Страница 14 из 56
Листку понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Это я объясняю самими обстоятельствами отравления перебежчика — прямо на допросе, от выпитого глотка воды из графина, из которого пили и другие! И если затем выясняется, что никто из заходивших в канцелярию к отравлению причастным быть не мог, то что вам оставалось предположить? Да только то, что перебежчик сам наложил на себя руки! И если добавить, что отравление произошло цианидом, который навряд ли мог оказаться в руках рядового бродяги, то у вас бы уж не оставалось никаких сомнений, что перед вами не перебежчик, а лазутчик, и все его сведения — элементарная дезинформация для введения в заблуждение относительно планов противника!
— И что же, в таком случае, изменило ваше мнение? — все тем же спокойным, умиротворяющим голосом спросил штабс-капитан.
— Новые обстоятельства, господин штабс-капитан! Обстоятельства, которые заставляют утверждать, что не было у перебежчика причин уходить из жизни. Наоборот, он пытался сохранить ее!
— Какие обстоятельства? — быстро спросил Драценко.
— У одного из братьев перебежчика, Даниил Павлович, проживающих здесь же, в Сарыкамыше, обнаружено короткое письмо. Из него явствует, что бежал он к ним, к братьям, а не к нам! И только потому бежал, что стал свидетелем разговора турецкого командующего с германским советником. Боялся расправы над армянами — вот истинная причина его появления здесь, а не желание передать информацию русским! А письмо на столе, перед вами, господин подполковник!
Подполковник опустил взгляд на стол; пальцем повертел листок бумаги…
— На турецком писано, что ли?
— На другом, видать, не мог, обучен был только турецкому… С десяти лет у них…
Драценко протянул листок штабс-капитану:
— Виктор Николаевич, взгляните, что здесь?
Ротмистра подивило, как быстро и без всяких усилий Авилов почти дословно перевел текст письма. Видать, неслучайно попал в контрразведку…
Выслушав, Драценко некоторое время молчал. Наконец, обращаясь к ротмистру уже без идиотского начальствующего тона, спросил:
— И как же письмо оказалось у брата?
— Передан контрабандистом, выходцем из Сарыкамыша. Вероятнее всего, он же и помог перебежчику пройти границу, минуя турецкие и наши позиции. Это сейчас выясняет сотник Оржанский. Он послан к командиру пограничного отряда, задержавшего армянина в районе вокзала.
Драценко вонзил в ротмистра темные глаза:
— Так, значит, сведения перебежчика все же верны? И о стратегических планах Энвера-паши обойти Сарыкамышский отряд со стороны Ольт, и об агенте в Сарыкамыше? Тогда, возможно, и перебежчика убрал он, агент? И именно за переданную информацию о нем?
В голосе подполковника вновь послышались железные нотки:
— Вы же понимаете, что он во что бы то ни стало должен быть разоблачен до приезда Государя Императора!
— Понимаю. И если армянина действительно убрал агент — а я думаю, больше некому, — то на этот счет, господин подполковник, есть одна зацепка! Дело в том, что перед смертью перебежчик успел упомянуть одну важную для нас деталь — германский полковник убеждал командующего третьей турецкой армией, что успеху стратегического плана Энвер-паши поспособствует не просто находящийся в Сарыкамыше "опытный разведчик", но агент с "Анной".
Драценко опустил голову и глянул на ротмистра из-под бровей.
— Что это, собственно, значит?
— Мы полагаем, что немец намекал тем самым Иззет-паше, что агент весьма надежный человек из русских штаб-офицеров, награжденных орденом "Святой Анны". А это означает, что если перебежчика ликвидировал именно агент, то им должен быть, во-первых, офицер, знавший, какие именно сведения сообщил армянин, а во-вторых, имеющий вышеозначенный знак отличия. А таких, по нашим соображениям, как минимум трое. Во-первых, поручик пограничной стражи Зайков, люди которого задержали перебежчика. Во-вторых, капитан Волчанов — дежурный офицер штаба, к которому тот был приведен, и, наконец, генерального штаба подполковник Лавренюк — штаб-офицер Управления дежурного генерала штаба армии, которому начальник гарнизона поручил провести подробный допрос по деталям военного плана турок. Все трое допрашивали перебежчика, и не меньше, как двое из них, имеют "Анну".
Драценко поерзал на стуле.
— И кого из перечисленных считаете наиболее вероятными?
— Проработку необходимо провести по каждому, господин подполковник. Но Лавренюка считаю в меньшей степени причастным — на допросе мы были вместе и, простите, при мне он чуть не выпил отраву. А вот по двум первым я распорядился установить негласное наблюдение. Кроме того, с поручиком в сей момент беседует сотник Оржанский — понятно, под предлогом выяснения обстоятельств задержания. Капитан же Волчанов вызван мною сюда и с минуты на минуту должен прибыть. Думаю, Даниил Павлович, что и вы бы могли поприсутствовать…
Драценко молчал долго. Потом откинулся на спинку стула и задумчиво произнес:
— Что ж… Вроде все правильно… Как думаете, Виктор Николаевич?
— Пожалуй, что правильно, — отозвался штабс-капитан.
— Ладно, ротмистр, на беседе поприсутствую… Однако ускорьте дело — забот выше крыши!
Листок кивнул и прошел к столу. Сердце его играло — кажется, обошлось!
— Разрешите?
— Давай, звони!
Ротмистр поднял трубку и прокрутил ручку аппарата:
— Алло! Мне "двенадцатого"!
С минуту пришлось ждать. Их соединили.
— Господин штабс-капитан, вновь ротмистр Листок! Я по поводу Волчанова, дежурного офицера штаба… Не могли бы ускорить его прибытие — подполковник Драценко хотел лично с ним побеседовать… Да, он у меня…
То, что он услышал в ответ, заставило ротмистра побледнеть.
— Что значит не можете? Он же дежурный офицер! Пропал? А на квартире? Посылали?
Листок помолчал.
— Адрес мне! Так… Вышлите на место офицера и ординарца капитана — сейчас буду! Предупредите пограничную стражу! Особенно вокзал! Его Превосходительству доложу по результатам…
Он опустил трубку и растерянно поглядел на Драценко:
— Волчанов пропал…
Подполковник поднялся.
— Уже понял! А точнее?
— Уже два часа, как оставил дежурство и, ничего не сказав, исчез после какого-то звонка… Дневальные без понятия, их уже допрашивали! Посылали на квартиру — она пуста.
— Неужто он и есть… Даниил Павлович? — с придыханием спросил Авилов, также поднимаясь с места.
— Все может быть… Уж очень подозрительное исчезновение!
Листок быстро взглянул на Драценко:
— Необходимо срочно организовать розыск, перекрыть все выезды из города, в квартире провести обыск, господин подполковник!
— Да, немедленно! Я сейчас в штаб — доложу в Тифлис! Очень возможно, что сведения о планах турок верны… Виктор Николаевич — займитесь личностью капитана, его связями, особенно с иностранцами! Свяжетесь с губернскими жандармами и охранным отделением! Вы же, ротмистр, отправляйтесь на квартиру и постарайтесь найти хоть что-то, чтобы указывало на его шпионскую деятельность. Пока, как я полагаю, кроме исчезновения у нас на него ничего. Немедленно докладывайте, что сыщите… Ах, да! Завтра в десять быть у Воро-банова на совещании! Все! Едем!
Яков-ординарец не успел еще закрыть за "гостями" дверь, как в нее ворвался Росляков. Весь в снегу, он затопал у порога:
— Что за погода, Яшка! Метет, как перед концом света! А что за "птицы" были? Только что отъехали?
— Бог его знает! Начальство какое-то, — сказал Яшка, берясь за веник. — Дайте, Ваше Благородие, я снег смету с одежи, а то нанесете в избу.
Уже в шинели, Листок прошел в сени.
— Вовремя, Алешка! Что у тебя? Только в двух словах!
— Похоже, Алексей Николаевич, армянин не врал, — встряхивая папаху, сказал Росляков. — Письма были. Рашид — татарин — их читал. А сапожника не застал — говорят, в Карс уехал, к родственникам.
— Тогда вот что — остаешься за меня, армянина гони в три шеи, а Оржанского срочно к пятому дому офицерского городка! Об остальном доложишь по моему возвращению. Яков, собирайся!