Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 23



Она резко стряхнула пепел в урну и обернулась ко мне.

– Нет, всё в порядке. С ней после процедуры обморок случился. Хорошо, что вы нас вовремя позвали, а то был бы каюк.

Сердце моё запрыгало от радости. Жива! Жива моя старушка! Как хорошо, что я вовремя вернулась – а то мог бы быть «каюк». Получалось, что я вообще торчу здесь не зря, всё мое пребывание в больнице получало таким образом дополнительное оправдание.

Когда я вернулась в палату, Лидия Ивановна сидела на кровати и как ни в чём не бывало ела персик.

– Ну вы даёте! – сказала я. – Напугали меня до смерти. Разве так можно?

– Да вот, отключилась, – улыбнулась она. – Перемагнитили меня, видно, давление упало.

– А что это за доктор ко мне приходил? – спросила она какое-то время спустя, поразмыслив, будто вспоминая что-то. – Молодой, видный такой?

– Что за доктор? – переспросила я. – Я такого не видела.

– Ну как же? – удивилась она. – Такой красавец, брюнет. Да за таким по снегу босиком побежишь!

Я слушала, раскрыв рот. Вот это темперамент! Да, рановато я списала Лидию Ивановну – она ещё даст жару!

На следующий день я спросила медсестру про красавца-врача. В ответ она недоумённо пожала плечами.

– А отец-то ваш как? Вернулся тогда живым с фронта? – вспомнила я, что хотела узнать.

– Как же! Вернулся! – широко заулыбалась Лидия Ивановна и на миг превратилась в маленькую белобрысую девчонку, исполненную невыразимой радости. – В июне сорок пятого прибыл. Такого счастья, как при той встрече, больше в жизни и не было. Вся деревня три дня гуляла!

При очередном осмотре у врача мне объявили, что я почти выздоровела и могу решать сама, долечиваться ли мне ещё неделю в больнице или ехать домой. Как ни свыклась я за это время со своим инфекционным корпусом, его персоналом и Лидией Ивановной и как мне ни хотелось долечиться окончательно, но возможность покинуть ЦКБ и оказаться поскорее дома пересилила.

Возникала только одна сложность: как добраться до дома? На большие расстояния давно не ходила, и во всём теле чувствовалась предательская слабость. Знакомых с машинами у меня немало, но беспокоить никого не хотелось. В глубине души я боялась услышать отказ, что было бы совсем безрадостно. Но тут одна из таких знакомых, Оля, позвонила сама. Через день она уезжала в отпуск и звонила затем, чтобы пожелать мне скорейшего выздоровления.

– Да я, собственно, почти уже выздоровела, – доложила я. И, собравшись с духом, спросила: – А ты не сможешь завтра забрать меня отсюда? Меня выписывают.

– Да, давай заберу, – ответила она после секундной паузы, от которой у меня замерло сердце. – Во сколько будешь готова?

На следующее утро я в последний раз беседовала с лечащим врачом. В качестве главного средства мне предписывалось не волноваться и как можно больше радоваться жизни, так как именно это, мол, более всего укрепляет иммунитет.

– Боли в руке будут давать о себе знать ещё года три, – «порадовали» меня при выписке. (Я не поверила, но именно так потом и было). – Главный плюс этой болезни, – заключила врач, – состоит в том, что она практически никогда не возвращается.

И на том спасибо.

Не без грусти простилась я с Лидией Ивановной, пожелав ей поскорее выздороветь и не огорчать впредь Илью-пророка.

На выходе из корпуса меня уже поджидала Оля рядом со своим шикарным авто.

Мы вырулили и направились к воротам.

– А вот и морг, – кивнула Оля в сторону столь понравившегося мне жёлтого домика. Она была криминологом и хорошо знала территорию ЦКБ.

Мне показалось, что жёлтый домик вмиг сжался и поблёк, словно испугавшись внезапного разоблачения. Но тут же припомнилось, какое утешение даровали мне сорванные у его стен цветочки, и сердца коснулась радость: жизнь бесконечна, все живы у Господа!



Мы ехали по Москве, и я с любопытством озиралась по сторонам. Мне казалось, будто я возвращаюсь домой после долгой разлуки – так много было пережито за эти три недели!

Но вот на противоположной стороне проспекта показался мой дом.

– Если хочешь, притормози здесь, – предложила я Оле. – Я перейду по подземному переходу.

– Да, давай, – согласилась она. – А то разворачиваться долго. Это тебе, – она протянула мне пакет с яблоками, – с дачи. Яблок в этом году – море.

Я шла по переходу и чувствовала, что меня качает из стороны в сторону. Никогда не замечала раньше, что переход такой длинный, а лестница – такая крутая. Да и пакет с яблоками тянет руку.

Но вот я и дома. Как хорошо, когда у тебя есть дом и когда ты дома! Я заварила крепкого чая и порезала в него яблочко, которое оказалось душистым, с приятной кислинкой. Солнце ласково светило в окно.

Надо вытереть пыль. Завести настенные часы. Я снова дома… Слава Богу за всё!

Сон

Паломническая поездка подходила к концу, и перед тем, как покинуть монастырь, группа собралась в трапезной для чаепития. Пришёл батюшка, который только что отслужил литургию и теперь присоединился к паломникам, чему те были несказанно рады, имея наготове свои вопросы. Спрашивали в основном о насущном – о делах житейских и семейных. Батюшка отвечал не спеша, обстоятельно, и присутствующие с жадностью впитывали его слова, пытаясь найти в них высший смысл и применить каждый к своей ситуации. И тут вдруг заговорил один мужчина из группы, хранивший до сего времени молчание. Был он высок, худощав, лет тридцати пяти; весь его вид и манера держаться говорили о том, что человек он замкнутый, нелюдимый.

– Батюшка, а правда ли, что всё возможно Господу? – спросил он негромким, но твёрдым голосом.

– Конечно, – ответил священник.

– И любые чудеса?

– Да, и чудеса любые. Вы же помните евангельский рассказ о пяти хлебах и двух рыбах, которыми Господь насытил пять тысяч мужей? Разве это не чудо?

– Да, но это было давно. А в наше время?

– И в наше время. Известно, например, много случаев, когда в войну пуля не брала молящихся солдат и смерть проходила мимо.

– А вот сейчас, в наши дни, возможно ли что-то необыкновенное? – не унимался мужчина.

– Что вы имеете в виду? – спросил батюшка, отхлёбывая чай из кружки.

– Вот со мной произошла странная история. Послушайте, – начал мужчина. – Я недавно закончил в своей квартире ремонт – долго собирал деньги и наконец осилил это дело. Побелили мне потолки, поклеили новые обои, развесил я по стенам картины, которые остались мне от отца-художника. Знаете, я – человек простой, работаю проектировщиком, получаю немного, поэтому для меня этот ремонт стал большим событием. Я очень радовался, что закончил его и что у меня дома хоть и небогатая обстановка, но зато теперь будет чисто и опрятно.

И вот как-то отлучился я ненадолго из дома, а когда возвращался, то, выйдя из лифта, увидел на лестничной площадке незнакомых людей и среди них – сотрудника полиции. Металлическая дверь в тамбур, где находятся моя и соседская квартиры, была открыта, и когда я придвинулся ближе, то, к своему ужасу, увидел, что и входные двери моей и соседской квартиры тоже открыты и на месте замков зияют неровные проёмы.

– Да что здесь происходит?! – взволнованно воскликнул я, протискиваясь вперёд.

– Две квартиры ограбили, – ответили мне стоявшие рядом. – Среди бела дня замки выломали – видно, выследили, когда никого не было дома.

Сердце сжалось у меня в груди. «Да как же так?! – подумал я. – Ведь я всего-навсего какой-то час и отсутствовал. Ладно сосед – он живёт на даче, но чтоб такое случилось со мной!»

Холодея, я потянул за дверную ручку и вошёл в свою квартиру. Моим глазам предстала жуткая картина: вещи раскиданы, ящичек, где лежали деньги, пустой валяется на полу. Но особенно меня удручило то, что стены непривычно оголились – только шурупы от висевших на них ранее картин уродливо торчали, словно металлические зубы в глумливой ухмылке.

Я бессильно прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Боль сдавливала грудь, в глазах стояли слёзы. Стало невыразимо жаль утраченных картин, которые оставались единственной материальной памятью о почившем отце, да и денег тоже было жаль – ремонт обошёлся мне в копеечку, а ведь я собирался ещё помочь тётушке с операцией… Отвратительно было к тому же осознавать, что моя квартира оказалась взломанной, что ещё недавно по ней нагло расхаживала мерзкая шпана и что теперь мне предстоят долгие разбирательства с полицией! Всё это наполнило меня непередаваемым отчаяньем – и я взмолился: «Господи! Пусть это будет сон! Пусть это будет сон!»