решите.
— А пойдя с вами, решу?
— Так или иначе, но да. Некое решение безусловно будет.
— Отчего-то мне кажется, что оно может меня не устроить.
— Боюсь, это не будет принято во внимание.
— В таком случае, я вынужден отклонить ваше предложение. Прощайте, счастливого конгрегирования.
— Ваше присутствие и не обязательно. Вы, простите за прямоту, просто никто. Ваши претензии на опекунство ничего не значат. Я обращаюсь к девушке.
— Идите в задницу, — ответила Нагма. — Я с папой.
— Ваша мать просила вас прийти.
— Причём тут моя мать вообще?
— Она тоже является частью этой проблемы. И её судьба сейчас в ваших руках.
— Она у вас?
— Разумеется. Так же, как твой отец. Настоящий отец.
— Никакой он мне не отец!
— Мироздание равнодушно к эмоциям, девушка. Оно признаёт только кровь.
— И эта кровь сейчас прольётся, если вы не отстанете от моей дочери, — пообещал я.
Но он не смотрит на меня, а смотрит на Нагму.
— Что с моей матерью? — спрашивает она.
— Отправляйтесь со мной и узнаете.
— Никуда она не отправится. А у вас последний шанс уйти отсюда своими ногами.
— Мелех, прекрати, — говорит вошедший в кафе Теконис.
Наш Теконис. В смысле, который прибыл с нами.
— Он сейчас тебя просто убьёт.
— Здравствуй, Лейх. Не ври, что тебя это расстроит.
— Ещё как расстроит, Мелех. Я хотел бы сделать это однажды сам. Но только после того, как ты убедишься, что всю жизнь служил ложным идеалам. Просто пристрелить тебя слишком гуманно.
— На этом пути ты уже лишился глаз, Лейх. Сколько ещё ты готов потерять?
— Больше чем ты, Мелех. Поэтому ты проиграешь.
— Давайте оставим семейные сцены на потом, — перебил их я. — У вас Анахита, я понял. Но, уж поверьте человеку, который много раз имел дело с террористами и заложниками, чрезмерные и нелогичные требования ведут лишь к неизбежности силового решения. В частности, к таковым относится требование «дайте нам ещё заложников». Поэтому Нагму вы не получите.
— У вас очень странный взгляд на ситуацию, — сказал Мелехрим. — Но допустим. Что бы вы предложили нам?
— Оставьте себе Калеба, отпустите Анахиту. Проблема же не в ней, верно?
— Ещё как в ней! — конгрегат засмеялся. — В самом буквальном смысле в ней. Так что, извините, не выйдет. Мне кажется, вы не слишком компетентны как переговорщик в данном случае.
— Тогда мы в тупике. А знаете, что происходит, когда переговоры заходят в тупик?
— Полагаю, начинается стрельба?
— Именно.
— У меня нет вашего опыта, — снисходительно сказал Мелехрим, — но, полагаю, заложники при этом обычно не выживают.
— Зато следующие террористы будут сговорчивее.
— Пап, — вмешалась Нагма. — Я должна помочь маме.
— Уверена? Она не слишком активно интересовалась твоей жизнью.
— Уверена, пап. Я её не брошу.
— Не думаю, колбаса, что, если мы пойдём с ним, это как-то улучшит её положение. Он, заметь, этого даже не обещает.
— Это зависит от решения ареопага, — сказал конгрегат.
— Оказавшись в вашей власти, мы лишимся активной переговорной позиции. Станем объектом, а не субъектом процесса.
— Хорошо, что вы предлагаете?
— Дай им гарантии, Мелех, — сказал Лейхерот. — И мы придём. Договоримся или нет, но ты их отпустишь. Даже в худшем случае все останутся при своих, и никто ничего не потеряет.
— Ты надеешься нас переубедить, Лейх? Ладно. Вот вам моё слово: клянусь Искупителем, что мы не будем пытаться задержать вас силой. В этот раз. Устраивает?
— Ему можно верить? — спросил я.
— В данном случае да, — признал неохотно «наш» Теконис. — Некоторые клятвы нельзя не исполнить.
* * *
Переходили довольно необычным способом — зашли в какой-то старый дом, где Мелехрим приложил ладонь к чёрной каменной пластине на стене и открыл дверь на улицу снова. Она открылась в очень похожий, но совершенно пустой город, отмеченный печатью давней заброшенности, но почему-то чистый.
Это называется кросс-бифуркатор, я знаю. Но не спрашивайте меня, как это работает.
— Что за место? — спросил я «нашего» Текониса.
— О, место историческое. Подождите, будем проходить мимо, я покажу.
Мы шли по пустой, безлюдной улице, на которую выходят целые, но пыльные и безжизненные окна домов с заросшими садиками при них. Улица подметена и чуть ли не вымыта с мылом, но за символическими оградами двориков — полное запустение и печать времени. Странное место.
— Вот, посмотрите, — сказал Лейхерот, когда мы вышли на небольшую площадь. — Это знаменитый Мораториум Основателей.
Посередине площади круглая клумбочка, из которой торчит массивный цилиндр чёрного матового камня, на котором жужжит и тикает нечто вроде вывернутых через четвёртое измерение кишками наружу часов с кукушкой. Кукушки, правда, не видно — наверное она улетела ещё у того, кто эту штуку придумал.
— Пап, — сказала Нагма задумчиво, — я бы хотела это нарисовать.
— Ни в коем случае! — рявкнули оба брата хором.
— Вот из-за таких заявлений эти схизматики и готовы её убить, — сказал Лейхерот укоризненно. — Разве так можно?
— Я же не знала! Что тут такого? — возмутилась Нагма. — Мне просто показалось, что эта штука хочет, чтобы Аллах посмотрел на неё моими глазами.
— Это, как вы выражаетесь, «штука», — сердито сказал Мелехрим, — однажды создала Мультиверсум. Как наглядно показал пример Основателей, артефакты такого порядка лучше не трогать.
— Это всего лишь мораториум времени, — возразил ему «наш» Теконис. — Обычное техническое устройство, только большое. Я работал со множеством мораториумов поменьше. Только ваше невежество делает его сакральным объектом, а не объектом исследований, как должно быть.
— Кафедра со своим доисследовалась! — ядовито ответил ему «не наш». — В любом случае, попытка воздействовать на мораториум через структуры фрактала может привести к непредсказуемым последствиям. Так что воздержитесь, пожалуйста.
— Тут он прав, — неохотно признал Лейхерот. — Культ «чёрного монолита», конечно, суеверие, но я бы не стал рисковать.
— Культ чего? — удивился я.
— Реперные камни, которые разбросаны по всему Фракталу, — пояснил он. — Практически во всех локальных культурах они имеют статус сакральных объектов. Не знаю, из какой именно взято название «чёрный монолит», но оно стало общепринятым термином. Все они являются материальными проекциями вот этого цилиндра в основании мораториума и выполняют роль своеобразных гвоздей, скрепляющих Мультиверсум. Им приписывается множество мистических свойств, например, считается, что «чёрный монолит исполняет желания». Это, разумеется, суеверие, но нельзя не признать, что их свойства недоизучены.