Темница миров. Пробуждение

О! Это было бы просто великолепно! Мощное воодушевление прямо-таки обернуло Роксалию с ног до головы, словно в теплый плед. Даже сердце забилось чаще от радости. Наконец-то, она избавится от этого ужасного задания.

Дома за окном становились всё ярче и богаче. Белая карета перестала то и дело накреняться, попадая в выщербленные ямы. А значит, они подъезжали к особняку Траза. До ушей долетели тихие ноты струнных инструментов. В неприятный спертый запах города вплелись легкие ароматы душистых роз из сада графа и приготовленных на уличных мангалах мясных блюд.

Кованные ворота с противным скрипом открылись пред парой запряженных лошадей, и фальшивая чета Улинов въехала на территорию второго человека Доранта. А значит, спектакль начинался. Роксалия глубоко вздохнула, садясь прямо, когда карета остановилась перед уже знакомыми длинными розовыми гранитными ступенями.

Пришлось какое-то время посидеть внутри, ожидая, когда дверь откроет мажордом. Роксалию всегда это так раздражало и удивляло. Точнее, раздражали и удивляли эти бесконечные условности высокородных господ. Казалось, если перед ними не распахнет двери некий несчастный человек, они навсегда останутся замурованы в комнате или своем экипаже.

Дождавшись, когда перед ними появится худой тонколицый с очень высокомерным выражением в бесстрастных глазах управитель поместья, Йоран первый сошел на гравиевую площадку. Мажордом уже знал, что барон Вил Улин крайне ревнив, поэтому даже не стал протягивать баронессе руку, чтобы помочь спуститься по железным ступенькам.

Тонкие пальцы Роксалии легли в горячую ладонь Йорана, и она вышла из кареты, вдохнув прохладный вечерний воздух. Прежде чем положить руку Лии на свою, согнутую в локте, Ньёрд очень ласково, так что и не подкопаться, поцеловал ее в ладошку и, хитро глянув, улыбнулся. В Школе одним из базовых занятий являлось актерское мастерство. У Бабочек оно было едва ли не самым основным. За столько лет, Роксалия настолько поднаторела в игре фальшивых эмоций, что без труда вернула лучезарную улыбку своему «муженьку».

– Гости уже собрались, – бесцветно объявил мажордом, ладонью поведя в сторону двустворчатых вишневых дверей. – Следуйте, пожалуйста, за мной.

Как только напыщенный мужичок развернулся в сторону особняка и начал подниматься по лестнице, улыбка моментально слетела с губ Роксалии, будто ее сдул ветер.

Дом графа встретил «супругов» знакомой роскошью, но, как оно часто и бывает у богачей, непременно желающих, чтобы все знали, что они богачи, страшно вычурной и c безвкусной обстановкой. Глаза резало от количества золотого и серебряного на стенах и замысловатой мебели. Лепнина, колонны, мрамор, зеркала, вазы, скульптуры и даже статуи – всего этого громоздилось в таком количестве, что уже походило на королевский музейный склад, что ярко освещался десятками ламп. Пройдя сквозь коридор и две галереи, «супруги» вошли в наполненный музыкой и веселыми голосами сверкающий, как и всё в этом поместье, золотом зал. Ближе к высоким распахнутым окнам, выходящим в сад, стоял длинный стол, заполненный десятками гостей. Оттуда ветер приносил сладковатый запах чайных роз, смешанный с ароматами блюд. Во главе стола, лицом ко входу, восседал хозяин дома на почти что троне с такой вытянутой спинкой, что она казалась уже смешной.

Пока гости непринужденно болтали и смеялись, поглощая ужин, граф Сиган неотрывно следил за дверью, потягивая вино из сияющего желтыми бликами кубка. Как только Улины показались в проходе, Роксалия встретилась взглядом с хозяином праздника, заметив, как его черные глаза вспыхнули. Худое напряженное тело мужчины, облаченное в насыщенного сапфирового цвета камзол, из-под ворота которого пенилось кипельно-белое жабо, расслабилось. Граф ждал ее. Очень ждал. И, очевидно, переживал, что ревнивый Вил может не привезти свою красавицу-жену.

На вытянутом лице со впалыми щеками и порочно пухлыми губами зажглась жутковатая, демоническая радость. Особенно когда он скользнул своими темными глазами, обрамленными такими длинными черными ресницами, что они казались подведенные сурьмой, по Йорану. Полностью включаясь в игру, ложный барон Улин как раз склонился к своей жене, приобняв ее за поясницу и слегка поцеловав в висок. Лия спокойно позволяла Ньёрду вытворять подобные вольности, зная, что многие влюбленные так себя ведут.

У Бабочек как-то проходило отдельное занятие, когда их вывозили на улицы ближайшего к Школе города – Трино́пль. Девочки с интересом наблюдали за парочками в парке Аминариса. Все они вели себя по-разному. Одни выражали чувства очень неприлично, едва ли не пожирая друг друга. Другие более сдержанно и трепетно. Некоторые едва ли не боязно, беспрестанно краснея от каждого своего движения. Но всех их объединяло одно – они постоянно касались друг друга.

Да, Роксалия понимала, как должны вести себя влюбленные. Но будь на месте ее спутника не бывший лучший друг, а кто-нибудь другой… да кто угодно! ей было бы значительно легче. А так, постоянно приходилось давить в себе приступы злости при каждом прикосновении Ньёрда. Хранитель же слишком хорошо знал свою подопечную, поэтому, избравший пять лет назад непонятную изматывающую тактику-пытку по доведению до приступов бешенства свою бывшую маленькую подружку, крайне усердно выполнял отведенную ему роль безумно влюбленного «супруга».

– Прошу простить нас за опоздание, граф. Мы слегка… – с многозначительной ухмылкой посмотрев на Роксалию, Йоран на долю секунды замолчал, будто подбирая подходящее слово. – Задержались. Моя супруга слишком долго выбирала наряд для сегодняшнего вечера.

Каждая фраза Ньёрда была направлена на будоражение фантазии Сигана. Паузы, недомолвки, двусмысленности – Йоран постоянно пользовался этим арсеналом в поместье Траза. И это работало. Даже сейчас, слово «задержались» настолько взволновало графа, что он заерзал на стуле, жадно скользнув по фигуре Роксалии. Ее затягивало алое глазетовое платье, открывающее шею, плечи и убегая глубоким вырезом в соблазнительное декольте. Батистовые воланы прятали белый круглый шрам на внутренней поверхности правой руки Лии, а широкая улыбка отвращение к хозяину этого дома.

– Понимаю, – с приторным выражением протянул Сиган, сверкая своими сальными глазками. – Женщинам так сложно выбрать что-то одно.

– Вы как всегда правы, наш дорогой граф, – бросив на распутника многообещающий взгляд из-под густых ресниц, согласилась Роксалия, добавляя в свой тембр больше глубоких, томных нот.

Голосом Бабочек занимался учитель Шиа́ф. Для каждой он подбирал самый привлекательный, возбуждающий и едва ли не искусительный тембр, на который только способны связки девушек. А затем они годами его отрабатывали, вгоняемые в самые разные вымышленные ситуации. Так же, как и Ринна-мит – Наставница актерского мастерства, он всегда говорил, что ситуации бывают непредсказуемые, и там, где наш мозг может отказать, на помощь всегда придет память. Память голоса, мышц, слов, взглядов. Но только при условии, что всё это отработанно до механического состояния. Каждая Бабочка группы Роксалии владела всеми видами памяти в совершенстве. Так что так смотреть, говорить и улыбаться она могла как Сигану, так и навозному жуку.

Конечно же, граф воспринял слова баронессы Кармы как намек. Его полные губы растянулись, приоткрыв желтоватые неровные зубы. Все присутствующие наблюдали, как Йоран жестом не позволил худому мальчишке-слуге в сером великоватом котарди отодвинуть перед Роксалией стул, лично усаживая ее за стол. Величественно держа осанку, она медленно села. Когда слева от нее расположился Ньёрд и легко поцеловал тонкие пальцы, Лия заученно ему улыбнулась.

– Благодарю, любовь моя, – тихо, чтобы это якобы предназначалось лишь ему, но услышали почти все.

– Вы ранили нас в самое сердце, барон, пропустив бал у герцога Танора, на прошлой седмице. Нам очень не хватало вашей прекрасной пары.

Граф хоть и был заложником собственных желаний и страстей, однако по натуре являлся обыкновенным трусом. Его возбуждала эта опасная игра влечения к чужой любимой жене, однако он боялся открыто проявлять жаркий интерес. Во всяком случае, с четой Улинов. Очевидно, внушительная фигура Йорана пробуждала в нем здоровый инстинкт самосохранения. Поэтому он не позволял себе слишком долгие компрометирующие взгляды на Роксалию, чаще даже смотря на Ньёрда. Ее же он «пожирал», когда барон Вил Улин отвлекался и не мог видеть, кто и как смотрит на его жену.