Страница 27 из 75
Потомок самураев, являющийся по совместительству отцом Шу, акробатическим трюком закончил подниматься на ноги. Почти.
Выброшенный Шу родовой артефакт, направленный в полёт многострадальным ботинком блондина, траекторией полёта пересёкся с брюками Норимацу-старшего.
С той их частью, где левая нога соединяется с правой.
— Ой! — Ржевский с силой впечатал ладонь в лицо даже до того, как железо ударило японца в очень деликатное место. — Случайно попал!
Второй рукой он непроизвольно схватился за собственный пах.
Японец упал на колени, согнулся в три погибели, прижал левую руку к ушибленному месту, а ногтями правой бессильно заскрёб по полу.
— И захочешь, не прицелишься, — блондин озадаченно потёр затылок, стоя над поверженным родителем партнёрши по бизнесу.
Через секунду он спохватился:
— Ух! Шу, прости! Это же батя твой! Я правда нечаянно!
— Пойдёмте, — японка сама подхватила его под руку и увлекла вперёд. — У Шу Норимацу больше нет отца.
Мадине было что сказать, но, скользнув по мозгам Нозоми и её супруга, менталистка промолчала: появление якудза именно в этот период случайностью не было.
Дядя действовал не по собственному почину. Оба брата всё время находились на связи (и между собой, и с Ивасаки), первый просто быстрее успел домой.
Якудза в дом провёл бы и отец — если бы прибыл раньше.
Шу в тёмную разыгрывали тоже оба.
Как только менталистка увидела чужие планы в собственный адрес, её человеколюбие мгновенно испарилось вслед за гуманизмом.
— Шу, не жалей о родителях, — хмуро бросила Наджиб, нагоняя товарищей в коридоре. — Вечером поясню, — пообещала она в ответ на молчаливый вопрос во взгляде. — Сейчас сама в шоке. Страшно, успокоиться хочу.
БАХ! БАХ! БАХ! Из дальнего крыла большого дома донеслись ритмичные звуки, словно кто-то тарабанил в двери тяжёлым.
— Асато и Юки⁈ — Ржевский замер, как скала.
Шу дёрнуло инерцией назад, поскольку она держалась за него рукой.
Мадина налетела на спину попечителя, больно прикусив кончик языка.
— Откройте! Сволочи! — донеслось из противоположного крыла.
— Надо их выпустить! — Дмитрий решительно требовал, глядя на партнёршу по бизнесу.
— Всё равно мы с тобой девственницы и бесполезный в его хозяйстве груз, — с ангельским выражением лица выдала Мадина японке (неожиданно для себя самой).
А про себя подумала: юмор — та защитная реакция психики, которая в подобные моменты помогает сохранить разум. Даже если этот юмор — чёрный.
Ржевский перед нужной дверью выхватил ключи из рук Шу и открыл замки чуть ли не быстрее, чем менталистка скользнула по ним взглядом.
— Хренасе, энтузиазм. — Наджиб начала оправляться после удара японским техно.
Даже вернулся сарказм.
— Как вы? Они вас насильно заперли⁈ — лицо попечителя излучало глубочайшую тревогу вперемешку с неподдельной заботой.
Он старательно ощупал Юки и Асато, не обращая внимания на заявления, что те не пострадали.
— Их тоже обманули. — Плюнув на загоревшиеся нездоровым огнём глаза опекуна, Мадина сейчас общалась только с сестрой по несчастью. С Шу. — Их отец завёл обеих сюда и закрыл, чтобы не путались под ногами. Сами они были против, твой дядя даже ударил Асато по лицу.
— У меня больше нет дяди, — спокойно напомнила младшая Норимацу.
— Расскажи⁈ — кузины потребовали подробностей.
Из офиса-дома семьи Норимацу они вышли через минуту и впятером. Минута ушла на поиск целой рубахи для Ржевского.
Асато после всего помрачнела и механически переставляла ноги: случившееся было ей неприятно, смиряться не хотелось.
Она старательно искала некий выход, которого не находила.
Юки, коротко поцеловав Ржевского в губы, таким образом по-своему подвела итог услышанному:
— Ты мой герой!
Сейчас она держала блондина под руку, а он восторженно косился на её правую грудь, то и дело скользящую по его трицепсу.
Мадина могла бы сказать вслух, что единственной мыслью Юки сейчас был предстоящий вечером поход в статусное место. Но, во-первых, она не планировала широко демонстрировать контроль чужого ментала.
Во-вторых, восторженное и бесшабашное лицо опекуна прозрачно намекало: ни к каким логическим аргументам он сейчас не прислушается.
Запрещённые стволы, все три, Ржевский непостижимым образом разместил за ремнём штанов так, что снаружи и видно не было.
— Сейчас к Барсуковым заскочим на минутку, — вальяжно просвещал он восхищённую им же японку. — Вы внизу подождёте. Потом деньги поменять — и в СТОЛИЦУ, — потомок гусара небрежно похлопал по карману штанов, в котором лежала четверть тысячи золотом.
Его добрый и ласковый взгляд елеем проникал, казалось, в каждую пору Юки.
Улучив момент, на перекрёстке опекун тихо спросил на языке Залива:
— Мадина, а эта хоть не девственница?
Наджиб коротко стрельнула ему под нос кукишем, оставляя вопрос без прямого ответа.