Непарад

Сергей Страшук, мой второй номер по реконструкции — мужик флегматичный, бывший спортсмен-гиревик. По жизни он крутится в ресторанном бизнесе, а при кухне, понятное дело, мало кто может сохранить впалый живот, так что лишний раз ему подрываться лениво.

— Не вопрос, давай.

— Андрей, не спеши! — за моей спиной, в кожанке самоходчика поверх офицерского кителя, торчит тёзка Андрей Хлыстов, один из аксакалов-основателей нашего клуба. В этом выезде он отыгрывает большевистского комвзвода, временно сняв погоны штабс-капитана и заменив оловянные орлёные пуговицы на костяные. С ним какой-то тип в чёрной шёлковой рубахе с русой бородкой 'под Чехова'.

Да, ВИК, дело, конечно, добровольное, но армейское правило 'подальше от начальства' действует и здесь.

— Ну, не спешу. А чё хотел?

— Да вот, представитель дружественных литовских СМИ, с канала NKL, мечтает заснять работу пулемётчиков крупным планом. Стрелять не надо, только попозировать.

— С каких пор нам лабусы друзьями стали? Как Союз разваливали — так они первые были. Я мелким был, а помню... И вообще: реконструкция это хобби, а всякие фотосессии — это уже работа, даже специальность есть: фотомодели! Работать я и дома могу, а сейчас у меня честно заработанный отпуск. А в отпуску работать грустно.

— Пожалуйста, господа! Всё будет оплачено: тридцать евро каждому! — На чистом русском языке встревает в разговор прибалт. — Всего за четверть часа съёмки!

— Слушай, Андрюха, а давай! Всё одно делать нечего пока. А вечерком на эти евры возьмём чего вдогонку, посидим, туда-сюда...

Напарник уже всё для себя решил: несмотря на солидный живот, он шустро прыгнул в окоп и принялся извлечённой из кармана шаровар ветошью обмахивать максимовский станок от припорошившего его песка. Ну ладно, раз такое дело и слинять не удалось, то отрываться от коллектива не будем.

— Ладно. Но с условием: по тридцать евро и по пиву каждому! И чтобы хорошего пива!

— Замётано, всё будет чики-пики!

Это 'чики-пики' мне показалось очень знакомым, вот только от кого я его мог слышать? И часто слышать, факт...

Хлыстов тоже прыгнул в окоп, примащивается у 'максимки'. Наш 'аксакал' тот ещё жучара, заработать тридцатку ни в жизнь не откажется, хотя дома у него довольно доходный бизнес. Это мне вот не свезло: по молодости да дурости загремел по 158-й, бэ-вэ, хорошо, что удалось получить 'условно'. Впрочем — был сам виноват, что уж теперь... И хоть судимость и погашена, даже в армии отслужил после этого — водилой на топливозаправщике АТЗ-10 в ОБАТО — но устроиться на солидную работу на гражданке до сих пор не удалось. Солидные конторы подразумевают наличие серьёзных кадровиков, а кадровики нашего брата — судимых — не особо жалуют. Так что то, что удалось, наконец, по знакомству устроиться автослесарем на СТО — это моя самая большая удача. Жена помаялась с полгода, когда у меня проблемы с работой да финансами шли особо густо, да и подала на развод. Потом, правда, пыталась вернуться, как всё наладилось — да только зачем мне такой 'семейный тыл', который чуть что всё бросить способен? Так и живу бобылём. А реконструкция — это для души: историю я со школы любил, благо наш 'историк' Лев Артёмович Аваков был Педагогом от Бога и многое нам, обалдуям, сумел привить! Особенно интересно мне было собирать модели самолётов, главным образом 'этажерок' Первой мировой и Гражданской: в отдельную тетрадку я наклеивал портреты легендарных лётчиков и кривым своим почерком переписывал их биографии. Всё мечтал пойти в авиационное... Но вот не срослось. От детских увлечений осталась любовь к истории, да привычка выводить под настроение старые народные и военные песни на баяне. Покойный прадед-фронтовик в своё время настоял, чтобы родители отдали меня в музыкалку, да и результат по большей части я перенял тоже от него.

А ведь, пожалуй, припоминаю эти 'чики-пики'...

— А вы откуда так язык хорошо знаете? — С интересом спрашиваю у бородача.

— Так я же родился и вырос в России, а на родину предков вернулся только когда Литва стала независимой! Но до сих пор вспоминаю наш город на трёх ветрах... — грустно улыбнулся литовец.

— На трёх ветрах, говоришь?

— Ну да, так в народе называют.

— Будка, ты, что ли?

Мужик обиженно вскинул голову:

— Сам ты!.. Погодь! — Взгляд из злого становится пристально-узнавающим: — Дрей Ю?

Да, интересные дела. Не думал-не гадал, что встречу однокашника чёрт знает в каком польском захолустье! Чуть не ухнув вниз, перепрыгиваю траншею, и вот уже пошли хлопки по плечам, рукопожатия и весёлый разговор.

— Слушай, Дрей Ю, вот же встреча! Я-то смотрю: вроде лицо знакомое, но у меня работа такая: сто лиц в день видишь!

— А ты, Будкин, чего литовцем заделался? Помню, всегда русским писался, да и фамилия твоя же типично русская? Или ты из неграждан, что ли?

— Я не Будкин, я Будкис! Это дед при СССР фамилию сменил, чтобы не сослали. У него брат был в 'Шаулю саюнга', потом воевал против красных. А после войны из-за этого родным могло быть плохо. Поэтому дед с бабушкой сами уехали в Россию, чтобы не попасть в Сибирь. А теперь я всё восстановил, потому что все документы есть. Только имя как было русское, так я Борисом и остался.

А вот твою фамилию никак не вспомню, извини. Дрей Ю — помню. Андрей Юрьев, нет?

— Нет, Андрей Воробьёв. А погоняло — это такой был крутой мужик у Булычёва, помнишь, когда 'Химия и жизнь' с продолжением по рукам в классе ходила, а я лазер сделал из фонарика, на доске всякую фигню им писали!

— Верняк! Теперь вспомнил: ты ещё придумал пыль от мела в тряпки заматывать и узелки из окна кидать, как бомбы!

— Было дело.

Тут нашему бессвязному трёпу помешали: степенный оператор борисовой группы что-то недовольно сказал тому по-литовски, указывая рукой на солнце. Будкис с досадой в голосе ответил, потом обратился ко мне по-русски:

— Извини, Андрей, давай всё-таки заснимем вас с пулемётом. А то солнце скоро облаком закроет, качество будет не то. Работа, сам понимаешь... Успеем ещё потрещать.

— Ну, работа так работа. Понимаю... — с этими словами я в последний раз хлопнул Борьку по плечу и спрыгнул в окоп. — Врубай свою технику, Феллини доморощенный!

Борис