Страница 5 из 72
— В ходячих мертвецов они вряд ли поверят, — я помотала головой. — А вот в убийство — более чем вероятно. Мертвый министр тому доказательство, — сказала я, снова подливая коньяк. Меня удивила Димина рассудительность. Для душевнобольного он мыслит слишком здраво. Хотя, откуда мне знать, что думают душевнобольные?
— Тогда нам нужно валить. И чем быстрее, тем лучше.
— Дим, так нельзя. Нас потом найдут, будет еще хуже. Неужели ты не по…
Я не договорила. Запах — вот что заставило меня замолчать. Комната мгновенно наполнилась тяжелым запахом разлагающегося тела. Запахом гнили. Тошнотворно-сладким. К горлу подкатила волна тошноты.
Из коридора послышались шарканье ног и хрипение. Мы с Димой застыли на месте, в тягостном ожидании чего-то неизвестного, предчувствуя неотвратимую опасность. Запах стал сильнее, звуки ближе. Через мгновение в комнату вошла Дарья Прокопьевна — уборщица.
Она выглядела омерзительно: кожа светло-синяя, как у покойника; глаза невидящие желтые; редкие зубы были красные от крови. Уборщица медленно двигалась, шаркая ногами, будто сильно устала, и издавала странные хрипяще-бурлящие звуки, заливая кровью изо рта светлый линолеум.
Вне себя от ужаса, я инстинктивно попятилась. Я смотрела на Дарью Прокопьевну и не могла поверить своим глазам. Мой коллега оказался более решительным. Он подскочил. Схватил стул. Бросил его в женщину. Та слегка покачнулась, но продолжала медленно надвигаться на нас.
Дима взял биту и приготовился защищаться. С диким ужасающим рыком уборщица набросилась на парня. Я закричала. Дима отталкивал Дарью Прокопьевну битой, стараясь держать ее на расстоянии. Казалось, она вот-вот его схватит.
Но тут в комнату ворвалась Анна Маратовна — наш директор.
Выглядела она воинственно: короткие черные волосы с ассиметричной челкой торчали в разные стороны; рубашка с вертикальной полосой порвана в нескольких местах и чем-то испачкана; в руках угрожающе качнулся топор, который она Бог весть где взяла.
Анна Маратовна — женщина внушительной комплекции, но активная и подвижная — залетела в комнату, не говоря ни слова, и одним ударом разнесла уборщице голову. Комната отдыха превратилась в комнату страха: всюду кровь, выбитые зубы, части мозга, медленно сползающие по стене.
Все это было до того жутким, что казалось нереальным ужасающим сном, из которого невозможно выбраться. Может, я все еще спала?
— Ой, Дима!
Неуклюжий Дима наступил мне на ногу, когда метался по комнате, убедив меня в реальности происходящего.
— Ай да Анна Маратовна! Ай да молодец! — закричал обрадованный парень, держа в одной руке биту, другой зачесывая свою густую шевелюру назад. Голубые глаза лихорадочно блестели, лицо покрылось крупными каплями пота.
Директор перекладывала топор, испачканный внутренностями уборщицы, с одной руки в другую. Она повернулась ко мне:
— Вы не ранены?
Я покачала головой.
— Что тут происходит? — спросила я, надеясь, что хоть директор сможет прояснить ситуацию.
— Какая-то херня, — только и ответила Маратовна, нахмурившись, — надо идти. Поговорим, когда выберемся отсюда.
Нам с Димой два раза не нужно было повторять — мы как по приказу двинулись за Маратовной. Когда мы шли по направлению к выходу, тишину, царящую в здании, разорвал крик, леденящий кровь. Кричала девушка. Я не могла разобрать, кто именно. Тут же послышалось противное рычание, от которого волосы встали дыбом.
— Там кто-то живой! — воскликнула я.
— Если не хочешь стать такой же, как Прокопьевна, надо валить! — сказал Дима, не останавливаясь.
— Но, Дима… Вдруг мы можем помочь!
Я не хотела… не могла бросить человека, который нуждался в помощи.
— Тех, кто не посинел я отправила по домам, — сказала Маратовна. — Вы с Димой последние, кто остался.
— А кто же там кричит?
— Не знаю. И не хочу выяснять. Ей вряд ли чем-то поможешь. Надо идти. И лучше держаться вместе.
— Есть босс! — отсалютовал Дима.
С тяжестью на душе я вышла из здания вслед за коллегами.
Крики за нашими спинами смолкли.
Рычание — нет.