Тонкая грань

Я подошла к Марине и поблагодарила за экскурсию. Она, слегка прищурившись, внимательно всматривалась в меня – теперь настал её черёд вспоминать. Но, похоже, ей это сразу не удалось, что и понятно: внешность моя вполне заурядна, да и почти год прошёл с той встречи.

Гуськом спустились мы вниз по крутой деревянной лестнице и оказались на улице. Вдоль однотипных невысоких корпусов возвращались мы в полной тишине к воротам клиники, за которыми нас ждал автобус.

Я немного приотстала, шла не спеша, думая о Марине. Взгляд скользил по зарешечённым окнам – за ними, в глубине, колыхались безмолвные тени. И тут совсем рядом выплыло из полутьмы мужское лицо – серое, с жидкими патлами спадавших на лоб волос. Встретившись взглядом, мы замерли. Сквозь стекло на меня смотрели светлые неподвижные глаза. Кто этот человек? Как он попал сюда? Кем был прежде? Тень улыбки скользнула по его лицу, и из приоткрытого рта к подбородку потянулась тонкая бороздка слюны. Мне сделалось жутко. Какая-то сила будто отбросила меня в сторону, и я поспешила догнать нашу группу, продвигавшуюся по берёзовой аллее к выходу.

Ко мне подошла Елена:

– Куда ты пропала? Я потеряла тебя.

Я взяла её под руку.

– С тобой всё в порядке? – спросила она, вглядываясь в меня.

– Да, – ответила я, – слава Богу!

Я чувствовала облегчение и усталость, как после сложного похода. В течение нескольких часов я словно шла по грани, разделявшей прошлое и настоящее, самоотверженность и боль, отчаяние и воскресение к жизни. Это была очень тонкая, почти невидимая грань. Она не заканчивалась у ворот, а простиралась вдаль, в бесконечность.

Безвременники

За окном моросил дождь. Небо затянуло тучами, ветки деревьев с остатками рыжей листвы зябко покачивались на ветру. Подумать только: октябрь едва начался, а уже так холодно и хмуро! Лена потянулась в постели. Вставать не хотелось, но и откладывать запланированную поездку на дачу было неразумно: надо собрать яблоки, уложить оставшиеся вещи, словом, закрыть сезон окончательно. Можно, конечно, дождаться мужа из командировки и поехать вместе на машине, но она уже отвезла дочку к бабушке, да и вскоре обещали заморозки… Нет, надо ехать!

Быстро собравшись, Лена надела рюкзак и отправилась на вокзал. В свои неполные сорок она была легка на подъём, и ей обычно не составляло труда отправиться в путь – будь то в жару или стужу, только вот осеннюю сырость она недолюбливала, поэтому и настроение в то утро было у неё поначалу не слишком бодрым. Однако пока она ехала в электричке, погода разгулялась, и лес, тянувшийся с обеих сторон, заиграл яркими красками в лучах проглянувшего солнца. Сразу стало веселее и на душе.

Выйдя на своем полустанке, Лена вздохнула полной грудью: загородный воздух обдал её приятной прохладой, терпкими запахами хвои и прелой листвы. Лесная дорожка вскоре вывела её к дачным участкам. Деревянные домики стояли притихшие, аккуратные, в обрамлении золотистой листвы. Похоже, почти все дачники уже разъехались – не было видно ни машин, ни людей. Посёлок словно накрыло тихой грустью. Такой контраст с летней суматохой!

Проходя мимо знакомых участков, Лена вдруг услышала плач. От неожиданности она остановилась и прислушалась. Плач раздавался со стороны дома Екатерины Глуховой, неподалёку от Лениной дачи. Екатерина была женщиной в возрасте, однако, в каком именно, никто толком не знал. Рослая, физически крепкая, она никогда не сидела без дел: всё время находилась у неё какая-то работа в саду, огороде, в доме. Жила она одна, была по натуре не слишком общительной, но и отшельницей её не назовёшь: когда соседи обращались к ней за помощью или советом, она всегда с готовностью откликалась. Екатерина производила впечатление человека сильного и уверенного в себе, так что представить её плачущей было крайне сложно.

Тем временем плач становился всё громче, переходя в рыдание. Подойдя ближе, Лена открыла калитку и, помедлив с минуту, прошла к дому. Екатерина сидела на ступеньках крыльца, уткнувшись лицом в ладони. Плечи её подрагивали.

– Катя, что с тобой? – спросила Лена, приблизившись.

Екатерина подняла голову, взглянула на Лену и снова заплакала.

Лена замерла в нерешительности. Помимо странного поведения соседки её поразила произошедшая в той перемена: на крыльце сидела вроде бы и Екатерина, но в то же время – совершенно незнакомая женщина. Вглядевшись, Лена поняла, что та сделала себе новую причёску: вместо привычного седого пучка у неё теперь была аккуратная стрижка-каре на манер корейских, которая очень шла к её широким скулам и раскосым глазам. Поменялся и цвет волос – они приобрели насыщенно-шоколадный оттенок, а некоторые удлинённые пряди отливали зрелым гранатом. На Кате был новый синий свитер с пологим вырезом, открывавшим белую шею с ниткой сине-зелёных бус. В ушах, в такт всхлипываниям, покачивались такого же цвета серьги. Чудеса, да и только! Обычно Екатерина расхаживала по своему участку в сером комбинезоне или линялом сарафане. Лена с изумлением разглядывала соседку, и вдруг ей пришло в голову, что столь изысканный вид может быть только у актрисы, что вся эта сцена подстроена и, возможно, она присутствует на съёмках какого-то шоу. Она даже оглянулась по сторонам: не прячутся ли где киношники? Но никого рядом не было, а Екатерина продолжала плакать.

– Катюш, да что случилось? – Лена сняла рюкзак и, присев рядом на ступеньку, приобняла соседку за плечо.

Та посмотрела на неё заплаканными глазами и, вынув платок, громко высморкалась.

– Лен, – начала она срывающимся голосом, – ты только подумай, что в жизни бывает!

– Ну что, что такое? – мягко спросила Лена.

– Ты только посмотри на меня! – всхлипнула Екатерина. – И надо же мне было послушаться Соньку и пойти к этому стилисту! Ещё и такие деньги заплатила!

У Лены отлегло от сердца: так вот оно что! Новый имидж пришёлся не по вкусу – и всех-то дел! Уф! Она рассмеялась:

– Катюш, ты совершенно напрасно расстраиваешься! Ты стала просто красавицей, честно говорю! Тебе всё ну о-очень идёт!

– Так в том-то и дело! – в сердцах воскликнула Екатерина. – «Красивая, элегантная» – от всех теперь только и слышу. На меня теперь и мужики на улице заглядываются… Этот стилист, Феликс, он, конечно, ас! Говорят, он сразу видит в человеке его уникальную сущность и вытаскивает её наружу. Вот и мою вытащил.

– Ну так это ж прекрасно! – не поняла Лена.

– Да, но почему так поздно?! – с отчаянием воскликнула Екатерина. – Мне ведь уже пятьдесят шесть лет! Жизнь прожита – ты можешь это понять?! А ведь я всегда считала себя некрасивой – долговязая, уродливая дылда. Даже мать родная меня в детстве «страшком» звала. Я всю жизнь комплексовала, старалась быть в тени – только б меня не заметили, не посмеялись надо мной. Если б я только знала, что я ТАКАЯ! Вся жизнь могла пойти по-другому!

И она снова заплакала, на этот раз беззвучно, но слёзы так и струились у неё из глаз.

– Вот, я как эти безвременники, – немного успокоившись, Екатерина утёрла нос рукавом и сердито указала на невысокие цветы, фиолетовыми стопочками сгрудившиеся у крыльца. – Никому не нужная красота. Выскочили, когда все уже разъехались, и никто их не видит.

– Ладно, хватит страдать! – сказала Лена строго. – Напугала меня… – и, подумав, добавила: – Красота всегда к месту и ко времени… Вот, возьми шоколадку, – она достала из рюкзака и протянула соседке «Алёнку». – Иди приведи себя в порядок. Через час приду чай пить.

Лена дошла до своего участка, чувствуя на ходу, как её охватывает некоторое смятение. Зайдя в дом, она погрузилась в полутьму безлюдной комнаты и, подойдя к зеркалу, внимательно посмотрела на себя. Провела пальцем вдоль морщинки на лбу, подняла вверх волосы, оголив шею. Вздохнула – и дом словно отозвался тихим вздохом. Холодный сумрак таил в себе невысказанные мысли, неслышные шорохи, неясные страхи.

Лена поспешила выйти на веранду, с которой просматривался весь сад – прибранный, полупрозрачный, торжественный. Земля казалась рыхлой, насыщенно-бурой; на фоне тёмной изгороди чётко прорисовывались побелённые стволы деревьев – прямо-таки раскрытый садовый рояль, готовый к исполнению осенней сонаты. Всё дышало покоем и … предчувствием скорой зимы. И тут Лена заметила возле сарая безвременники. Как и у соседки, они росли тесной группкой – фарфоровые рюмочки, прямо торчащие из земли на тугих стеблях. Лёгкое фиолетовое облако, прощальный вздох угасающего сада. Сколько изящества и красоты в этом последнем привете! Лена подошла и склонилась к цветам.