Страница 13 из 40
В последние дни белокурая девушка пребывала в неизменно отвратительном настроении, чьи перепады от просто плохого до невыносимо скверного уже начинали немало раздражать ее компаньонов. Лицо ее под выгоревшими белыми волосами то розовело, то краснело, то бледнело, и вся эта палитра цветов отчетливо проявлялась на нем. Будучи от природы болтливой и веселой, сейчас же Тэнка почти не разговаривала с ребятами и хмуро шла чуть поодаль от них.
За минувшую неделю девочка окончательно нафантазировала себе влюбленность в загадочного юношу, который так неожиданно забрел в их края. Ей нравилось его чувство юмора, немногословность, смелость, решительность, оптимизм. Последнее качество Тэнка особенно ценила, так как чувствовала, что, несмотря на кажущуюся беззаботность и хорошее настроение, у него на сердце имеется что-то, о чем он думает день и ночь. Проницательная девочка видела в нем заботы, которых у нее пока, к счастью, не было; также она отчетливо понимала, что ее голубоглазый красавец сильно тоскует по своим друзьям.
Впрочем, девочке, возможно, отчасти из-за недостатка жизненного опыта, все же не хватало проницательности понять, насколько необходимо Артуру поскорее добраться до места назначения. Тэнка, увы, не осознавала всей важности этого похода, который для нее был не более значимым, нежели увеселительная прогулка по саду. К тому же белокурая бестия привыкла все время добиваться своего; родители ни в чем не могли отказать прелестной дочери, а бабушка с дедушкой и подавно. Братья умело потакали всем ее капризам, даже самым диким и абсурдным, что в итоге плохо сказалось на ее характере. Тэнка мечтала, что Артур в конце концов непременно оценит ее прямоту и смелость и, при лучшем исходе, останется с ней в Кагилу.
Как же она разозлилась, когда вдруг юноша осторожно поинтересовался, не знает ли она некой Дианы. Артур надеялся, что раз Тэнка родом из Кагилу, возможно, она сможет что-то поведать о его подруге.
– Не знаю и знать не желаю! – в совершенно оскорбленных чувствах заявила девушка удивленному юноше, который все никак не мог привыкнуть к перепадам ее настроения. – И хватит задавать мне подобные вопросы, я что, похожа на книгу адресов? – с этими словами Тэнка отбежала от них с Аланом, невероятно рассерженная. Бедняжка слишком явно представляла себе красивую длинноволосую брюнетку или же блондинку, рядом с которой она сама, низкорослая, с коротенькими жиденькими белесыми волосиками и образом пацаненка смотрелась бы просто смешно.
Алан весело рассмеялся и язвительно сказал Артуру:
– Жаль, что в школе не учат, как надо разговаривать с девушками, не так ли, школяр?
Юноша хмыкнул, но благоразумно промолчал. Про себя же он подумал, что с такими девушками, как Тэнка, лучше совсем не разговаривать и вообще желательно держаться от них подальше, насколько это возможно.
Наконец перед глазами путешественников раскинулась равнина – бескрайняя, покрытая однообразными низкорослыми ползучими кустарниками и полевыми цветами: пушистым клевером, адонисом, дурманом. И не было конца этим прекрасным лугам, заботливо укутанным сочным травяным ковром, который, впрочем, не был сплошным – то тут, то там виднелись проплешины, заполненные коричневым песком. Этот песок, подхваченный сильным ветром, поприветствовал ребят, как только они выбрались из леса, при этом чуть не сбив с ног. Видно, в здешних краях он был главным обитателем и властелином.
– Армуты любят степи… – вдруг мечтательно заметил Алан, с восхищением глядя перед собой. Было видно, что юношу тоже привлекал подобный пейзаж: песчаная равнина, совершенно лишенная каких-либо признаков жизни и этот несмолкающий ветер, заунывно жалующийся на свое одинокое существование.
Посреди полей можно было заметить огромный холм. Казалось, в этом месте земля вспучилась, образовав гигантский пузырь. Интересное дело, но если вокруг в основном преобладали низкорослые травы, характерные для степей, то этот холм весь зарос высокой зеленой крапивой. И, пожалуй, ни один прохожий был бы не в силах распознать в этой неблагоустроенной возвышенности купол гигантского подземного города, имя которому – Кагилу, что в переводе с местного наречия означало «рудокоп».
Такое название было выбрано не случайно. Дело в том, что холм, под которым располагался город, в действительности был самой настоящей горой, которая, по прихоти природы, уходила не ввысь, как обычные уважающие себя горы, а внутрь, будто амбициозно пытаясь достичь центра земли. В недрах этой природной диковинки были обширные залежи железной руды.
Здешние мастера считались самыми лучшими в обрабатывании драгоценных камней; все свои изделия умельцы продавали армутам, испытывавшим слабость к подобным безделушкам. Несмотря на несметные сокровища, которые таила в себе гора, обитатели ее были весьма бедны, и уровень жизни у них был скорее ниже среднего. Рудокопы, к сожалению, очень рано умирали от болезней – в основном от пневмокониоза и бронхита. Люди рады были бы покинуть это негостеприимное место, но чаще всего такой возможности у них просто не существовало. Кагилу был единственным крупным городом после Беру и Гераклиона. Но до Гераклиона путь был не близок, а в огромном Беру, и так страдающем от перенаселения, уже не имелось свободных веток.
Кагилу – это не просто город, составная часть беруанского Королевства. Он сам по себе был как маленькое царство подземного мира, со своими обычаями, законами, властителями и даже языком. Местные жители между собой говорили на особом наречии – кипачу. Но в школах, разумеется, детей учили официальному языку. На кипачу разговаривала в основном молодежь и люди из совсем уж неблагоприятных районов.
Город был выдолблен в шахтах, оставшихся после добычи драгоценных камней. Дома здесь плавно переходили один в другой, и порою, чтобы добраться, например, до центра, невольно приходилось пересекать чужие владения. Улицы здесь были узкие, и по ним никогда не проезжали повозки, запряженные лошадьми. Местные детишки играли не в чудесных садах на свежем воздухе, а подобно дворовым собакам лазили по бесконечным колодцам города, измазанные черной пылью с ног до головы. Их игры показались бы дикостью изнеженным беруанским детям, но кагилуанцы не жаловались. Это был их особый мир, к которому они полностью привыкли. Люди здесь, уже забывшие, что когда-то жили на древе, мнили себе, что именно в Кагилу находится центр мира, средоточие всех торговых и экономических интересов. Здесь кипела жизнь, которая, как им казалось, была просто невозможна за пределами подземелий.
Гору, где располагался город, в народе прозвали Ортилиан, от слова «ортий» – крапива. Данное растение как-то сразу прижилось на здешних полях, и оно же являлось основным продуктом, который предпочитали употреблять в пищу местные жители. Подобно тому, как беруанцы воспевали листья Ваах-лаба, кагилуанцы курили крапивные сигары, а на особые празднества вместо винотеля предпочитали крепкой крапивной настоечки. А так как жизнь здесь была сурова и безжалостна, к настойке некоторые прикладывались гораздо чаще, чем следовало бы.
Под горой люди употребляли в пищу также просперитей – личинки насекомых, которые по своему вкусу напоминали куриное мясо, но только более нежное. Некоторые даже разводили этих существ прямо в своих домах, так как огородами никто не располагал. Зажиточность кагилуанца определялась размерами его дома. Некоторые пещеры были поистине огромны, с несколькими уровнями, множеством спален и даже с погребами. Другие же напоминали проходной двор – сквозь них безнаказанно могли проходить граждане, которым надо было попасть в ту или иную часть города.
Проходных домов было много, и их жители, как правило, знали друг друга очень хорошо и постоянно сплетничали между собой. Их времяпрепровождение напоминало жизнь одной большой семьи, где родственники вместо того, чтобы с любовью и терпением относиться друг к другу, напротив, становятся непримиримыми врагами. Легко критиковать близкого, хорошо знакомого человека, чьи недостатки тебе прекрасно известны, а чужого, далекого и неизвестного, не маячащего ежедневно перед глазами, возводить на пьедестал.