Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 25



– А дочь?

– Дочь нас дождется, – несколько резко ответила Акмаль. – Танияр не оставит Белек.

– Не оставит, – согласилась я.

Спрашивать, почему махари не забрала дочь с собой, не стала. И бежать с ребенком на руках неудобно, и эта дорога не для маленькой девочки. Каменный лес, Иссыллык, этот грот. Так что осуждать мать, которая оставила дочь на знакомом ей подворье, где позаботятся и дядя, и первая жена, и прислуга, смысла не имело. И я не осуждала. Только снова подумала, что мы вырастим младшую дочь Архама достойной дочерью Белого Духа. Белек была в надежных руках. Но и этого я, разумеется, говорить не стала, как всё остальное, о чем успела промолчать.

– Не хочу есть, – вдруг произнесла Акмаль и, улегшись на своем тюфяке, повернулась ко всем спиной.

Рахон перевел взгляд на меня. Я прислушалась к себе. Усталость была неимоверной, и голода за ней я тоже особо не ощущала, но решила, что подкрепить потраченные за долгий день силы не помешает.

– Я буду, – ответила я на невысказанный вопрос илгизита.

Он кивнул в ответ и больше на меня, кажется, внимания не обращал. И пока до меня никому не было дела, я вернулась к входу в грот и застыла тут, продолжая вглядываться во тьму. Я видела черные силуэты скал впереди, чьи верхушки упирались в звездное небо, и старалась не думать о том, что завтра мы пойдем через них. Переход должен был быть трудным и тяжелым… Впрочем, этот путь был мне неизвестен, может, всё не так и плохо.

Но об этом я узнаю завтра, а сейчас, закрыв глаза, мысленно перенеслась на благословенную землю Айдыгера, где шумели зеленые леса. Где луга были покрыты сочной травой и цветами, где несла свои воды серебристая Куншале, и где остались близкие и ставшие дорогими мне люди. Но главное, там осталась моя душа, и она витала сейчас рядом с мужчиной, для которого билось мое сердце.

Как он там? Что делает в эту минуту? Тоскует ли по мне так же сильно, как я по нему? Наверное, да. Наши чувства созвучны друг другу. Но в чем еще я была уверена, так это в том, что миновавший день был прожит моим супругом не впустую. Получив от меня неизвестные в уравнение, дайн уже приступил к его решению. И каким путем пойдет ясный разум Танияра, я не бралась сказать. Ему не требовалось подсказок и наставлений, всё это наш правитель получил еще в период обучения. Теперь же стремительно двигался вперед, освобождая скрытое в нем, что было недоступно многим в Белом мире из-за закоснелости убеждений. Дайн Айдыгера шел собственным путем, и я была счастлива идти рядом с ним, быть соратником, помощником, другом, а главное, любящей его женщиной.

– Однажды я вернусь к тебе, – прошептала я, открыв глаза. – Однажды мы соединимся, и уже никогда наши пути не разойдутся. Танияр…

– Ашити.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась и увидела Эмселаха. Он стоял за моей спиной и держал в руке миску с варевом. После протянул ее мне и, не дожидаясь какого-либо ответа, развернулся и ушел к костру. Я посмотрела на глиняную миску в своих руках, усмехнулась и последовала за учеником пятого подручного.

Акмаль, казалось решившая спать, уже ела. Она подвинулась ближе к огню, скрестила ноги и сосредоточенно работала ложкой, глядя в свою миску. Разговаривать она, похоже, была не настроена. Впрочем, никто и не заговаривал с махари. Рахон ел свою порцию, Эмселах, взяв свою миску, отошел в тень и устроился там. Я присела на тюфяк, зеркально отобразила позу Акмаль и принялась за ужин.

– Завтра дорога будет лучше, – неожиданно заговорил Рахон. – Во второй половине дня мы придем в Дэрбинэ, там переночуем, а следующим утром отправимся в Даас.

– Почему не завтра?

– Если завтра пойдем, то подниматься придется в темноте. Опасно, – ответил пятый подручный.

– Понятно, – кивнула я и продолжила трапезу.

И снова его дар бессилен. И вроде бы родные места, дорога, известная до мелочей, но идти опасно. Очередные жуткие создания Илгиза, которых нельзя трогать? Хотя… Это же путь в самое сердце Дэрбинэ, в вотчину великого махира. Возможно, подъем в этот каменный город и вправду сделан настолько неприступным, что даже свои не могут пройти по нему, когда им заблагорассудится. Даже любопытно увидеть этого «патриарха» и оценить его возможности. Впрочем, поглядеть было интересно не только на каменный Даас, но и на поселения на равнине Дэрбинэ, как и на столицу илгизитов с тем же названием. Но только в целях расширения кругозора и не больше.

– Наелась, – ни на кого не глядя, произнесла Акмаль, вырвав меня из размышлений. – Буду спать.

– Не оставит тебя своей милостью Покровитель, – ответил ей Рахон.

И я тут же полюбопытствовала:

– То есть вы отвергаете и прочих духов, не только Создателя?

– Они на стороне Урунжана, – ответил пятый подручный.

– А Великую Мать?





– Мы чтим Мать, – сказал Эмселах. – Она родила нас и всё, что видно глазу.

– Как интересно. – Я отставила опустевшую миску и подтянула колени к груди. После обняла их руками и продолжила: – Значит, вы отвергаете Белого Духа, своего создателя, но Илсым все-таки отдаете должное.

– Да, Урунжан слепил первого человека из снега, – мягко произнес Рахон, – но вдохнула в него жизнь Праматерь.

– Урунжан слаб, он не смог сам оживить свое творение, – чуть высокомерно сказал Эмселах. – Наш Покровитель свои создания оживил без помощи Илсым.

– Может, поэтому они такие… – я чуть помедлила, пытаясь подобрать слово, – неказистые?

– Что ты хочешь сказать? – прищурился Рахон.

– А ты находишь их милыми? Может, полезными? Какая польза от черына? Или от нэри? Разве что в ползуне можно найти некую прелесть, потому что он чуть не сожрал Селек, но в остальном? Белый Дух создал этот мир, наполнил его жизнью, и она прекрасна. А люди? Он дал вам дар слова, дар мысли, дар чувств. Всё это он вложил в снежную фигуру, в которую Илсым через рождение вдохнула жизнь. А что же создания Илгиза? Те, что живут в Каменном лесу, не выживут нигде более, если там нет сумрака. Ты, Рахон, можешь встать и обойти всю землю, можешь растянуться на траве и, глядя из-под ресниц на ласковое солнце, мечтать, а дано ли это черыну? Всё, что у него есть, – это голод. Верно? Вот и выходит, что творения Создателя прекрасны и не имеют изъяна в своей изначальной задумке. Порождения же Илгиза бесполезны, жестоки и опасны даже для вас, его последователей. Возразишь?

– Ты не собьешь нас с истинного пути, – отчеканил Эмселах.

– Стало быть, ты признаешь мои слова справедливыми, – заметила я.

– А я говорила, – с издевкой произнесла Акмаль, успевшая лечь, – ей нельзя позволять говорить. Она умеет смущать разум.

Я посмотрела на Рахона и ждала, что скажет он, но пятый подручный пока молчал. Он рассеянно ворошил угольки в костерке и, кажется, даже не замечал нашего разговора. И все-таки мне было любопытно, что думает приближенный великого махира, стоявший пятым в череде из сотен других одаренных.

– А ты что скажешь, Рахон? – не выдержала я.

Он поднял на меня взгляд и улыбнулся.

– В твоих словах есть правда, Ашити, – сказал илгизит. – Но кто знает, что было до первых людей? Сколько попыток Урунжана были неудачны? Однажды Покровитель сравняется и превзойдет своего брата, а мы поможем Ему своей верой и силой.

– Как и Архаму, – вставила махари. – Он тоже однажды превзойдет своего брата.

– Любопытная аналогия, – усмехнулась я и поглядела на нее. – Акмаль, он знал о том, что мать служит вам?

Она отвернулась и буркнула:

– Нет.

И тогда я опять поглядела на пятого подручного:

– Рахон, расскажи, что говорил Архам, когда ты уводил их?

– Ничего не говорил, – ответил илгизит. – Молчал всю дорогу.

– Как он тебе показался? Каким был?

– Хмурый, неприветливый. Но за матерью шел послушно. – Рахон ненадолго замолчал, а затем произнес: – А вот она говорила много. Сначала-то тоже помалкивала. Потом мне нашептывать стала, что я должен сказать Алтааху, как много они с сыном для нас сделали. Перед махиром заискивала и всё кланялась, сказок рассказала больше, чем открыла правды. Куда ни глянь, а везде Селек молодец. И то ей удается, и это. А то, что бежать пришлось, так всё проклятый Танияр со своей пришлой. Много она себя и Архама хвалила, еще больше грязных слов о тебе с твоим мужем сказала. Шаманку вашу тоже не забыла.