Страница 22 из 27
— Здесь также не упоминается ее татуировка, — сообщил я, заканчивая читать документ. — Это подделка. Ничто другое не имеет смысла.
— Тогда кто, черт возьми, похоронен в ее могиле?
— Мы собираемся это выяснить.
— Блядь, — прошептал я, уставившись на руку девушки в гробу. Она уже разлагалась, но шокирующим было не это.
Ее татуировка была ненастоящей. Она была нарисована наспех и выцвела по мере увядания кожи. Не только это, но и название было написано неправильно. На колене не было ни шрама, ни родимых пятен, даже намека на все это. И блядь кто-то покрасил ее волосы, чтобы они были под стать Стефани, так как кончики волос отличались.
Кто, черт возьми, это сделал и почему?
— Это неудачная работа. Эта татуировка — имя младшего брата Стефани, который умер более десяти лет назад от лейкемии. Она почти никогда не говорила об этом, но я много раз видел ее татуировку. И это точно не она.
— Тогда это не твоя девушка.
— Нет. Это не она. — Теперь я это знал. У меня были доказательства.
Мне нужно было найти свою девушку еще вчера. Все это время, она, вероятно, думает, что я бросил ее. Боль разлилась по моей груди, когда я подумал обо всем том времени, которое мы потеряли вместе. Но хуже, намного хуже была мысль о том, что кто-то причиняет ей боль все это время, а меня нет рядом, чтобы остановить это.
— Девушка в гробу нуждается в опознании. Я могу помочь с этим.
Кивнув, я позволяю Твичи забрать останки. Они мне сейчас уже не нужны. Пришло время мне отправиться на поиски последнего кусочка в этой головоломке. Русским, ответственным за все эти преступления и забравшим у меня мою девочку. На остальную часть этого? Мне насрать.
Единственное, что имеет значение, это то, что это была не Стефани.
Моя девочка не была мертва. Кто бы это ни была, она не была моим светом и воздухом. Моя звездочка все еще дышала, и она ждала, когда я найду ее.
Где-то в мире моя Стефани все еще была жива.
Стефани
— Заткнись нахуй! — Закричал русский, затем я услышала звук, похожий на пощечину, и девушка за моей дверью заплакала. Она была безликой, безымянной, незнакомкой, которую использовали, а затем сломали, прежде чем отправить куда-то еще. За последние четыре месяца я слышала этот голос несколько раз. Нескольким русским нравилось заходить в подвал и “пробовать новый продукт”. Девушек, которых похитили, как меня, и отвели вниз, чтобы они ждали участи, которой никто из них не мог избежать. Однако этот человек был чистым злом.
Я слышала, как другие называют его Резников.
Из-за незакрепленных кирпичей на уровне моих глаз в стене я могла видеть длинную очередь девушек, ожидающих его осмотра. У него было мало терпения, и когда кто-то из них плакал, хныкал или умолял, он бил их. И все это было, если он был великодушен. Если он был раздражен или спешил, он выбирал одного из охранников, который повалит ее и изнасилует на глазах у остальных.
Девушка, получившая пощечину, молча плакала, когда он кивнул головой в ее сторону.
— Бордель.
Ее схватили за руку и потащили наверх, пока он продолжал свою оценку. Резников остановился перед миниатюрной рыжеволосой девушкой. Он приказал ей открыть рот, а затем покачал головой.
— Она больна. Избавься от нее. — Слова были произнесены так спокойно, что было трудно осознать, что он приказал убить ее без каких-либо эмоций вообще.
Рыжая попыталась убежать, и ее поймал один из русских головорезов, который так сильно ударил ее по затылку, что она упала. Ее тело подобрали и отнесли наверх. Примерно через минуту я услышала приглушенный выстрел и вздрогнула, закусив губу, чтобы не издать ни звука.
Я молча прикрыла рот руками, дрожа от жестокости, которой страдали эти девушки, и от того, насколько я была близка каждый божий день к тому, чтобы стать одной из них. Я не была уверена, почему меня пощадили. Мои похитители не были добрыми людьми.
Все, что я знала, это то, что я еще не стала жертвой, и я не планировала позволить этому случиться. Я подчинилась правилам. Я хранила молчание, пока моя душа взывала к страданиям невинных. Каждую секунду дня я мысленно отмечала, что здесь произошло, чтобы, когда я сбегу, я смогла бы свидетельствовать против этих насильников и убийц заставляя их заплатить за свои преступления.
До сих пор меня всего несколько раз толкали и били, но никогда не подвергали сексуальному насилию. Было ужасно осознавать, что меня держат в месте, где подвергают женщин многочисленным изнасилованиям, и я никак не могу им помочь. Хуже того, что и я могу стать жертвой в любой момент. Я думаю, что страх был всем тем, на чем процветали мои похитители. Два засранца были в восторге от того факта, что я никогда не выходила на свет чаще одного раза в неделю. Я несколько раз пыталась убежать, и это привело только к избиению. Теперь я ждала того дня, когда я стану девушкой, которую поставят перед русским. Это был мой личный кошмар. Я должна была верить, что не застряну здесь навсегда. Я не могла умереть в этой комнате с выцветшими кирпичными стенами и холодным бетоном. Это была тюрьма, камера, предназначенная для того, чтобы держать кого-то спрятанным у всех на виду.
Русский никогда не задерживался здесь надолго. Неудивительно, что никто из мужчин никогда не сосредотачивался на своем окружении. Когда вы были по другую сторону стены, было очевидно, что здесь есть что-то еще. Конечно, мои похитители поставили перед моей дверью тележку на колесиках, полную всякого хлама, поэтому всегда казалось, что эта комната пуста или недоступна. Возможно, таких мужчин не волновали детали, которые не влияли на их прибыль. В конце концов, продажа людей была прибыльной.
Деньги были всем, о чем они заботились, и если им удавалось трахать девушек и вымещать свои развратные фантазии на тех, кто не мог дать отпор, тогда не было необходимости заботиться о том, что происходит, кроме как набивать свои толстые кошельки. Вина даже не на этих мудаках. Это единое требование сексуального рабства. Если бы это не было так прибыльно, то схемы бы не существовало. По крайней мере, не в таком грандиозном масштабе. Торговле людьми никогда не будет конца, пока люди не перестанут хотеть порабощать других.
Испытывая отвращение, я тихо отползла к самой дальней стене и опустилась на пол, обхватив руками колени. В течение следующего часа я игнорировала крики и мольбы, удары по плоти и осознание того, что Резников выбирал девушек, которых хотел, а остальных оставлял на “растерзание” паре своих приспешников.
Мои похитители вернулись, когда все почти закончилось, и я знала, что у них были свои очереди, они наслаждались бесконечной чередой девушек, которыми они всегда пользовались. Неважно, что это было изнасилование, даже если девушки были без сознания или неспособны дать отпор. Возможно, это возбуждало даже больше некоторых из них.
Я зажала уши руками, и отвлеклась, позволив своим мыслям вызвать в воображении более счастливые дни. Окна из грязных стеклянных блоков в верхней части внешней стены демонстрировали разноцветные нити мерцающих огней. Я едва могла уловить больше, чем несколько дюймов мира за пределами моей тюремной камеры, но этого было достаточно. Небо потемнело, и эти драгоценные, прекрасные огни вернули меня в прошлый сочельник и волшебную ночь, которую я провела с Тенью.
Мое сердце дрогнуло, а глаза наполнились слезами. Я с трудом могла сглотнуть, потому что комок в моем горле был таким большим и тугим, что я задрожала, наконец, сделав прерывистый вдох. Ровный, жесткий его голос врезался мне в память. Его нежное, любящее прикосновение. То, как он ухмыльнулся, когда опустил голову между моих ног и коснулся моего тела способами, о которых я и не подозревала, что это возможно.