Страница 70 из 77
— Покормишь? — почему-то такая реакция меня слегка раздосадовала.
— Конечно.
Она быстро подсуетилась и поставила передо мной тарелку дымящегося жаркого. Я приступаю к еде, а Хельга присаживается рядом, прослеживая вены на моём лице с непонятным выражением глаз.
— Боишься? — усмехаюсь.
— Мне жаль, — она встала, обогнула стол и подошла ближе, провела пальцем по одной из линий на моей щеке. — Почему именно вы?
— Сам задаюсь этим же вопросом, — на мгновение мне хочется прижаться к её руке, ощутить тепло. Но делаю я абсолютно противоположное, отстраняюсь и принимаюсь жевать. — Наверное, лезу всё время туда, куда не следует.
Хельга кладёт руку мне на голову, осторожно гладит по волосам. Только на этот раз её прикосновения не несут тепла, они обжигают. Я внезапно чувствую острую тошноту и ком, подкатившийся к горлу. Срываюсь с места, с грохотом опрокидывая стул, бегу в туалет. Там над унитазом меня выворачивает съеденным. Тело покрывается липким потом, меня на мгновение омывает страхом. Что это? Я не могу переваривать нормальную пищу? Или просто последствие болезни, от которой организм ещё не может оправиться?
Сплевываю, поворачиваюсь к раковине. Включаю кран и пригоршнями набираю холодную воду, погружая в неё лицо. Умывшись, поднимаю глаза на зеркало и холодею, потому что кажется, что на мгновение в отражении блеснули вертикальные зрачки. Но стоит только моргнуть, как всё приходит в норму. Галлюцинация? Или Олдон с его медиками ошиблись, и я мутирую?
Отбросив смятое полотенце, возвращаюсь на кухню. И останавливаюсь на пороге, видя сидящего за столом Рэда. Отец окидывает меня мрачным взглядом, поднимается мне навстречу.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю хрипло.
— Дожидаюсь блудного сына, — кривится Рэд.
Его взгляд неспешно перемещается по моему лицу, он медленно тянет ко мне руку, осторожно касается щеки.
— Меня инфицировали, — говорю коротко. — Но пока для других опасности не представляю.
— Пока? — отец щурится.
— Я попросил Калума присматривать за мной, но, боюсь, один он не справится, — прямо смотрю в стальные глаза. — Ты поможешь ему?
Рэд молчит, но я вижу, как двигаются его желваки.
— Я не позволю, чтобы ты кому-нибудь навредил, — тихо, но твёрдо выговаривает он.
— Спасибо, — благодарю совершенно искренне.
Отец пожимает моё предплечье и уходит, а я вижу за его спиной Хельгу с плащом в руках.
— Уже поздно, я пойду, — говорит она тихо.
— Ты разве не тут живёшь? — поднимаю брови в удивлении.
— Моя дочь, она… — Хельга неопределённо махает рукой.
— Я понимаю, что ты за неё беспокоишься, но сама же видишь, мы не навредим ребёнку, — качаю головой. — Я провожу тебя, не следует одной бродить по тёмным улицам.
— Это необязательно, — тут же вскидывает голову Хельга. — Вам надо отдыхать.
— Сегодня я уже не усну. Всё равно бы пошёл бродить по улицам, так хоть что-то полезное сделаю.
Такое объяснение Хельгу слегка успокаивает, но она всё ещё смотрит на меня с сомнением. Я же просто натягиваю шлем и выхожу из дома. Ей ничего не остаётся, как последовать за мной.
Я уже достаточно изучил этот городок, чтобы без подсказок Хельги найти путь от общежития до её дома в тёмном тупике. Но стоит нам туда свернуть, как меня накрывает плохим предчувствием: дверь распахнута, хотя, судя по выражению лица Хельги, так быть не должно. Она пытается броситься вперёд, но я её останавливаю, прикладывая палец к губам. Первым приближаюсь к дверям и внезапно понимаю, что в доме есть живые существа. Именно так, я их чувствую. Пульсацию самой жизни внутри них, их энергию. А ещё я умудряюсь слышать их голоса:
— Где её носит⁈ Не дождешься, пока вернётся эта потаскуха!
— Не надо… Нет, дядя… — дочь Хельги хлюпает носом и просит жалобно, почти шёпотом, сил на крик нет то ли от слабости, то ли от сковавшего страха.
— Люблю помоложе, — мерзкий, полный какой-то гнили голос вторит своему напарнику.
Чувствую, что меня аж трясёт от отвращения. Поднять руку на ребёнка — это одна статья в моём личном кодексе того, за что следует убить. А то, что эта мразь собирается сделать…
— Стой тут, — приказываю Хельге.
Сам тенью проскальзываю в дом, мягко ступая дохожу до кухни. Там беззастенчиво роется в чужом холодильнике мужик, находящийся сейчас ко мне спиной. А его приятель стоит на коленях, одной рукой пытается стянуть штаны, а второй тянется к прижавшейся к стене белокурой девочке, чьи огромные голубые глаза полны ужаса. Она настолько оцепенела, что даже не думает куда-то бежать, только поджимает ноги, пытаясь сжаться в комочек и оказаться как можно дальше от грязной протянутой ладони. Последней каплей для меня стало то, что у малышки была разбита губа. Кто-то из этих тварей ударил её.
Тормоза слетают сразу и напрочь, грудную клетку прорезает изнутри болью, внутри поднимается шторм. Но на этот раз я даже не пытаюсь себя сдерживать. Прыгаю вперёд, вонзаю пальцы в шею стоявшего на коленях и вырываю кусок плоти. Тот заливается кровью и, булькая, заваливается на пол. Шаг ко второму, который ещё ничего не успевает понять, и я сжимаю его голову до тех, пока она не лопается как перезрелая тыква.
— Мама внизу, беги к ней! — кричу девочке.
Она наконец выходит из оцепенения и кидается прочь.
— Вот и хорошо, — выдыхаю, чувству в себе странный скачок энергии.
Поднимаю окровавленную руку, засматриваюсь на то, как по ней стекает тягучая красная жидкость. Капля за каплей. Не удерживаюсь и спонтанно облизываю ладонь. Чувствую странное удовлетворение, но на этом всё. Сознание гаснет в один миг, как будто кто-то дёрнул рубильник. Темнота наступает мгновенно, я ничего не успеваю даже подумать, не то что сделать.
Прихожу в себя от того, что яркий свет проникает сквозь сомкнутые веки. Понимаю, что лежу на полу. Приподнимаюсь на локтях и чуть не падаю обратно. Вскакиваю, чувствуя лёгкое головокружение, но это меня сейчас совершенно не волнует. В отличие от того, в окружении чего я просыпаюсь.