Страница 3 из 16
– Угу, – пробормотала, наблюдая как старушка подошла к хлипкой калитке и, просто ее толкнув, махнула мне рукой.
– Ну, пойдем, раз приехала. Пойдем, говорю, чего топчешься?
«М-да, милая старушка, однако».
Вздохнув, обернулась на свою машинку, посмотрела на мрачный деревянный дом напротив и поплелась за шустрой старушкой. Что же еще оставалось делать.
Старушка с интересным старинным именем Велислава Аристарховна помогла открыть мне дом, к моему изумлению, совершенно не воняющий затхлостью или стариной, приказала раздеваться и осматриваться, а сама утопала в свой домик за чаем и плюшками. Я же в ее отсутствие отправилась на короткую экскурсию.
Ну, что я могла сказать? Дом меня немало удивил. Он для своего вида был довольно-таки большой. Я подозревала, что внутри будет тесно, мерзко и плесневато. Ан нет. Дом состоял из четырех не слишком больших комнат, кухни, и явно где-то должен был быть вход на чердак.
У меня вообще складывалось впечатление, что хозяйка дома всего на минуту отлучилась и вскоре вернется обратно, однако со слов нотариуса я знала, что бабушка не приезжала сюда довольно давно, проживая в столице.
Согласитесь, странно.
Две комнаты здесь были за спальни. Третья – в некотором роде гостиная, а четвертая… библиотека. Вот чего я не ожидала, так это увидеть реальную библиотеку со множеством шкафов, горок с книгами, новыми и старыми.
– А, вот ты где, – услышала за спиной голос Велиславы Аристарховны. – Нашла сокровища Рады.
На этот раз я не испугалась, но удивилась тому факту, что не услышала шагов. Дом все-таки старый, и половицы кое-где скрипели. А старушка словно из ниоткуда появилась.
– Сокровища? – заинтересованно переспросила, повернувшись к ней лицом. – Рада? Это вы так бабушку назвали? Но в документах стаяло другое вроде имя.
Пожилая женщина заметно помрачнела.
– Ага, – буркнула она. – Бабку твою звали Радислава, сокращенно Рада, а меня Веля. Можешь, собственно, так меня и называть: бабушка Веля. А сокровища…
Баба Веля взглянула на полки с книгами, и в ее блеклых глазах мелькнула тоска, она поджала губы:
– Радислава читать жуть как любила. Чего только в ее архиве не найдешь. И сказки, и предания, и байки, да все что угодно. Но знаешь что, не советую сюда ночью заходить и брать книги в черных обложках.
Я изумленно вскинула брови:
– Почему?
Бабушка нехорошо хмыкнула, дергая меня за рукав куртки:
– Вот что, девка. Чай пойдем пить, там все и обговорим. Слыхала, что в ногах правды нет?
Я заторможено кивнула, покосилась на книги, с каждой минутой все острее ощущая, что с момента передачи мне этого дома начала происходить какая-то чехарда.
Только пока было не ясно, то ли я такая мнительная, то ли взаправду стоит прислушаться к своим предчувствиям чего-то нехорошего и брать ноги в руки, благоразумно уматывая в город.
Второй вариант мне нравился пока больше.
Пока бабушка Веля заваривала чай, я принесла свои скромные вещички и провиант в одну из комнат и, следуя все тому же предчувствию, залезла в нотариальный документ, а прочитав имя бывшей владелицы, недоуменно прикусила губу, хмуро посмотрев в сторону приоткрытой двери.
Согласно этому документу, бабку звали Регина, а никак не Радислава.
Велислава Аристарховна, когда я вошла на маленькую кухоньку, хозяйничала у рабочей зоны, наливая в с виду вполне приличные кружки кипяток, и что-то бормотала под нос, но что именно, я не расслышала. Остановившись в дверях, я поежилась. На кухне было сыро и как-то мрачновато.
Белые, потемневшие от времени стены, косой небольшой деревянный столик у «бутылочного окна», я не знала, как правильно называются такие окна, состоящие словно из толстенного непрозрачного бутылочного зеленого стекла. Несколько деревянных стульев, старые подвесные шкафчики, мойка, в которой стоял пластиковый таз, чтобы тарелки мыть, и старенький холодильник – вот и все убранство кухни.
Точно почувствовав или услышав мои шаги, старушка обернулась.
– А чего не переоделась? – с недоумением посмотрела она на меня. – Замараешь одежду, девка, ой, замараешь. Не жалко? Дом-то давненько не убирали, пыли-то сколько.
Пожала плечами, ставя пакет с провиантом и напитками на один из стульев, а простую воду на стол.
– Я не собиралась оставаться здесь ночевать. Вот, в пакете еда и напитки, есть пачка вафель к чаю.
Баба Веля хмыкнула, ставя чашки с блюдцами на столик:
– Ну, вафель в силу возраста мне нельзя, живот еще взбунтуется, но зато у меня есть печенье собственного приготовления, в нем точно никакой химии нет. Садись, не стой!
С подозрением покосившись на стул, посмотрела на свои черные джинсы, радуясь, что решила надеть все-таки темные, а не как сразу хотела – светло-серые, машинально провела по стулу рукой и устроила на нем свою пятую точку.
Бабка Веля присела напротив, пододвинула ко мне чашку и простое овсяное печенье. Я к нему же выложила покупное.
– Ну, рассказывай, как жила. Никто из яровцев о тебе не слыхал. Давно не слыхал. И Рада молчала. Правда, от яровцев осталось только одно название, вот еще лет десять назад было аж одиннадцать человек.
Я хмыкнула. Целых одиннадцать, много-то как.
– А вот лет двадцать назад было еще на порядок больше. Но кто сейчас в деревнях-то живет? Все в город хотят, ближе к благам церлевизации.
– Цивилизации, – машинально поправила я.
– Ну, а я что сказала? Так, не сбивай меня! Я и говорю, странно, что Рада ни разу о тебе не упоминала. Вот о Саньке, дочке ее шебутной, это да. Постоянно стенала, что дочь упустила, и та, укатив в город, принесла в подоле дитя. Стыдно ей было за дочь – жуть. И в кого такая уродилась? Рада-то девка скромная была, кроме покойного мужа и никого не видела.
Пораженно замерла, с изумлением уставившись на бабку. Та сидела и спокойно попивала чай так, словно минуту назад говорила о погоде или милых котятах, а не несла какую-то несусветную чушь.
Хотя, возможно, я все-таки была права, и бабка, чей этот дом, не моя родственница. Ну, и отлично. Я даже вздохнула облегченно. Чужого мне было не нужно.
– Вы ошиблись, – ровно произнесла я. – У моей мамы был муж, мой отец, и она умерла после моего рождения. Папа умер в больнице.
Не мешкая, спокойно поднялась, приставляя стул к столу.
– Похоже, ошибся и нотариус, я и моя погибшая семья не имеем отношения к этому дому и женщине, что здесь жила. А мне уже пора, спасибо за чай.
Я уже было развернулась, собираясь забрать свои вещи и свалить из этого места, как была остановленная командным тоном Велиславы Аристарховны:
– Стой, девка. Ни в чем я не ошиблась. Сядь и послушай, что я скажу! А после будешь делать свои выводы. Только мертвы уже все, истинной правды не узнать, но я расскажу, что знаю со слов Рады.
Повисло молчание.
Баба Веля спокойно ждала, пока я приму решение, а я… А что я? Я застыла, не зная, как поступить. По сути, мне не был нужен ни этот дом, ни та «правда», что хотела поведать мне непоследовательная в своих словах, настырная старушка, но интерес, увы, был. Да и верить ли в то, что она скажет, решать было мне.
Вздохнув, вернулась на место и в упор посмотрела на как-то противно ухмыльнувшуюся бабку. Ну, или после всего, мне это попросту показалось.
– Хорошо, я вас слушаю.
По рассказу бабы Вели выходило, что моя мать Александра с матерью до семнадцати лет прожила в этом поселке, и росла, мягко говоря, оторвой. То подстраивала всякие каверзы взрослым, и бывало, что злые. То с мальчишками на сеновале зажималась, а кто-то видел, как она топила новорожденных котят. А ввиду того, что у девочки были необычные глаза: один темно-коричневый, почти черный, а второй льдисто-голубой, то ее звали местной ведьмой.
Услышав это, расхохоталась:
– И вы верите в то, что мама из-за дефекта глаз была ведьмой? Может, и я тоже в таком случае ведьма?
Повернула голову, взглянув в местами почерневшее зеркало, висевшее на двери. Оно отразило чуть бледноватую девушку с красными, до груди, вьющимися на концах распущенными волосами, слегка вздернутым носиком, сейчас поджатыми чуть припухлыми губами и разноцветными глазами. Один глаз красно-коричневый, а второй ярко-синий.