Страница 6 из 25
Увлекшись, я приблизилась к ближайшему столбу и неспешно обошла его по кругу. Затем прижала ладонь к холодной поверхности, немного постояла так и отступила, продолжая следовать взором до самого верха, где пытались пробить дорогу к земле солнечные лучи.
– Что ты чувствуешь, Ашити, когда видишь их?
Голос Рахона прозвучал неожиданно, и я вздрогнула. Он протянул мне глиняную флягу с водой. Вновь поблагодарив, я сделала несколько глотков, вернула флягу и опять посмотрела в самую высь.
– Почему солнце не спускается ниже? – спросила я, не глядя на пятого подручного.
– Потому что это Его земля, – ответил илгизит. – Он сотворил всё это.
– Илгиз? – уточнила я.
– Ты не смеешь называть нашего Покровителя по имени, пришлая, – донесся до меня голос Акмаль.
– Вы же смеете называть по имени Создателя этого мира и вашего Отца, – пожала я плечами. – Непочтение детей не может искупаться почтением последователей. – Затем обернулась к Рахону и спросила уже у него: – Значит, Каменный лес создал Илгиз?
– Да, – кивнул пятый подручный. – Оглянись, Ашити, разве ты не чувствуешь трепет от величия этого места?
– Величие? – переспросила я и действительно еще раз обвела взглядом пространство, а после опять посмотрела на илгизита. Он ждал ответа, а я думала, что же мне сказать.
Чтобы поддержать между нами доверительные отношения, надо было бы согласиться, однако душа протестовала. То, что я видела, было лишь жалкой потугой превзойти старшего брата. Что сотворил Илгиз? Он испоганил, должно быть, некогда цветущие земли, как те, на которых жили тагайни. Болота вместо чистых озер, растительность, которой не дано налиться соками и ласкать своим видом взор. Уродливые кровожадные твари, лишенные дара слова вместо людей, полных чувств и желаний. И наконец, эти столбы. Что они такое? Монумент своему создателю? Нечто начатое и не доведенное до конца? Или же попросту единственное, что ему удалось, потому что Илгиз повелевает камнями? Впрочем, как раз столбы и вправду впечатляли.
– Столбы и вправду впечатляют, – повторила я свою мысль вслух. – Что они символизируют?
– Символизируют? – переспросил Рахон.
– Что означают? – пояснила я. – В чем их смысл? Что призваны показать?
– Величие нашего Покровителя, – снова влезла махари. – Тебе, пришлая, не понять.
Пятый подручный неодобрительно покосился на нее, а после произнес:
– Они основание и опора свода. Ты вошла в мир, созданный нашим Покровителем.
– Мир в мире? – уточнила я. – Но, выходит, он не создан, а лишь преобразован из уже созданного, верно? Илгиз внес свои изменения в творение своего брата, я правильно понимаю?
Рахон поджал губы, смерил меня непроницаемым взглядом и, заложив руки за спину, отошел, бросив на ходу:
– Мы уходим, Ашити.
– Хорошо, – ответила я, в последний раз посмотрела на солнечное небо и направилась за своими похитителями.
Мы шли в молчании. Особой поклажи не было, если не считать пары наплечных сумок, которые несли Рахон и неразговорчивый илгизит. Первым вышагивал пятый подручный, за ним шла махари, я за ней, а замыкал шествие воин – так я решила его называть. Я прислушивалась к звукам этого подгнившего мирка, но тишину почти ничего не нарушало, несмотря на дневное время. Не было птичьих криков, не шуршал опавшими листьями зверь, даже ветра я почти не ощущала.
Не имея иного занятия, я углубилась в размышления. Впрочем, они были праздными. Я не обдумывала что-то важное, просто вспоминала слова Рахона о Каменном лесе. И чем больше думала, тем меньше понимала, что привлекает людей в таком покровителе, как Илгиз. Жалкие потуги его выглядели смешными рядом с деяниями старшего брата. Белый Дух создавал жизнь, его брат – лишь ее подобие. Я сомневалась, что здесь обитают существа хоть немного симпатичнее черына. Может, они и были разумны, но в это верилось с трудом. Впрочем, заботу о своих созданиях он все-таки проявил, натыкав столбов, которые поддерживали некий свод, не позволявший проникать в этот маленький мирок солнечному свету, а яркий свет местные твари не выносили, что показал пример с факелом. Однако без солнца чахли и умирали растения, а значит, однажды тут не останется ничего, кроме болот, тварей и каменных столбов. Неприятное место.
– Рахон, – позвала я пятого подручного. – Ты ведь не опасаешься существ, которые здесь обитают?
– Не опасаюсь, – ответил он. – Никому из нас, кроме тебя, они не страшны. На нас знаки Покровителя.
Акмаль полуобернулась и насмешливо поглядела на меня. Я лишь фыркнула, вновь не сраженная ее значимостью. Но мне вспомнилось иное, и потому следующий вопрос я задала уже махари:
– Почему ты хотела иметь много братьев, Акмаль?
Теперь она развернулась ко мне лицом, но не остановилась, а продолжала идти спиной вперед. Я пояснила:
– Ты говорила Эчиль, что сестры – ничто, ты хотела иметь много братьев. Почему? Тебя обижали и ты видела в них защиту?
Махари приподняла брови, а после рассмеялась. Теперь она вновь шла, глядя вперед, а я смотрела на ее затылок. Мне подумалось, что женщина не ответит, однако она заговорила.
– Не было глупцов, кто бы осмелился обидеть дочь великого махира. Ко мне относились с почтением. Все прислужники и воины склоняли головы, – закончила она со знакомой заносчивостью.
– Тогда почему?
Акмаль снова бросила на меня взгляд искоса.
– Да, я видела в братьях защиту, но не там, где ты думаешь, – сказала она. – Я – надежда отца, только я могу дать ему то, что он хочет. И если бы у меня были братья, то их бы воспитали как мою охрану. Они были бы лучше иных воинов, потому что нас бы связала кровь.
Кивнув ей в спину, я все-таки возразила:
– Я думаю, ты ошибаешься, Акмаль. – Она обернулась, и я продолжила: – Дети одного отца, и он делает выбор в пользу ребенка, который кажется ему наиболее полезным и нужным. Возвышает его, а остальным велит служить избраннику. Кто-то выполнит наказ, а кто-то затаит злобу. Ревность способна создать брешь в такой защите, соперничество и ненависть. То, о чем ты говоришь, возможно, но если не делать между детьми различия, растить на равных, вкладывая им в голову нужную идею. Но ты привыкла считать себя выше других, уверилась в великом предназначении и потому видишь в братьях прислугу, но не ровню. Нет, в таком случае рядом с тобой были бы враги, а не защита.
– Откуда тебе знать, пришлая, – фыркнула махари.
– Это всего лишь размышления, – я пожала плечами. Однако у меня был еще вопрос. – Я еще кое-что не могу понять. Вы убили почти всю семью, чтобы заполучить их имена, подготовили неплохую легенду. Собрали вокруг себя охрану и помощников, которые тоже успешно осели в Иртэгене и неподалеку. Тагайни вам сами помогли своей доверчивостью. Но вот что не дает мне покоя. – Теперь и Рахон обернулся. – Почему вы были так слабы в мелочах? Эчиль завела с тобой разговор о детстве, но ты даже ничего не смогла придумать, чтобы обмануть. Просто отговаривалась, да вот про братьев сказала. И Хазма тоже. Я просила ее рассказать о детстве дочери, но она отвечала так, что возникало только еще больше вопросов, потому что по всему выходило – мать не знает дочери. И как же было не заподозрить неладное? Если уж и не причастность к отступникам, то нечто дурное в прошлом, что не позволяет открыться. Почему, Акмаль?
– У меня было другое детство, – ответила она, не оборачиваясь.
И я вдруг поняла!
– Вы не знали, во что и как играют дети в таганах? Вам попросту не о чем было говорить? Так?
– Жизнь выродков Урунжана нам неинтересна, – с раздражением ответила махари, и я хмыкнула:
– Ого. Как-то грубо ты отзываешься о своих братьях и сестрах. Выходит, и о себе.
– Мы не имеем с ними ничего общего! – рявкнула Акмаль, и я возразила:
– По убеждениям – правильно. Они – преданные дети своего Отца, вы – отступили от веры. Однако и ваши предки были созданы Белым Духом. Зачем же так говорить о своих корнях?
Махари порывисто обернулась и нацелила на меня палец: